Лёшка бежал, задыхаясь от холодного осеннего ветра, бьющего прямо в лицо. Иногда он спотыкался и падал, больно ударяясь коленками об асфальт и раздирая в кровь руки. За спиной, где-то в пустых переулках, давно стихли грозные крики отчима, но Лёшка всё бежал и бежал, не оглядываясь, размазывая слезы по грязным щекам.
Уже в сумерках он оказался на городской окраине, застроенной старыми деревянными дачами и современными красивыми коттеджами. Петляя по узким улицам, Лешка наконец нашел нужный дом. Он отдышался, вытер рукавом заплаканное лицо и открыл калитку.
Калитка громко скрипнула, и в ту же секунду навстречу Лёшке с хриплым лаем выскочил рыжий лохматый пес. Но, узнав мальчика, пёс дружелюбно завилял хвостом и принялся вертеться вокруг, скуля и подпрыгивая.
— Буран, Буранчик, ты ж мой хороший! Соскучился, да? Соскучился! – ласково приговаривал Лёшка, поглаживая пса по голове.
Тут дверь в дом отворилась, и на крыльцо вышел старик в высоких валенках и наброшенной на плечи старенькой телогрейке. Разглядев в полумраке Лешкину худощавую фигурку, он улыбнулся и приветливо произнес:
- Эге, да это ты, Алёша, а я уж подумал, чужой кто. А ты чего лаешь, рыжий дурень? Посажу тебя на цепь, будешь знать!
Старик погрозил Бурану пальцем, но Лешка вступился за мохнатого друга:
— Не ругай его, дедушка Егор, просто темно почти, вот он меня и не признал!
— Ладно, так и быть, пусть бегает, - добродушно согласился старик, - ну, чего стоишь? Проходи в дом, зябко ведь, чай не лето на дворе!
В доме у деда было тепло, пахло свежим хлебом, гречневой кашей и чуть-чуть дымком. В печи, рассыпая искры, уютно потрескивали дрова. Лешка разулся, снял куртку и примостился на низенькой скамеечке возле печки, протянув к ней озябшие руки.
— Давай-ка, садись, трапезничать с тобой будем, - позвал старик и поставил на стол чугунок с горячей гречневой кашей, ароматные говяжьи котлеты и тарелочку с ломтями домашнего хлеба.
Усевшись на старый деревянный табурет, выкрашенный синей краской, Лешка, ничего не евший со вчерашнего дня, за обе щёки с удовольствием уплетал нехитрую дедову стряпню.
— А теперь – десерт! – торжественно объявил дед Егор и водрузил на стол миску с горячими душистыми оладьями, вазочку с вишневым вареньем и налил мальчику крепчайшего чаю из старенького подкопченного чайника.
— Вкусно? – ласково улыбаясь в седые усы, спросил старик.
— Угу! Очень! – проговорил Лешка, слизывая растекавшееся по пальцам варенье.
— Ну ешь, ешь…
После ужина дед хозяйничал на кухне, искоса поглядывая на Лешку, который сидел теперь за столом у окна, уставившись неподвижным взглядом в самую темноту октябрьской ночи. Старик давно заметил ссадину на Лешкином лице и синяк на шее, который мальчик все время старательно прикрывал воротом рубахи, каждый раз морщась от боли.
Старик сел напротив и, прищурив один глаз, спросил:
— Это отчим тебя так? Опять?
Лешка молча кивнул.
— За что?
— Ни за что. Деньги пропил, а матери сказал, будто я украл. Я возразил, и вот…- Лешка ткнул пальцем в ссадину на лице.
— Дай-ка посмотрю, может, помогу чем.
— Не надо, - насупился Лёшка, - само пройдет.
— Ты мне это брось! Ишь, герой выискался! «Само!» — хмуро произнес дед, ушел в соседнюю комнату и пару минут спустя вернулся с маленькой прозрачной баночкой в руках, наполненной какой-то жидко-зеленой массой.
— А ну, иди сюда! Сейчас помажем, боль-то и пройдет. На травах мазь, одна польза…
Дед усадил упирающегося Лешку перед собой и стал втирать пахучую массу в кожу. Лешка ойкал, стонал и морщился, но дед был неумолим. Наконец неприятная процедура была закончена.
— Оставайся-ка ты у меня ночевать, а? Поздно уже в город топать, - предложил дед, - я тебе в маленькой комнате постелю. Останешься?
И Лешка остался. Ему совсем не хотелось возвращаться домой, в их неуютную, полупустую и грязную квартиру, выслушивать упреки вечно недовольной матери... Но больше всего мальчик не хотел встретиться с отчимом, которого он боялся и ненавидел одновременно.
Лешка знал, что тот непременно побьет его, и ни одна живая душа за него не заступится. Даже мать не смела прекословить мужу, предпочитая делать вид, что ничего особенного не происходит. Он никак не мог понять, что она нашла в этом Фёдоре, грубом, жестоком, пьющем мужике?
Мать мыла по вечерам подъезды в двух соседних домах, а он нигде не работал, целыми днями пропадая в дешевых забегаловках с такими же пьющими дружками, растрачивая заработанные ею деньги. А когда тратить было нечего, он появлялся дома и начинал, по его собственным словам, «воспитывать сопляка», то есть его, Лешку.
Все воспитание заключалось в длинных бессвязных нотациях, которые Лешка должен был слушать, непременно стоя с покорно опущенной головой. Но стоило мальчику сказать хоть слово, как в ответ прилетала мощная оплеуха, а то и удар кулаком. В один из таких дней Лешка и познакомился с дедом Егором.
Это было в начале лета. Фёдор, мучаясь от похмелья, велел Лешке сбегать в ближайший ларек за пивом. Продавщица ларька, Наталья, приходилась Фёдору двоюродной сестрой, и там всегда можно было взять в долг чего-нибудь горячительного.
Наталью не смущало, что за алкоголем для Фёдора иногда приходил Лешка. Она только высовывала голову из окошка, проверяя, нет ли других покупателей, и молча вручала пакет, в котором позвякивало спасительное для отчима зелье. Было, правда, у Натальи и одно «золотое» правило: не давать Фёдору в долг больше двух бутылок в месяц.
В тот день Лешка, как обычно, сбегал в ларек и, уже поднимаясь на свой этаж, нечаянно споткнулся на лестнице. Пакет выпал у него из рук, бутылки разбились, и пенная жидкость потекла по ступенькам. Лешка с ужасом смотрел на растекавшиеся у его ног лужи. Уходя из дома, он оставил дверь приоткрытой, и на звук бьющегося стекла на площадку выскочил отчим.
Лешка бросился бежать, но поскользнулся и упал. Федор схватил его за шиворот и отвесил мощный удар в живот, потом выволок на крыльцо подъезда и замахнулся, чтобы ударить по лицу, но его остановил возмущенный старческий голос.
продолжение: