– И что же ты делал в Минске? – спросила она, в упор глядя на сына.
– Откуда ты знаешь? – побелел юноша.
– Ты же сам позвонил, разве нет? Однако быстро добрался обратно.
– Я не звонил… – парень взглянул на меня в поисках спасения. – То есть звонил… Мама, это была девочка.
– Что?
Мы, взрослые, одновременно посмотрели на юнца.
– Я путешествовал с девочкой.
– С какой девочкой? – поднялась она, готовая к бою.
– С Юлей… Я же говорю, мы в лагере с ней познакомились, – тараторил маленький нахал.
– Что это значит? – поглядела на меня королева наших сердец.
– Я думал, это друг, – поднял я обе ладони, предупреждая о своей непричастности.
Малец сверкнул на меня как на предателя.
– Ты отпустил его по стране с незнакомым человеком? В учебное время?
– Он уверял, что едет на соревнования. И потом я узнал, что нет.
Парень в бешенстве метал в меня искры.
– Что это за девочка? – требовала Наташа. – Кто её родители?
– Мама, не думай ничего плохого, она… мы… Ничего такого, мама!
Он надеялся, я стану его выгораживать. Но я сжал зубы: мне было интересно, как он выкручивается.
– Мы поцеловались всего два раза, – он думал, что этим успокоит мать.
Она ударила его по щеке. Потом снова.
– Кто эта девочка, я тебя спрашиваю?!
– Она знает немецкий! – выпалил сосунок в свою защиту.
От такого неуместного оправдания у Наташи застыла рука, которую она занесла для новой оплеухи.
– А Эрвин – он вообще первый раз целовался в тринадцать лет. Правда? Ты же говорил! Ну, скажи ей! А мне почти пятнадцать. Я, что, хуже, что ли?
Пользуясь растерянностью матери, мелкий ткнулся ей в щёку и вылетел из комнаты.
– Мама, я в ванную!
Она устало смотрела на фотографию, на которую пялился Герхардт. Они были очень похожи. До сих пор. Тот же темперамент. Те же ужимки. Те же вещи, привлекающие взгляд.
– В холодильнике курица, я разогрею, – и я собрался это осуществить.
Я услышал, что она ушла. Из ванной в клубах пара показался возмутитель спокойствия, активно вытираясь. Почуяв приятный запах, он с удовольствием пронаблюдал, как я жарю. У него совсем не было совести. Я оказался плохим воспитателем.
– Ты ей не сказал? – он с надеждой глядел на меня.
Наташа пришла поздно вечером. Я делал записи, зарывшись в бумагах, младший читал в тихом углу. Мы насторожились. Она что-то поела на кухне. Приняла душ. Я думал, она проведёт ночь в зале, ведь она обиделась на меня. Но она легла в нашей спальне.
– Мам, прости, – над ней стоял, обняв книжку, мелкий.
Если честно, я не ожидал, что он способен на такое. Думал, что всё окончательно потеряно.
– Я хочу спать, – говорила она, отвернувшись.
Сын какое-то время помялся, повторил «прости» и на цыпочках вышел. Я закончил статью около часа ночи и лёг. Я понял, что она не спит. Прислушался, думая, что она плачет. Наташа не плакала. Я понимал: надо что-то сказать, но за весь день не нашёл ни одного вразумительного слова.
Я тоже не спал уже больше суток. Дежурство, а потом её уход и отсутствие целый день… Эрвина в школе весь день распекали.
Она повернулась, и я уже нашёл для неё какие-то слова. Она жадно меня поцеловала:
– Ты совсем меня забыл, верно? Я не нужна тебе, скажи скорее? Не нужна, правда?
Она не отпускала меня, совершенно обалдевшего. С ней я давно понял, что совсем не знаю женщин, хотя всегда был убеждён в обратном. Можно было ожидать чего угодно, но не страстных объятий, будто ничего не случилось, будто всё в одну минуту было ею забыто.
Как только малый ушёл в школу, я тоже должен был уйти следом, но Наташа повисла на мне, покрывая моё лицо поцелуями, и я чувствовал себя двадцатилетним женихом, который никак не насытится юной невестой.
Она вскружила мне голову, чтобы все неприятности этих дней были забыты мной, чтобы самой всё дальше и дальше отдаляться от ослепительной новости, которую ей сообщили в театре: «Тебя искал иностранный мужчина по имени Бройт».
Я узнал об этом только спустя пять лет в Берлине.
***
В течение этих лет Герхардт звонил сыну, когда его мать отсутствовала, и подолгу разговаривал с ним. Я слушал эти сладкие «Папа, папа» и только переживал, не щёлкнет ли предательски дверной замок, не вернётся ли она раньше времени. Но этого не происходило: Эрвин всегда сообщал отцу, когда у Наташи следующие гастроли, и таким образом продолжалось их общение.
Я был виноват перед Бестией. Я сам остановил мелкого в тот вечер, когда явился Бройт. Я сам начал этот обман.
Я не знал, что однажды он позвонит в наше отсутствие. Наташа взяла трубку.
– Соединяем с Берлином, – прохрипела телефонистка, и на том конце повисло молчание.
Бройт ждал, как они условились с мелким, что первым говорит сын. Так было безопасней. Так было всегда.
Молчание длилось полминуты.
– Герхардт, это ты? – спросил женский голос.
Она слышала его дыхание.
Он жадно проживал этот голос сейчас, в эту короткую минуту, вцепившись в телефон.
– Герхардт?
Он услышал, как нежно прозвучало его имя во второй раз, – и положил трубку.
Больше он так не ошибался.
Продолжение читайте здесь: https://dzen.ru/a/ZNqYzZkQtSkh8BYd?share_to=link
А здесь - начало этой истории: https://dzen.ru/a/ZH-J488nY3oN7g4s?share_to=link
Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!