Тем более, в голову читателя неискушенного, не только в рулетку никогда не игравшего, но и рулетки никогда не видевшего? Разве только в кино.
Мысль первая: только живой и непосредственный интерес мог вдохновить автора, уже прославленного своими «человековедческими» изысканиями, на такое проникновенное и волнующее описание простого в сущности процесса. Когда я читал о первой игре бабушки, привезенной в казино в коляске, у меня, кажется, даже пульс участился, и я понял, что и внутри меня сидит азартный игрок, и именно азартный игрок в рулетку, когда не надо долго думать и взвешивать, а просто – поставил и тут же результат. Хотя до этого времени ни в какие азартные игры кроме преферанса не играл и никогда более стоимости бутылки коньяка не проигрывал. Разумеется, и не выигрывал.
Мысль вторая: «Игрок» все-таки совершенно особый роман для г-на Достоевского; все его содержание, в отличие от иных произведений того же автора, наполнено событиями, поступками и диалогами действующих лиц, а не бесконечными внутренними монологами, иллюстрирующими душевные терзания героев. Читать его, особенно на контрасте с другими произведениями, необыкновенно приятно и увлекательно.
Мысль третья: настоящий игрок, конечно, бабушка, Антонида Васильевна, просадившая в рулетку более ста тысяч рублей в три дня (что это означает в пересчете на наши деньги не могу сказать, но, думаю, то была сумма гигантская), игравшая до той поры, пока не вышла вся наличность, так что пришлось занимать на обратную дорогу в Москву. Конечно, Алексей, от лица которого и ведется повествование, тоже игрок, он и кончил как игрок, но бабушка… С каким свежим и молодым чувством, забыв про свои семьдесят с лишком лет, про свои недуги, про свои «лишенные употребления», по забавному выражению г-на Достоевского в другом каком-то произведении, кажется, в «Двойнике», ноги, бросилась она в объятия греха – в игру!
Мысль четвертая: какие тяжелые и странные отношения связывают «игрока» Алексея с Полиной. И ведь иначе, как любовными, их не назовешь. Для Полины любить означает мучить и мучиться. Положим, помучить любимого человека иногда бывает даже приятно, но в легкой форме. С тем исключительно, чтобы, помучив, опять слиться в объятиях, но уже с обновленным чувством. У Полины же это мучительство приобретает прямо трагический характер. Вы можете сказать, что Алексей сам виноват, что он сам сделал себя какой-то тряпкой, или «рабом» по его собственному выражению. Очевидно, для него любить означает быть мучимым.
Мысль пятая: но ведь и Полина замучила себя любовью к французу Де-Грие так, что заболела. Сначала влюбилась в пустейшего и непорядочного человека, позабыв о своем уме и осторожности, сделалась его любовницей, затем, убедившись вполне в его качествах, возненавидела его (не себя, любимую), и, когда он ее оставил, узнав, что она бесприданница, и вообще исчез из поля зрения, она, вопреки здравому смыслу, не вздохнула с облегчением, а разволновалась чуть не до помрачения ума.
Мысль пятая: затем она переключилась на Алексея, полностью завербовала его себе в рабы, и, когда он, повинуясь ей, выиграл для нее кучу денег, возненавидела и его за то, что он, как ей показалось, слишком увлекся рулеткой и позабыл про нее, любимую. После чего, проведя все-таки ночь с рабом, возненавидела, наконец, и себя, бросила в лицо рабу выигранные им и для нее деньги, и сама бросилась бежать куда глаза глядят и оказалась каким-то случайным образом у англичанина, мистера Астлея. Между прочим, порядочного и состоятельного человека, влюбленного к тому же в Полину (что для нее секретом не являлось). Деньги ей были нужны неотложно, чтобы вернуть какой-то непонятный долг сгинувшему французу.
Между строк: Федор Михайлович вообще весьма нелестно отозвался в романе о русских барышнях, которые бывают милы, нежны, чувствительны, образованны, то есть вышивают крестиком, музицируют и говорят по-французски, нередко красивы, но при том по-детски падки на блестящую обертку, в которую тщательно упакован всякий французский «жантильом и порядочный человек». Когда же при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что внутри обертки содержится не сладкая карамель, а горькая или, в лучшем случае, совершенно безвкусная пилюля, не у всякой достает честности признать, что она сама себя одурачила.
С этого места перестаю считать свои мысли, ибо нет им счета.
Забавно, что через год и восемь месяцев после изложенных событий Алексей, сделавшись к тому времени записным игроком, то есть человеком, игравшим во всех казино, расположенных на берегах Рейна и окрест, проигравшимся дотла, побывавшим и в долговой тюрьме, и в лакеях, и живущим одной только мыслью: раздобыть несколько денег, сыграть и неминуемо разбогатеть, встретил нечаянно мистера Астлея. И этот мистер Астлей сообщил игроку, что Полина по сию пору лечится от неведомой болезни в Швейцарии, что любила она именно его, Алексея, и, если она вдруг умрет, то виноват будет Алексей, и, возможно, любовь эта не иссякла и по сей день (к глубокому разочарованию мистера Астлея, принявшего на себя покровительство над Полиной и ее семьей).
Из непонятных соображений мистер Астлей снабдил игрока небольшой суммой денег (десять луидоров), сказав, что дал бы и тысячу фунтов, если бы не был уверен, что эта сумма будет проиграна. Как будто десять луидоров есть такая сумма, которую в силу каких-то особых ее свойств невозможно проиграть. После чего Астлей и Алексей обнялись и расстались. Астлей поехал к Полине в Швейцарию, а Алексей отправился в казино с луидорами в кармане и с твердым предчувствием, что сейчас он по-настоящему крупно выиграет, после чего обернется порядочным и успешным человеком и предстанет таковым перед Полиной.
И ведь не глупый человек: какую убедительную теорию он вывел с тем, чтобы убедить самого себя в том, что в игре нет ничего грязного и низкого, а, напротив, желание быстро и легко обогатиться является самым естественным и понятным человеческим желанием. Найти компромисс с собственной совестью было не трудно, а вот обыграть рулетку… И пример бабушки ничему не научил. Но у той-то после проигрыша ста тысяч остались еще два дома и три деревни, а у нашего игрока в конечном счете – ничего. Кроме надежды отыграться на последний гульден. Отыграться как следует, а потом уже бросить.
Забыл сообщить, что в карьере Алексея был еще и Париж, куда он отправился по приглашению и в сопровождении мадемуазель Бланш, и где был прокучен в два месяца при активном участии мадемуазель весь колоссальный выигрыш, брошенный в свое время Алексеем к ногам Полины и ею отвергнутый.
Право, каким-то геном саморазрушения любит награждать своих героев Федор Михайлович. Зачем Полина мечется между тремя мужчинами, из которых один ее использует, а двое ее, по-видимому, любят; зачем она тяжело заболевает вместо того, чтобы просто сделать выбор; зачем бабушка на старости лет проигрывает почти все свое состояние; зачем Алексей нагромождает столько несообразностей в своей жизни и, в конечном счете, разрушает ее; зачем немолодой генерал влюбляется в мадемуазель Бланш, девушку с пониженной социальной ответственностью, и растрачивает на нее не только свое состояние, но и состояние своих детей; зачем генерал, не в силах перенести разлуки с мадемуазель, отправляется за ней в Париж, забыв о детях, и зачем, наконец, он там умирает… Нет ответа!
Любопытно читать едкие замечания Ф.М. касательно характерных национальных черт французов и поляков, последних он иначе, как «полячкИ» не называет. Объективности ради добавлю, что русский национальный характер у гения отечественной словесности вышел также малопривлекательным. Светлое пятно – это англичанин, мистер Астлей. Но нас не проведешь, мы-то теперь хорошо узнали, что такое англичане. Оказывается, все наши беды от них. Мы в них, наших бедах, слава Богу, не виноваты.
Особенному гонению подвергает Федор Михайлович французскую нацию, в основном сильную ее половину, хотя, на примере мадемуазель Бланш, не щадит и слабую, противопоставляя французское скопидомство русскому раздолбайству. Утешением для нас может служить мысль Федора Михайловича, что наше раздолбайство является следствием большой одаренности нашей же широкой натуры.
Утешение, надо сказать, слабое. Да и одаренность русская за прошедшее с тех пор время как-то повыветрилась. Или сильно видоизменилась. Видимо, англичанка нагадила.
