- Я ее боюсь, Тат… Она похожа на волчицу - знаешь, такую - юную, хищную, безжалостную. Вроде, такая красивая, ангел просто, а как будто вот-вот клыки покажет. И в горло вцепится.
Татта слегка вздернула уголки полных губ, но улыбка не получилась, так - странная гримаса. Она плеснула в бокалы немного вина, быстро и ловко закрутила желтый, дышащий слезой сыр в тончайший, как лепесток лаваш, сунула в получившуюся трубочку пару колотых и почищенных орехов, тоненько нарезала инжир.
- Больше ничего нет, Вареничка. Не ждала я тебя, соскучилась страшно. Поверить не могу, что ты завтра уедешь навсегда. Вот - не могу поверить!
Джемма пригубила вино, кинула в рот пластинку инжира, куснула лаваш. Ее не покидало ощущение ирреальности происходящего, это ощущение мучило, и вино показалось спасением. Оно чуть затуманило голову, приостановило скачущие, как зайцы мысли, остудило горящие мозги. Татта тоже потягивала вино, чуть-чуть, еле касаясь губами краешка бокала, она смотрела куда-то мимо подруги в сторону окна.
- Знаешь, что говорят? Что им по двести лет. А, может и больше. Что Матери какое-то средство принимают, и они бессмертны… Я не верю, конечно, но чем черт не шутит. Великая - точно что-то принимает, она вообще не меняется, только молодеет. Кстати, не болтай!
Джемма допила бокал, налила себе еще немного, повернулась к Татте, поймала ее взгляд, прошептала
- Ты видела здесь таких странных людей? Высоких, широкоплечих, совсем не похожих на нас? Ты ведь вхожа везде, знаешь больше. Здесь такие появлялись?
Татта вздрогнула, ляпнула бокалом о стол так, что взвизгнула, чуть не лопнув ножка, зашипела
- Что ты несешь, Вареник? Какие еще широкоплечие? Ты кошмар, что ли увидела? Или вино в голову шибануло?
Джемма удивилась - Татта никогда не была грубой с ней, хотя она видела пару раз ее такой, правда издалека
- Не знаю, Татуш. Может, показалось. Не знаю.
-А я знаю! Нет здесь никаких высоких. Все одинаковые, не неси ерунды. И, знаешь… Пока ты здесь, не говори никому об этом, я тебе советую. Ты и так наделала дел.
Джемма уходила от Татты с тяжелым сердцем. Да еще она перед самым уходом подруги вдруг бросилась к ней, обняла, плотно прижавшись тугим полным телом, всхлипнула.
- Прощай, Вареничка. Не увидимся больше с тобой, прощай… Ты мне пиши. Здесь переходные иногда передают записочки своим, Матери знают, похоже, но смотрят сквозь пальцы. Хотя, думаю, они знают, от кого можно передавать, а от кого нет.
Джемма гладила подругу по крутой спине, и чувство, что ее жизнь, как ручеек, путь, которому перегородил упавший камень, остановилась, замерев, и потекла дальше, прокладывая себе новое русло…
…
- Ты пойдешь с переходной, которая поведет вновь родившихся на ту сторону. Ее зовут Бэлла, она и станет твоим Учителем. Эта высокая роль, переходные гордятся ею, это означает, что их уровень - высший. А ты, детка, слушайся ее во всем, тебе станет проще, а там это нужно. Господи, маленькая моя, зачем тебе был нужен этот закат?
Румия была похожа на грустную черную птицу, ее длинный нос как будто клевал густой воздух этой теплой, последней для Джеммы ночи дома. Она молча слушала Мать, и думала, что она любила ее. Никого не любила, даже Татта не была ей так близка, как эта странная печальная женщина. Джемма прижалась лицом к худым, острым коленям Матери, помолчала, потом подняла лицо, попыталась поймать ее взгляд
- Не надо было меня спасать, мама. Мы же таких, как я утилизируем. А ты спасла…
- Ты крошкой была, настоящая Дюймовочка, нежная, воздушная, невесомая. Разве я бы могла тебя убить? А генный материал оказался поврежден, впрочем так всегда рождаются переходные.
Румия помолчала, вытерла слезы, встала.
- И не только они… Все! Тебе пора. Видишь, нахлынула волна влажного аромата? Это Рассвет.
…
Небольшая вереница девушек, одинаковых, как кегли - стройных, высоких, белокурых выстроилась перед воротами, которые еще были закрыты. Закат еще не вошел в полную силу, впрочем здесь, за огромной каменной непроницаемой стеной его было и не видно, но аромат свежести и цветов уже щекотал ноздри. От девушек тоже пахло цветами, и у Джеммы было ощущение, что она в каком-то радужном сне, сказочном и тревожащем. Она стояла у ворот, держалась, как маленькая за холодную, костлявую руку Румии, и изо всех сил старалась справится с дрожью внутри.
- Мама, почему они одинаковые, как куклы? Их специально подобрали, у нас же вновь родившиеся разные, я то уж знаю. И рыжие есть, и брюнетки. А эти все, как выцвели.
- Заказ такой, Джемма. Впрочем, ты пока в эти дебри не лезь. Рано. Вон, смотри, Бэлла!
Вдоль ряда блондинок шла женщина. Она была огромной и неуклюжей, не толстая, а какая-то мощная, плотная, сбитая. Ростом на голову выше тоже не маленьких блондинок, она производила просто устрашающее впечатление, и Джемма аж присела от неожиданности. Но у Бэллы оказалось на удивление доброе, полное лицо, румяные щеки, на которых при улыбке мягких, немного бесформенных губ, играли ямочки, и небольшие неясного цвета глаза, добрые и ласковые. Румия отняла руку, коснулась поцелуем макушки Джеммы и подтолкнула ее вперед.
- Иди. Пора…