В соседнем дачном доме живет Сеня. Если вы представили себе какого-нибудь Семена Семеныча, то сразу забудьте. Сеня – это собака. Тут же упрежу еще один возможный стереотип восприятия. Дело в том, что Сеня - собака женского рода. По кинологической терминологии - сука. Но это по кинологической. Если вы не возражаете, я назову её сучкой.
Маленький, рыжий, мечущийся шарик, под которым мельтешат коротенькие ножки – такая она, Сеня. Каждого человека и собаку определяет их главное качество. Главное в Сене – её ответственность. В штат охраны дома соседки её никто не зачислял. Сеню можно назвать дружинницей. Она сама, добровольно возложила на себя важную функцию не пропускать мимо дома никого, не облаяв, и неукоснительно ее исполняет. Не то что Халк. Правда, с этим Халком вы можете не знакомиться, он здесь проходное лицо. Просто это ещё одна персона из постоянного собачьего поголовья соседского дома.
И вновь вынужден вас предупредить. Если, исходя из клички, вы ждете волкодава, то зря. Насколько понимаю, Халк принадлежит к породе под названием «той». Лично для себя я бы отнес этого маленького и тщедушного песика к разряду «сам по себе». О людях ведь так говорят? Что ж, если перенести данное определение на собак, Халк - наглядный собачий вариант упомянутого типажа. Да, он может иногда присоединиться к подруге и поддержать ее в традиционном, собачьем. Но своей обязанностью это не считает и часто способен найти для себя занятие получше. О Халке добавлю лишь одно: в главном собачьем деле, лае, он большого блеска не показывает. Как, впрочем, не показывает и маленького. Это не лай, а кашель какой-то…
Итак, возвращаюсь я на днях из похода в лес. Сеня, понятное дело, тут как тут. Однако, если ей невозможно не лаять, то и я не могу пройти мимо, не поговорив. В понимании собачьего языка я не самый большой дока, и речь Сени мне кажется однообразной. В пику её примитиву я приправляю разговор известной изысканностью и вескими доводами.
- Эх, Сеня, Сеня, а как же быть с принципами добрососедства?
- Гав-гав-гав!
- Сеня, мы с твоей хозяйкой в хороших отношениях. Своим поведением ты подрываешь основы взаимопонимания и позоришь её передо мной.
- Гав-гав-гав!
- Слушай, тебе бы поучиться у профессионалов. В частности – у Черныша. Я имею в виду его отношение к делу.
- Гав-гав-гав!
Про Черныша я не случайно. Надеялся, что внутрисобачья молва донесла до Сени легенды об этом неординарном персонаже. Где там! Sic transit gloria mundi.
С Чернышом мы познакомились в девяностые годы, завернув с большой автотрассы в Рыльск. Собственно, в этот старинный русский город мы ехали не для знакомства с замечательной собакой. Тогда Черныш не был знаменит даже среди нас, тем более – среди широкой общественности. И даже – прогрессивной.
После длительной поездки по Крыму, возвращаясь домой через Белгород – Курск, мы сочли удобным воспользоваться удачным шансом навестить своих старых рыльских друзей. Там и состоялось наше знакомство с Чернышом - в самый первый момент въезда во двор их старинного, доставшегося по наследству купеческого дома. Следуя неизменной традиции своих предков и привычному укладу жизни маленького городка, мой друг тогда держал во дворе цепного пса. Впрочем, понятие «цепной пес» точно так же может сбить вас с панталыку, как и кличка Халк, приложенная к здешней дачной собачке.
Не воображайте себе брызжущего слюной громадного и злого пса. Черныш был обычной дворнягой средних размеров, лающим основательно и старательно, но при этом не пугавшим даже моих малолетних детей. Я думаю, мой друг не удосужился завести кого поосновательнее из свойственных ему благодушия и лени. Да, наверняка, и за отсутствием видимой надобности.
И вот во дворе царит большой переполох, связанный с нежданным приездом питерской семьи. Между делом мною достаются из заднего и верхнего багажников машины то одна, то другая нужная вещи - все же мы заехали не на один день. Вся эта суматоха сопровождается и дополняется безостановочным лаем Черныша.
Наконец, вся компания, кроме, конечно, черного стража дома, покидает двор. Лай, по неписаным собачьим законам, прекращается. Спустя какое-то время я спохватываюсь, что не взял из машины что-то из нужного. Выхожу во двор, копаюсь в большой куче барахла, взятой для почти месячной поездки, рассчитанной на палаточный отдых. Черныш всё это время молчит. «Чувствует своего. Выделяет меня из всей наехавшей орды», - самодовольно думаю я.
И тут открывается дверь. Во двор выходит мой друг. Видели бы вы, каким самозабвенным лаем в мою сторону тотчас же залился Черныш! Остановить его не было никакой возможности. Я онемел от изумления и восхищения и не преминул выразить свои чувства хозяину собаки. В ответ на мои панегирики Паша лишь долго и громко смеялся. Но смех его не был лишен гордости за подведомственного пса, проявившего завидную адекватность в тактике поведения. Законной гордости, добавил бы я.
Как часто мы сокрушаемся, что плохо знаем свою историю. Но похоже, что собаки знают собственную, собачью, даже хуже нас. Это объясняется их более коротким сроком жизни и отсутствием у них письменной и визуально-художественной традиции. Жаль. Однако не бывает худа без добра: у них не существует дутых авторитетов из прошлого. И все же обидно, что Сеня ничего не знает о Черныше.
Между тем, наш диалог продолжается. На всё мое человеческое, а в переводе – «гуманное», Сеня отвечает одним и тем же «гав-гав». И тут я ловлю себя на осознании действенности сениной тактики. Победить суждено не мне с моими разглагольствованиями в русле узко-человеческого восприятия окружающего мира. Сеня отсюда ни в жизнь не уйдет, сколько бы я с ней ни беседовал. Поле словесной брани покину я.
Осознать это помогает услужливо подсунутый памятью случай из давнего времени моей работы в качестве директора по логистике. Тогда получилось так, что для перевозки своего товара в Петербург испанская фирма наняла французского водителя. День прибытия его фуры в наш город был ужасно дождливым. Француз запутался со знаками для грузовиков в незнакомом, чужом и большом городе (никаких навигаторов тогда не существовало), нервничал и совершил наезд на один невзрачный местный грузовичок.
Начала «взаимодействия» между русским и французским водителями лично я не наблюдал. Но как бы то ни было, в один прекрасный момент они каким-то образом сумели совместно добраться до нашего предприятия. Шофер с пострадавшей машины выглядел совсем не примечательным, очень заурядным русским мужичком. Сухощавый, возрастом ближе к тридцати, чем к сорока, волосы паклей, одет по-водительски, глаза небольшие, смотрящие остренько и несколько из засады. Француз – наоборот, человек за сороковник, крупной комплекции, внешности весьма представительной и голоса весьма густого.
Выясняется, что француз не говорит ни по-русски, ни по-испански, ни по-английски. Вообще – только по-французски. Увы, в начинающемся между ними разбирательстве переводчиком приходится выступать мне. Почему «увы»? Дело в том, что вторым языком в университете у меня был французский. Практиковать его мне долгое время никак не приходилось, и я в разных анкетах благоразумно, если это только было возможно, даже опускал его упоминание в качестве изученных и «владеемых».
И вот идет разборка. Француз с самого начала выбрал неверную тактику. Не раскусил своего визави и вел разговор в гибельную для себя сторону. Он пространно описывал свои сложности, давил на гуманность. Наш его не перебивал. Выслушав перевод, он отвечал: «Гони бабки!».
При очевидной краткости фразы она оказывалась для меня намного сложнее высказываемого французом. Честно признаю: не дано было мне передать сжатую энергию золотых слов, и я прибегал к описательным, околовращающимся языковым средствам.
Итак, продолжение их диалога. Француз – о долгой дороге, о погоде, о незнакомом городе. Наш – «Гони бабки!».
Француз – о тяжелой доле подневольного водителя-дальнобойщика. Наш – «Гони бабки!». Француз – о высоких налогах в Евросоюзе, о борьбе пролетариата за лучшее будущее. Наш – «Гони бабки!».
Итог вы и сами можете предугадать. Отдал гость нашего города, отдал как миленький заработанные своим трудом и потом личные западные денежки. Очевидно, что связываться с рассказанной мной законной процедурой оформления ДТП ему показалось себе дороже.
И вот провожу я очевидную для меня логическую линию: от Сени – к питерскому водителю девяностых годов прошлого века, от этого водителя – к президенту России века нынешнего. И думаю: последнему тоже удастся настоять на своем? Хотя бы на время оставшихся ему лет жизни?
ДО НАСТУПЛЕНИЯ 2030 ГОДА ОСТАЕТСЯ 2335 ДНЕЙ (ПОЧЕМУ Я ВЕДУ ЭТОТ ОТСЧЕТ, СМ. В "ЧЕГО НАМ НЕ ХВАТАЛО ДЛЯ РЫВКА")