Начало истории здесь.
– Тебе ли не знать, что так не поступают? Но объясни почему? Молчишь? Это бесчеловечно, почему я ничего не знала, я ведь ждала, почему за столько лет ты ни разу не сообщил мне, что остался жив?
Татьяна Сергеевна произносила эти слова яростно, они жгли ее сердце, а Павел смотрел на нее с такой болью, что ей хотелось кричать еще громче.
Он ждал, когда она выговорится.
От их неожиданной встречи прошло уже добрых 40 минут. Когда Татьяна Сергеевна узнала в местном враче Павла, она резко повернулась к экскурсоводу и заявила, что остается здесь.
– Простите, а с вами что случилось? Вам тоже плохо? – начал было он.
– Это вас не касается, – резко заявила Татьяна Сергеевна (в минуты сильного душевного потрясения в ней просыпалась какая-то невероятная сила и безапелляционность). Видимо Игорь Семенович это понял, он хотел задать ей еще пару вопросов, но не решился.
Та самая женщина, почувствующая недомогание, вышла из здания больницы и села в микроавтобус, другие пассажиры загудели: было понятно, что они хотят продолжить экскурсию.
Игорь Семенович попробовал еще раз пригласить в салон Татьяну Сергеевну, но увидев, какими глазами она смотрит на него, сунул ей визитку с номером телефона, заметил, что будет на связи, может забрать ее на обратном пути, и велел водителю ехать.
Так они с Павлом остались вдвоем.
Он первый пришел в себя, предложив Татьяне пройти в его кабинет.
И здесь она дала волю гневу. Странно, но даже слезы не текли у нее из глаз, она просто бесконечно говорила, а он молчал.
Наконец, когда поток ее эмоций немного угас, Павел, присев на стул, заметил:
– Танечка, пусть это смешно, но я рад тебя видеть. Даже не думал, что так обрадуюсь. А вот оно как. Эх, молодость. Хорошее было время. А я ведь с тех пор и в Питере ни разу не был. Но разве можно уехать от такой красоты! Здесь все живое, а там все каменное.
Татьяна посмотрела на бывшего жениха и вдруг поняла, как сильно он постарел. Неужели она тоже так выглядит? Вот, жизнь! Серой мышью ты промелькнула! Казалось бы, впереди столько лет, а посмотришь и остается всего ничего.
– Я понимаю: виноват перед тобой. Хотел, когда к своим вернулся, написать, но потом. Ты пойми. Сначала я плен попал, но мне повезло, б0евики знали, что я врач, сразу приказали мне лечить своих, я лечил. Они меня кормили, даже пленным нашим разрешали помогать немного. Сторожили, правда, пуще других, боялись, что сбегу. Много там всего было, обо всем не расскажешь. Но я о тебе постоянно думал, о родителях. Как-то и выжил. Меня даже один полевой командир хотел выкупить для себя за 1000 долларов, но это ладно. Не стоит об этом.
Павел вздохнул.
– А потом, – продолжил он, – я уходил вместе с б0евиками, они тогда рейд на Дагестан задумали, вот и врач им был нужен. И тут мина, как вз0рвалась, не помню, погиб человек, который впереди меня шел, а я лежу на земле, ничего не соображаю, кровь, конечно, идет вовсю.
Татьяна слушала внимательно.
– Они меня бросить хотели, зачем им умирающий? Но потом решили попробовать подлечить, до одного села в Дагестане донесли, а тут их засада ждала. В общем, наши ребята меня нашли, да куда деть? Отдали пока местным. Вот женщины из дагестанского ополчения меня и выходили. Только потом я уже в госпиталь попал.
– Ногу повредило? – спросила Татьяна.
Павел поморщился.
– Самый удар в пах пришелся, ногу тоже. Конечно, тяжко все это. Но жить нужно. Я когда в госпитале уже пришел в себя окончательно, родителям написал, но тебе строго-настрого приказал ничего не говорить, что выжил. Ну зачем я тебе такой? Ведь инвалид. А ты молодая, красивая, горячая, ведь ты замужем? И дети, наверное, тоже есть?
Татьяна кивнула, говорить о муже и сыне с Павлом ей не хотелось. Впрочем, она поняла, что он стремился ей сказать, и это понимание обдало ее горечью. Да, если так, он имел право попросить родителей ничего не говорить ей.
– А ты не женился? – спросила она его, предугадывая ответ на свой вопрос.
Павел покачал головой.
– Я потом решил здесь остаться. Эти люди меня спасли, с ними мне и жить. И здесь хорошо. Знаешь, местные – они другие. Как эти горы что ли. Сильные, гордые, крепкие, в Аллаха своего верят. Такие не предадут. Танечка, а ты как?
– А я, Паша, хорошо. Директор школы. Строгий, хуже, чем ты думаешь. Боятся меня как огня.
– Да, – с улыбкой заметил Павел, – я всегда знал, что далеко пойдешь. Только, что боятся, не верю. Тебя любить и уважать нужно, а не бояться.
И он улыбнулся как-то тихо, как в юности улыбался, поглаживая ее по голове. И от этой улыбки Татьяне вдруг стало удивительно спокойно на душе, как будто не было этих долгих лет разлуки, не было боли, а они по-прежнему молоды и полны надежд на будущее.
И все-таки хорошо, что Павел остался жив, что он может смотреть на эту красоту, помогать людям, что он не озлобился, не спился, не сломался. Хорошо!
И она замолчала, понимая, что главное словами и не передашь.
Вечером ее отвез в санаторий в Пятигорск на своей машине один из знакомых Павла. Он всю дорогу рассказывал, что их врач – золото, а не человек, что дочь его спас, матери (пока та была жива) помогал, годы ее продлил, что весь Дагестан его знает, и лечиться приезжают сюда люди даже из дальних сел.
А деньги за дорогу брать отказался, мол, не ради денег старался, для хорошего человека.
И Татьяна Сергеевна поняла и предлагать больше не стала.
Она вообще вернулась совсем другая, не понимая до конца, к чему приведет ее эта перемена. Оставшиеся дни отдыха провела в глубокой задумчивости, вроде как и с людьми, но на самом деле наедине с собой. Гуляла по парку, думала о Павле, муже, сыне, учениках, коллегах. Вспоминала, что сделала неправильно, где проявила чрезмерную требовательность, понимала, что недодала мужу и сыну такой важной для них любви и внимания, корила себя. Ее отхватала волна сильнейшего душевного переживания, будто прежняя строгая и требовательная Татьяна Сергеевна исчезла, а на ее место вернулась та легкая и веселая Танечка, которую любил ее Павел.
Все дни она проходила в своем светлом простом платье, к ярким вызывающим нарядам даже не прикоснулась. И уезжая домой в Питер, оставила их в номере. Может быть, кому и пригодятся, а нет - пусть выбрасывают, потому что ей это все уже не нужно.
Она вернулась в свою квартиру поздним вечером, подошла к мужу, обняла его и пообещала, что в оставшиеся дни отпуска постарается навести уют в их доме.
– Ты уже, наверное, забыл, как я тебе суп варила, а я хочу сварить борщ. Ты как не против?
Олег удивился такому предложению, но на суп согласился с удовольствием.
И Татьяна целый день готовила на кухне: варила бульон, резала овощи, ощущая радость просто оттого, что делает принятое близкому человеку.