Глава 1. Приговоренные (продолжение)
Перед глазами неотвязно мелькали лица испуганных людей, то истошно кричащих, исступленно разыскивающих в толпе своих близких, то апатично выполнявших приказы в полной прострации и покорности чьей-то злой сильной воле. Их гнали несколько дней, постоянно подталкивая, избивая, а конвоиры одинаково впадали в ярость и готовы были сдернуть с плеча винтовку как при малейшей попытке уползти, отойти, отбежать в сторону, так и при виде упавших обессилевших, не способных к быстрой ходьбе узников.
В эти дни Никас отчаянно боялся потерять в этой толпе жену и детей. И потерял! Он буквально остолбенел от острого горя, когда младшая дочь упала, а жена, бросившись за ней, исчезла под ногами безучастной толпы, равнодушно поглотившей их. Люди тупо шли, не обращая внимание на тех, кто выпадал из их рядов. Этот же людской водоворот в своем движении внезапно соединил их вновь, буквально вытолкнув, швырнув навстречу друг к другу. При виде почерневшего лица жены Никас едва смог начать дышать, пересилив острую боль в сердце. Да сколько раз его сердце едва не останавливалось в эти дни, стоило ли считать.
Обхватив жену и детей, создав своим телом и руками некое убежище, Никас, вне себя от переживаемого их обретения, лихорадочно думал, как не потерять их вновь. Он привязал к себе детей чем только возможно, а жену пришлось примотать к руке за ее длинные косы, которые давно растрепались и тащились за Иванной едва не до земли, больше было нечем.
После нескольких недолгих остановок в пути, когда испуганные и оголодавшие люди едва успевали перевести дух, рухнув там же, где заставал приказ об отдыхе, ночь в заброшенном амбаре стала вожделенной и спасительной передышкой. Вконец исстрадавшиеся измученные люди спали тяжким сном, амбар полнился их стонами, хрипами, храпом, всхлипами.
Ранним утром с лязгом был повернут ключ в старом заржавленном замке, и конвоиры внесли в амбар несколько ведер с водой. Люди бросились к этим вёдрам, едва не озверев от мучительной жажды последних дней. Поняв, что к ведрам не пробиться и что воду зачерпнуть нечем, Иванна сумела смочить платок, на коленях прошмыгнув к пролитым лужицам. Она бережно донесла мокрую ткань и обтерла потрескавшиеся иссохшие губы детей. Один из военных, от которого не укрылись мучения Иванны, сторожко оглянувшись, скрытно сунул ей в руки искореженную кружку, которая и стала для них настоящим спасением.
Как объяснить поступок военного? Пожалел ли он детей, Иванну ли в ее материнских страданиях, как знать. Возможно, причина была в жалости, какой-то доброте, еще теплившихся в этом человеке - конвоире, надзирателе, несмотря на постоянно строго сомкнутые брови, всегда суровый взгляд и твердые, казалось, железные челюсти. А может ни о каком сострадании и милосердии в этих условиях не стоило и мысли допускать, но случилось так, как случилось. К тому же с этого дня он постоянно держал в поле зрения их семью, вернее будет сказать, Иванну. Да, она и раньше неизбежно привлекала к себе внимание, но чтобы здесь, в этих обстоятельствах, когда страх и ужас стали действительностью. Да уж… Сулило ли такое внимание что-то хорошее, скорее, напротив.