Было Вовке Манину тогда пятнадцать лет.
Пошла однажды зимой деревенская молодежь в соседнее село на танцы, и Вовка решил из любопытства со всеми сходить. Только там подростку быстро наскучило, и он, не дожидаясь всей компании, отправился домой один.
Идти-то всего три километра. Правда, подмораживать начало изрядно, а одет и обут парнишка был довольно легко. Стал он поторапливаться, чтобы совсем не замерзнуть, а потом и вовсе побежал.
Бежит, значит, - вот и деревня началась, но Вовка уже и ног не чует и весь вот-вот окоченеет. До его дома еще с километр, через всю деревню бежать. Сообразил он завернуть в дом своей родной тетки, тети Нюры. Забежал в дом, у тетки несколько старушек, старичок один за столом сидят: на посиделки собрались. Ни слова не говоря, скинул Вовка курточку, ботинки, шапку и на печку скорей, прижался к теплым кирпичам и понял, что жизнь еще не закончилась.
- Вов! - весело крикнул из-за стола старичок, дядя Федор. – Либо в село на танцы ходил? Да, плохо нынче девки греют парней. Похоже, чуть не окочурился хлопчик.
Тетя Нюра подошла, заглянула на печку:
- Налить стаканчик винца для сугреву? Чтоб не заболел?
- Тетя Нюра! Не люблю я эту отраву. У меня потом голова сильно болит. Чаю мне горячего с вареньем принеси.
Два стакана чаю выпил.
Внизу старички тоже угощались. Дед Федор предложил:
- Давайте, подружки, выпьем. Памятный день у меня сегодня – в этот день меня в первый раз ранило.
- А меня ни разу за всю войну даже не поцарапало, – сказала моя тетя, тоже участница войны, - но с удовольствием, Федор, поддержу тебя.
- А интересно, что раньше, в старину, у нас пили?
- Царскую водку.
- Ну, ты, Петровна, сказала, - возразил дед Федор. – Царская водка – это яд, кислота, ее только для науки использовали. Пили простую водку, настойки, брагу. Но не очень увлекались: на Руси пьянство и пьяных не любили. Вот, девоньки, случай вам один расскажу.
В селе, куда Вовка на танцы ходил… Вов, ты живой там?
- Живой и слушаю тебя внимательно.
- Знаете, в селе церковь стояла. И всех, кто помирал, в эту церковь привозили на отпевание. Привозили с вечера. Покойника заносили в холодный придел и оставляли на ночь. Так вот, церковный сторож ночью заходил в этот придел и проверял, все ли там в порядке.
- А что там могло случиться? – усмехнулась моя тетя. – Покойники разбегутся?
- Угадала! – с воодушевлением воскликнул рассказчик. – В старину такое случалось. Прямо в церкви покойник оживал. Вот тут-то и нужен был сторож.
- Зачем? – почти хором крикнули старушки.
- Не поверите! Но этот сторож обязан был ожившего покойника так хлестнуть железной кочергой, чтобы тот теперь уж окончательно упокоился навсегда.
- Ой, брешешь, Федор!
- Господи, спаси и помилуй!
- Не вру! Честное слово! Было такое поверье: если покойник оживет в церкви, то в самое ближайшее время местный батюшка умрет в страшных муках, и весь его род будет проклят на десять поколений вперед.
Слушайте дальше. Привезли однажды зимой в церковь покойника, известного при жизни пьяницу Митяя.
- Дядя Федя съел медведя, - подал голос Вовка с печки. - Значит, пьяницы все-таки и раньше были?
- А ты Вовка-морковка, если перебьешь меня, мы тебя опять на мороз выставим.
Выпивал Митяй. В этот раз то ли отключился, то ли обмер, в сон летаргический впал, но очнулся в гробу, уже в церкви, ночью. «Где это я, что со мной?» - подумал Митяй и вдруг все понял и больше того, услышал, как сторож возится с запорами - сейчас зайдет в церковь. И тогда, знал мужик, что не выпустят его живым из церкви, не положено отпускать. Выскользнул «покойник» из гроба и бесшумно нырнул под стол у дверей.
Сторож Пантелей, здоровый мужик, но с одной покалеченной рукой, он из солдат, много лет прослужил, зашел в храм и пошел покойника проведать, а Митяй шмыг за дверь и деру из церкви. Домой по дороге рванул.
Сторож с кочергой за ним:
- Стой, упырь! Вернись на место! Не велено!
Стал Пантелей догонять Митяя: тот ведь несколько дней не ел, не пил, ослабел совсем. Добежали они до березовой рощи, из последних сил бывший покойник залез на дерево, а Пантелей под деревом стоит:
- Слазь, оборотень! Все равно зашибу!
И тут на лошади в санях сам молодой священник подъехал: он в деревню ездил старушку соборовать.
- Что тут, Пантелеюшка?
- Да вот, батюшка, беда! Упырь на дерево залез, из гроба Митяй убежал.
- Эх, невежество наше! Темнота! Димитрий! Слезай с дерева! Никто тебя не тронет. Не упырь ты, раз сам Господь тебя к жизни возвернул.
А Митяй и слезть с дерева не может: уже совсем задубел. Кое-как разжал он руки и свалился мешком в рыхлый снег.
Батюшка с Пантелеем отнесли его в сани, укутали тулупом и отвезли в дом священника. Там уже и напоили-накормили, гусиным жиром померзшие места смазали. Потом только семье объявили о воскресении Митяя из мертвых.
- Дядя Федя, наверно, Митяй потом от вина совсем отказался? – спросил Вовка рассказчика.
- Вряд ли. Но в церкви ни одну службу не пропускал, а уж батюшке рад был в чем угодно услужить.
- А тебя, дядя Федя, как ранило-то?
- Тут ничего интересного нет. Послали меня за почтой. Уже возвращался с письмами - и раз пуля в плечо, как будто тот Пантелей кочергой ударил. Упал, лежу в снегу и понимаю: или кровью истеку, или замерзну насмерть. А рядом со мной цвирк, цвирк, еще две пули. Снайпер со мной играет, балуется. Из леса стрелял. Что делать? Встал я, достал письма из сумки, показал немчуре, мол, письма несу, рукой ему приветливо помахал, поклонился даже, как бы спасибо сказал, что не убил, - и пошел к себе по дороге. Больше по мне никто не стрелял. Вы, девоньки, как хотите, а я выпью на посошок. Пора уже и расходиться. Вов, ты как, согрелся?
Вовка уже спал.
(Щеглов Владимир, Николаева Эльвира)