И как это объясняют одними и теми же аргументами. Моральная оценка роли личности в истории вообще странная штука. Особенно в документальных фильмах, которые дают нам готовые красочные образы.
В одной из нетленок Млечина про Сталина говорится определённо. Правил против страны, тиранил, тысячи бессудных казней, имел прав на "престол" меньше других. Оценка - плохой, палач России. Реальность, конечно, была чуть сложнее (писал об этом здесь и здесь). Но аргументы мы запомним.
В бибисишном фильме про Вильгельма Завоевателя говорится тоже прямо. Завоевал непокорную страну, тиранил, гасил восстания, резал людей ни за что. Оценка - один из лучших правителей Англии, основатель страны. Да, без нормандского завоевания англичане скорее были бы полуголландцами-полунорвежцами. Но почему такие разные выводы из одних и тех же аргументов?
Объяснение лежит, как ни странно, вне плоскости фактов и цифр. Казни казнями не соизмерить, значимость значимостью не бьётся. Техническая сторона факта вообще не имеет исторической и моральной коннотации. Как писал Антонио Лабриола, "история есть дело рук человека, поскольку последний может изобретать и совершенствовать свои орудия труда, а затем, с помощью этих последних, создавать ту искусственную среду, разнообразные влияния которой отражаются потом на нём самом". История как дисциплина - тоже дело рук человека, следовательно, написание истории влияет на дела и мысли людей.
Мы смотрим на то как, кем, когда и для чего набор фактов превращается в цельный нарратив. Причём различие образов не свидетельствует о т.н. переписывании истории. Переписывание идёт если автор вторгается в сами факты, изобретает их (привет учебнику Мединского). А уж трактовка зависит от социально-экономического и общественно-политического смысла нарратива.
Как это конкретно может объяснить историческую оценку Сталина и Вильгельма? Первое: нарратив тесно идёт об руку с теорией исторической памяти. Её классики (М. Хальбвакс, Я. и А. Ассманы, А.И. Миллер) вывели относительно работающее правило, что исторический образ живет в сознании людей примерно три поколения (90 лет, хотя может и больше при актуализации). Пока он живёт, то оценки исторического действия поляризируются. Поэтому казни Сталина воспринимаются куда острее, нежели казни Вильгельма.
Второе: как раз на рубеже трёх поколений образ становится "уходящим прошлым". И здесь образ обычно переходит в сильную общественную потребность. Потребность эта конструируется и направляется. Существуют институты, прямо говорящие как надо вспоминать историю (польский и украинский Институты национальной памяти, РВИО Мединского). Созданный образ, например о плохом Сталине, на излёте жизни становится оружием. Причём использовать его может не одна сторона. С Вильгельмом сделать такое сложнее, ибо образ в головах мёртв.
Третье: соотношение автора и исторического деятеля. Причём не просто "чья семья, чья нация" и "пролетариат или буржуазия". "Своим" он должен быть для автора в плане структурном. Бессудные казни Вильгельма как-то легче оцениваются, если вы сами относитесь к институту британской монархии. Она ведь связана с Вильгельмом. Поэтому он и "основатель". А для условного Млечина Сталин - не из его структуры. Он не может быть положительно понятым по определению. Он не свой. Советский проект - наш, левых, но не Млечина. Этот критерий при оценки роли личности мы часто упускаем.
Так что ничего нет удивительного в применении одних и тех же аргументов к образам Сталиных и Вильгельмов. И про это надо говорить. Беспристрастность состоит не в отстраненном перечислении фактов, а в прямой позиции по отношению к объекту и субъекту.
____________________________________________________________________________________
Благодарю вас за внимание! Также канал можно читать в Телеграме.
Желающие могут добровольно и посильно поддержать "Историка на полставочки" - 2200 2404 1720 4357