СКАЗОЧНАЯ ПОВЕСТЬ
НАЧАЛО ЗДЕСЬ
ГЛАВА 15. ЗАНИМАТЕЛЬНОЕ САМОПОЗНАНИЕ
Насчет самогонки адмирал пока не определился. А вот вставать ему решительно не хотелось. Да, пожалуй, это было просто невозможно. Хозяйка контральто вникла в ситуацию, и чуни быстро утопали куда-то прочь, потом притопали назад. Перед носом адмирала появилась женская рука со сравнительно чистыми ногтями, держащая стакан с какой-то вонючей желтоватой мутью.
— За папашу, — произнесло контральто.
Адмирал не стал спорить, нетвердой рукой взял стакан и залпом его опрокинул. Гм... а на вкус оказалось не хуже, чем бренди. В смысле — не более отвратительно. Впрочем, адмирал всегда полагал, что ничего отвратительнее бренди быть не может. Что касается действия, то оно было в высшей степени благотворно. Появились силы, прояснился разум — возникло понимание, что валяться на грязной ветоши перед дамой недостойно. Не ловко, не молодцевато, но как-то адмирал поднялся и окинул свою спасительницу взглядом. Donna m’apparve, вспомнилась ему бессмертная строка Данте. И donna действительно изумляла — адмирал еще не видел человеческого существа, облик которого столь полно выражал бы идею наглости. Нагло лоснящиеся губы на кирпично-красной роже, нагло сбитая на затылок вульгарно-цветастая косынка, нагло увесистые — как булыжник в руке — груди, распирающие давно не стиранную кофточку с плебейски пышным рюшем, зад, нагло — как пьяный купчик первого встречного — отодвигающий непонятно куда юбку...
— Куда путь держишь, не спрашиваю, — произнесли лоснящиеся губы. — Потому, что это и так ясно. А откуда?
— Из Омска, — ответил адмирал и, поскольку учтивость требовала представиться, заодно и представился. — Адмирал Колчак.
Язык алее кумача облизал толстые губы.
— Адмиралов у меня еще не было. Давай, раздевайся, проходи.
В прихожей каждого приличного дома должно висеть зеркало. Дом был приличный? Приличный. Зеркало, стало быть, висело. В роскошной раме ценного дерева (какого именно нельзя было сказать из-за пыли), запыленное и измазанное еще какой-то дрянью настолько, что решительно ничего нельзя было в нем разглядеть. А показаться — показаться может, где угодно. Можно просто на стену посмотреть, и на стене покажется. Но показалось именно в зеркале. На мгновение муть как будто сложилась в картину: бальная зала, тяжелая праздничность люстр, какой-то мерзкий, самовлюбленный хлыщ (адмирал всегда презирал таких) вальсирует с нелепо одетой дамой — что-то вроде маркизы де Помпадур в представлении рязанской попадьи... но картинка вызывала и беспокойство... хлыщ касался странно знакомым. А кого странно знакомого можно увидеть в зеркале? «Зеркало Эрлика?» вспомнилось адмиралу. «Неужели я настольно пошл по сути своей?» Что-то во всем этом было... затягивало.
— Ну пошли, пошли, смотри, сколько я наготовила, — ласково проговорила дама. Адмирал проследовал за ней в просторную комнату, по сути, зал с длинным столом на двенадцать персон. Стол был уставлен шампанским!
— Видал? — с гордостью проговорила дама.
— Это вы наготовили? У вас тут что, виноградники?
Дама заржала.
— Ох и смешной ты!
Ну да, приглядевшись, адмирал понял, что в бутылках было вовсе не шампанское, а как раз та самая дрянь, которую даме вполне под силу было «готовить». Аккуратно залитая в бутылки, аккуратно обернутая назад серебряной фольгой.
— Традиции дома, — внушительно произнесла дама. — Терпеть не могу затрапезности.
На практически целых фарфоровых тарелках разложена была печеная картошка, в фарфоровой супнице плавали соленые огурцы, пристойно и скромно примостился на свежайшей скатерти холщовый кулек с солью. Все это освещали аж три керосиновых лампы!
— Да вы как ждали меня! — вырвалось у адмирала.
— Я гостей всегда жду. Всегда при параде. Однако нонче одного тебя хватит. Метель подыму, чтобы другие не лезли.
— Вы и метели поднимаете?
— Бабка научила. Это просто. — Хозяйка стащила с ближайшей бутылки фольгу и, проговорив «Не я пью — вьюга-метелица пьет», отпила из горла.
— Ох, закручусь-заверчусь я по полю, пьяная! — проорала она. И действительно — еще за стол они не успели усесться, как за окнами уже завыло, засвистело, замахали белые рукава...
— Как же раньше метель вызывали, когда спирта не было? — проснулся в адмирале этнограф.
— Не знаю. Мухоморы, наверно, жрали. Ну давай — за твои успехи!
Она снова отхлебнула — теперь уже от себя — из горла, протянула бутылку адмиралу. Адмирал выпил. Горлышко бутылки еще хранило вкус ее губ... голова закружилась, адмирал люто набросился на еду, ел быстро, жадно, часто запивал, мелькали какие-то образы в голове... как будто он набрасывается на что-то еще... неужели на эти сияющие от соленых огурцов и самогонки губы? «Какое-то безобразие, скотство», подумал адмирал, обхватывая рукой хозяйкину талию. Резко (как будто затвор щелкнул) рука адмирала привлекла хозяйку к... адмиралу. А к кому ж еще? Сияющие губы смеялись. «Отставить смешочки», пробормотал адмирал пошлейшую унтер-офицерскую фразу и... закусил удила. Нет — закусил ее губы. Они были сладкие, соленые, волшебные... правая рука адмирала внезапно почувствовала острый интерес к тому, а что там под юбкой... Это было откровенное самоуправство, но все развивалось слишком быстро... в штабе стыдливо задули свечи... а потом был деревянный пол. Какие-то узоры древесины — прямо перед глазами. Но дело было не в них. Это был отвлекающий маневр. Основное происходило в другом месте. Оттуда шли сводки бесстыдно триумфального характера. Фейерверк приближался...
А потом адмирал смотрел уже в потолок. Он был высокий, далекий, блаженный... «Предал ли я Анну?» промелькнула мысль. И дело было не в самом факте. Такие факты в военное время не значили ровным счетом ничего. Тут дело было в ощущениях, которые парадоксальным и постыдным образом оказались намного сильнее.
— Как звать-то тебя? — спросил адмирал.
Хозяйка негромко рассмеялась.
— Аль заинтересовала я тебя? С чего бы это? Аней зови, если хочешь мне сделать приятное.
Адмирал поморщился, и это не ускользнуло от внимания Ани... черт, тут другое, другое имя должно было быть... но как-то вот не получилось другого. Мало ли в России Ань?
— Не хочешь — не называй. Зачем тогда спрашивал?
— Не сердись, Аня, — сказал адмирал тихо и чуть ли не с нежностью, совершенно чудовищной, конечно, в этих обстоятельствах.
Аня погладила его по щеке.
— Нравишься ты мне. Никого у меня, кроме тебя, не было.
— По-моему, ты врешь.
Аня опять рассмеялась.
— Ну, адмиралов-то точно не было. А я и не знала, что остальные не в счет.
Что-то было в ее тоне, что заставило адмирала вспомнить, зачем он здесь, собственно говоря, находится.
— Все не в счет? — быстро спросил он.
Аня красноречиво помедлила, отвечая.
— Все... кроме святых.
— Но святые же были?
— Были и не были. Это не так, как с тобой.
Дурацкого мужского любопытства, конечно, не должно было быть у деятеля такого ранга, как Верховный правитель России, и его, собственно, и не было, но вопрос все-таки прозвучал:
— А в чем же разница?
— Ты обо мне думал.
— Ну допустим, — нехотя признал адмирал. — А святые что же?
— А святой думает обо всех.
Что-то показалось очень интересным адмиралу в этих словах. Прямо относящимся к цели его путешествия.
— Не слышал я про таких святых, которые бабам юбки задирают.
— Это не имеет значения, — ответила Аня.
— А что имеет?
— То, что я сказала.
— Значит, ты его знаешь. Конечно — не можешь не знать. Стряпала ему, белье стирала — верно?
— И это тоже.
— Послушай, Аня, — адмирал схватил ее за плечо, притиснул к себе. — Мне нужно с ним встретиться. Можешь помочь?
— Что, совсем твои дела плохи?
— Можно и так сказать.
— Ну... нравится это мне или не нравится, для таких, как ты, я тут и нахожусь.
Но тут же, увидев промелькнувшую по лицу адмирала тень, Аня вкусно поцеловала его и уточнила: — В этом случае — нравится.
— Да мне тоже нравится, — проныл Верховный правитель России. — Я только хочу, чтобы всем жизнь нравилась... я же правитель...
— У, мусюсик, — еще раз вкусно (вкуснейше!) поцеловала его Аня. — Хорошие слова говоришь. Барышням очинно такое нравится. Но. — Внезапно лицо ее изменилось, стало строгим и... каким-то образованным, что ли? — Есть строгий регламент для встреч с бароном. Совершенно безумный. Барон безумен, и регламент такой же. Ты готов?
А адмирал уже срывал чуню с ароматной ножки нашей феи. И осыпал ножку поцелуями.
— Конечно, готов, Анечка. Какие славные пальчики! — Этой фразы он, собственно, членораздельно не произнес, поскольку там уже шло сплошное «мур-мур» и покусывание. Аня жмурилась от удовольствия.
— Для начала неплохо, — отметила она наконец.
— Начала чего? — уточнил адмирал.
— Ломки шаблонов.
— Мы и такие слова знаем?
— Да это его слова. Начштаба, полковник Ивановский, бывало, испишет бумаги листов двадцать, а он просмотрит, скомкает да и бросит в печку. «Все это занятно, полковник. Но пора ломать шаблоны».
— Подействовало? — с живейшим любопытством спросил адмирал.
— Ну как сказать? Бумаги стал изводить меньше. Но ты, милёнок, не о том думаешь. Ивановскому рай уже обеспечен.
— ????
— Да что тут непонятного? Все, кого дедушка может терпеть, будут в раю. А терпеть он может всех.
— Тогда в чем мои трудности?
Аня смачно поцеловала адмирала в лоб, покусала за ухо...
— Да ни в чем, милёнок. Просто если ты от кого-то чего-то хочешь, научись говорить на его языке.
ПРОДОЛЖЕНИЕ