Небольшое попурри одного дня жизни судоводителя в море.
08:05. Будучи старпомом, сменяюсь с вахты после нервной ночи. Открываю дверь ходового мостика, хочу спуститься по трапу в кают-компанию и позавтракать перед утренним сном. Не успеваю ступить на первую ступеньку, ведущую к роскошной трапезе, как поскальзываюсь и лечу кубарем до следующей палубы.
Поднимаюсь в недоумении, даже не поняв, что произошло.
Передо мной кадет с ведром воды и шваброй.
Интересуюсь:
— И что ты тут делаешь?
Он наивно отвечает:
— Мою трап, чтобы был утром чистый.
Пришлось перейти к лёгким угрозам:
— А ты знаешь, что будет, когда капитан поскользнётся и полетит вверх тормашками по трапу?
Тот молчит, прикидываясь валенком… Правда, я его стратегию давно понял. Он специально моет трап перед тем, как капитан с утра придёт на мостик. Надо же показать рвение!
08:10. Не успев опомниться от произошедшего, встречаю на шестой палубе радиста, крадущегося в радиорубку.
Увидев меня, он прошелестел:
— С добрым утречком, уважаемый!
Слово «уважаемый» было обычным в его лексиконе. Так что я не удивился.
— Куда путь держишь, Морзянка? — Сам уже вижу, что он слегка не уверен.
— Работы много. Плыву дела приводить в порядок.
Ну, то, что он плывёт, а не идёт, я сразу заметил… Он действительно плавно обтекал переборку.
— Ну, тогда удачи. Семь футов под килем! — вырвалось из моих уст.
Радист осторожно оглянулся. Потом, посмотрев на меня, тихо сказал:
— Заходи в гости в радиорубку. Есть нечто ценное!
Ценным он называл содержимое левого внутреннего кармана. Рядом с сердцем всегда хранится небольшой сосуд животворящей жидкости. Носил он её с собой всегда. А чтобы незаметно поддерживать здоровье, из флакончика выведена специальная трубочка, которая хитро проходила под воротником рубашки. Всё это, конечно, предназначалось для того, чтобы не увидел капитан…
В общем, пришлось вежливо отказаться от приглашения радиста. Я, конечно, не ханжа, но подобные вольности на борту судна считаю плохой затеей. Почему? Потому что экипаж должен всё-таки брать положительный пример с командиров.
08:15. Прихожу в кают-компанию. Выясняется, что буфетчицы опять нет. Подать мне кофе и завтрак некому, хотя, конечно, всё приготовлено и всегда ждёт меня. Но время завтрака прошло, и дневальная, которая его подавала, тоже успела уйти по делам (об этом немножко позже). Я уже заведомо знаю, что буфетчица опять задержалась с уборкой в каюте капитана. И при этом она почему-то постоянно жалуется, что давно меня не видела.
Её задумчивые высказывания, со слов капитана:
— Может, старпом Сергей списался с судна или мы его потеряли, так как он во время шторма выпал за борт?
Капитан каждый раз намекает мне, что надо показаться на глаза буфетчице, а то она ему спать не даёт.
Правда, я на неё не сержусь. Привык всё делать сам.
08:30. Позавтракав, иду в каюту, чтобы залечь спать. Но не тут-то было. Только начал принимать душ, как дверь неожиданно открывается. И я вижу наивно-удивлённые глаза дневальной, далеко даже не бальзаковского возраста, но которая успела уже быстрым и томным взглядом оценить мои достоинства с ног до головы. Выглядит она явно не как уборщица, а как гостья, приглашённая на званый ужин: глаза ярко накрашены, брови подведены, да и наряд довольно откровенный, что вызывает определённые сомнения насчёт цели её визита. Видимо, после завтрака, накрытия столов и раздачи пищи ей удалось забежать в каюту, чтобы навести красоту.
Пытаясь прикрыться мочалкой, спрашиваю:
— Вы что-то хотели в моей каюте?
Наигранно смущённая и напористая седовласая Золушка прощебетала:
— Извините за беспокойство. Я тут зашла прибраться… Даже не знаю, как так получилось, что не заметила вашего присутствия…
Хитрая и смешная лгунья. А ситуация в пене с мочалкой в руке комическая получилась.
Криво улыбнувшись, мягко попросил её зайти прибраться в каюте во время моего отсутствия.
Грустная, но не отчаявшаяся в своей очередной неудачной попытке Золушка тихо удалилась, уверенная, что уж в следующий раз она точно получит то, за чем приходила.
Смотря ей вслед, я вдруг даже пожалел её, и на ум пришли строки Пушкина:
Мечты, мечты,
Где ваша сладость?
Где ты, где ты,
Ночная радость?
«Пожалуй, надо наконец завалиться спать, пока ещё кто-нибудь не заглянул на огонёк», — подумал я и, счастливый, упал в койку.
12:30. После обеда стал подниматься на мостик. Но дойти до него удалось не сразу. В это время обычно просыпается доктор (после очередного ночного банкета с капитаном и буфетчицей). Завидев меня издалека, он сразу бросается ко мне в объятья, как будто давно не видел. Со слезами радости на глазах он неизменно спрашивает, почему и куда я так надолго пропал? Ведь ему обязательно нужно проверить моё здоровье!
С доктором мы, конечно, очень дружны. Я уважаю этого весёлого и в то же самое время серьёзного интеллигента из Одессы. Но я уже знаю, к чему он клонит. По специальности он хирург и просто тоскует без практики.
— Сергей! Тебе надо обязательно зайти ко мне. У тебя наверняка что-то болит либо грибок на ногтях ног. Думаю, это надо исправлять, пока не поздно, — настаивает он.
— И как будем это делать?
Доктор, оживившись и вспомнив хирургический опыт, изрёк:
— А я тебе вырежу ногти на ногах.
— Неужели все? — ужасаюсь я, и холодные мурашки сразу предательски пробегают по телу.
Изо всех сил стараюсь оставить их незамеченными.
— Обязательно все! А у тебя ещё что-то болит? Вырежем! — отвечает, улыбаясь, доктор. — Пока в океане, всё заживёт! А ногти потом вырастут как новенькие, — обнадеживающе продолжает он, подмигивая.
На такое я, конечно, согласиться не могу, хотя искренне доверяю Доку как специалисту.
— Давай в следующий раз, — оставляя надежду эскулапу, пытался вырваться из его жаждущих крови рук.
И тут я вспомнил его эксперименты. Ему как-то удалось заманить одного «пациента» и провести долгожданную операцию. Видел потом я механика, который, охая и стоная, уныло ковылял в тапочках на вахту в машинное отделение.
Правда, к удовольствию доктора, я не стал возражать против массажных процедур и иглоукалывания. Что несказанно обрадовало Дока, так как он изучал лечебную акупунктуру, массаж и ароматерапию. Радостно потирая руки, он побежал в каюту готовить иглы, коврики и прочие принадлежности своей экспериментальной лаборатории.
13:00. Наконец поднялся на мостик. Судно идёт на авторулевом, как обычно. Однако справа наперерез нам идёт большой контейнеровоз, быстро сокращая дистанцию. По УКВ слышу отчаянные вызовы. На рулевом мостике никого не нашёл. Штурман пропал. Матрос, видимо, где-то на работе у боцмана. Даже не понял — что происходит?
«Ну, мы прямо как Летучий голландец», — подумал я.
Пришлось спешно связаться по УКВ с датским контейнеровозом, самому встать на ручное управление и принять все меры для расхождения судов. Наконец обнаружил вахтенного офицера. Выяснилось, что у бедолаги проблемы с девушкой. Она неожиданно его бросила. Печально посмотрев на него, я вдруг вспомнил, как в начале рейса он хвастался, что верная подруга чуть ли не ест у него с рук. Зря зарекался.
Ну прямо как песне: «Эй, моряк, ты слишком долго плавал, я тебя успела позабыть…»
Именно поэтому он сидел безвылазно на спутниковом телефоне в штурманской, тратя большие деньги, пытаясь своими постоянными звонками её удержать. Непонятно только как, когда впереди ещё несколько месяцев плавания. Пришлось сделать внушение, что за такие фортели он будет снят с вахт (о списании с судна, конечно, не было речи — грамотный и опытный офицер на мостике на вес золота). Вместо терзаний лучше бы взял выходные, медитировал и выздоровел бы от душевных переживаний. Женщин в мире много, а Мировой океан — один!
13:30. После решения проблемы на мостике мои злоключения не закончились. С камбуза сообщили, что шеф-повар в очередной раз пытается оригинально решить свою вечную проблему. Собрался вешаться. Спускаюсь на камбуз. Застаю его стоящим на столе для разделки мяса, над головой толстая верёвка с петлёй, привязанная за трубу у подволока и дневальную, пытающуюся с ним говорить. Картина была ещё та! Повар на столе в ботинках. Чего-то ждал. Дневальная, вообразив себя Девой Марией, держала его за ноги. Правда, её руки скользили. Она держит его за белые штаны, которые постепенно с него съезжают, и повар остаётся в одних трусах.
Повар, трагически:
— Всё! Я больше так не могу! Я не знаю, как с этим справиться!
Как обычно, выясняется, что повар не способен укладываться в бюджет. (До этого он работал в престижных ресторанах Москвы.) Есть суточная норма питания на человека, которую судовой повар должен соблюдать (норма питания была у нас по тем временам вполне приличная — $15 на человека в сутки, а при общем котле можно питаться припеваючи). Хотя я его отчасти понимаю. Продукты закупались в разных странах на разную валюту: немецкие марки, голландские гульдены, английские фунты стерлингов, французские франки или африканскую валюту. И всё это надо переводить в доллары, чтобы определить нормы питания.
Глядя на повара, вдруг вспоминаю слова доктора:
— Сергей! Ты знаешь, что ты и так довёл повара до нервного срыва. Он уже патологически боится тебя, так как при встрече с тобой и мыслях об ответственности он сразу вспоминает об очередной инспекции камбуза и продуктов.
Смотря на повара с решительными намерениями, в очередной раз подумал: «А ведь в принципе он неплохой парень. Готовит прекрасно. Интеллигентен в общении. Хороший повар не может быть плохим человеком! Вот только опыта для морского кока у него пока маловато».
Не спеша, взвесив все обстоятельства, решил, что парня всё-таки надо спасать, пообещал ему всестороннюю помощь в планировании норм питания.
14:00. Только немного уладил проблему с камбузом, как столкнулся на главной палубе с вахтенным механиком-филиппинцем. Тот сообщил, что принял вахту, когда шли операции с балластом. Причём они начались с девяти утра и до сих пор продолжаются. Куда он уходит, никто не знает.
— А куда мы перекатываем балласт? Может, не откатываем, а принимаем балласт? То-то я смотрю, как мы медленно и верно погружаемся в океан, — отвечаю я.
Шутки механик, видимо, не понял. Он сильно побледнел и, помолясь святой Деве Марии, исчез в машинном отделении.
14:20. Сижу и занимаюсь бумагами в каюте. Вдруг слышу осторожное шуршание, сопровождаемое сопением за дверью каюты. Природу таких звуков я давно изучил. Это тихо скрёбся старый электромеханик, еврей Гад Абрамович (интересные иногда всё-таки бывают имена).
«Ну ведь действительно, как настоящий гад крадётся», — подумал я, смотря в сторону двери, заведомо зная, что услышу.
Тихо постучавшись, в каюту протиснулся Абрамович. Начав издалека, он вдруг вспомнил про 50 центов, которые я ему недодал в прошлом порту. Они ему были нужны позарез и именно сейчас! Проблема с выдачей денег была не нова. При получении в портах денег никто не просил мелочь меньше доллара. Поэтому обычно сумму я округлял в большую или меньшую сторону, до одного доллара. Но всегда находятся недовольные. Таким и был Гад! Простите, Гад Абрамович.
Посмотрев в его печальные глаза, вместившие всю скорбь гонимого народа, я понял, что 45 центов — это именно те деньги, которых ему так не хватает, чтобы выехать на историческую родину в Израиль. Уходя, осторожно закрывая дверь моей каюты, он вспомнил про курс доллара, и теперь он рассчитывает не на 45, а на 48 центов.
16:00. Прихожу на вахту на мостик под песню «Эй, мамбо, мамбо итальяно». Вахтенный матрос зашёл за распоряжениями. Обычно я его отпускаю. Но тут светило расхождение с другим судном. Лень было самому заниматься. Поставил его на ручное управление за штурвал.
Командую:
— Право 10!
Заступивший матрос (закончивший среднюю мореходку) уверенно перекладывает руль на 20, даже не сообщая мне об этом.
Спрашиваю:
— Вы что делаете?
На что он мне невозмутимо отвечает:
— А так будет вернее!
В очередной раз, указав ему на необходимость точного выполнения команд, всё равно понимаю, что это тяжело для восприятия человека, закончившего среднюю мореходку, но всю жизнь плавающего матросом.
16:30. На мостике появились три кадета с пятого курса высшей мореходки.
Радостные, выстроились во фрунт по ранжиру.
Спрашиваю:
— Вы — заступающие на вахту. Что будете делать в первую очередь на мостике?
Ребята оживились и, кто во что горазд, начали предлагать варианты.
Первый кадет (хитрый):
— Поставлю кофе.
Второй кадет (тугодум):
— Пойду к картам смотреть, где находимся.
Третий кадет (продвинутый):
— Брошусь к радару смотреть и ловить цели.
— Молодцы! Орлы! Но, к сожалению, все вы неправы, — заметил я.
Правда, ответ первого кадета мне вполне понравился. Далеко пойдёт. Когда старший на мостике, в первую очередь для него надо поставить кофе, чтобы быстрее продвинуться по служебной лестнице.
Хотя все мы были молодыми и неопытными. У них всё ещё впереди. А надо при заступлении на вахту внимательно визуально осмотреть весь горизонт и оценить обстановку.
20:00. Пришёл на вахту третий штурман. Это был пухленький, крепко сложённый парень небольшого роста, лет тридцати пяти, с откровенно блестящими подобострастными глазами щенка. Весьма добрый и положительный. В прошлом майор морской пехоты, после окончания службы успел поработать где-то на буксирах на Дальнем Востоке. Не знаю, каким образом ему удалось попасть на большой флот, но он это сделал. Рвение весьма похвально.
Первыми его словами при вступлении на наш борт были:
— Я ещё никогда не работал на таких больших теплоходах!
Для него теплоход водоизмещением в 30 000 тонн уже казался громадным.
Но с первого момента меня поразило другое. Он никак не мог понять, почему на греческом судне всё на английском языке. С самого начала он усиленно пытался найти карты или пособия и другие документы на русском языке. Выяснилось, что он даже не знает английского. А адмиралтейские карты Великобритании вообще видит первый раз в жизни. Хотя, скажу откровенно, находясь на мостике, я всегда с юмором смотрел на его настойчивые попытки привыкнуть к обстановке. Глядя на него, я постоянно вспоминал любимый фильм «Семнадцать мгновений весны»:
Штирлиц с состраданием смотрел вслед удаляющемуся пастору Шлагу. «А ведь он совершенно не умеет стоять на лыжах», — подумал Штирлиц.
Так же думал и я, глядя на этого коренастого и старательного морского пехотинца.
21:00. Решил подышать свежим воздухом. Не успев выйти на палубу, услышал противные звуки шотландской волынки. Капитан-наставник Вальтер, немец по происхождению, но поселившийся в Шотландии, в это время обычно выходил на шлюпочную палубу поиграть на волынке. Причём он искренне думал, что его музыка нравится всему экипажу.
21:30. Вновь поднялся на мостик.
Только зашёл в темноте, как сразу понял, что на мостике капитан, по его весёлому голосу:
— Узнаю по запаху сигары! Серж на мостике!
Хитро посмотрев в мою сторону, он подошёл и установил таймер на «аларм» (общесудовая тревога), после чего, попрощавшись, пошёл спать с чувством выполненного долга. Я грустно подумал, что ночь опять будет беспокойная и нервная. Дело в том, что «аларм» предназначен для того, чтобы вахтенный капитан на мостике ночью в безбрежном Океане не расслаблялся. Установив «аларм» на 30 минут, капитан знал, что каждые полчаса я буду думать о тревоге. На мостике было две кнопки квитирования (подтверждения) в разных концах мостика. Если не нажать на одну из них вовремя, то через 30 минут включится сирена на мостике. То есть вы не отвечаете. После этого, если в течение одной-двух минут вы до сих пор этого не сделали, включается тревога по всему судну, которая уже разбудит весь экипаж. Это означает, что судно не под контролем с мостика.
21:50. На мостик снова зашёл грустный старший механик. Долго ходил, высматривая суда в океане.
Ничего не увидев, он начал бегать, нервничая и задавая один и тот же вопрос:
— Ну вот куда мы идём? Куда нас несут черти? Здесь же никто не ходит! Ни одного судна поблизости. Погода всё ухудшается. Мы идём в самый ад! Точно не дойдём!
Не знаю, как насчёт ада, но из Европы мы действительно шли постоянно в штормовой погоде. Правда, это дело обычное. А уж объяснить ему, что мы в данном рейсе идём под непосредственной греческой проводкой, было вообще трудно. В конце концов он с трагическим видом убежал к себе в каюту.
Глядя ему вслед, вспомнил шекспировское:
«Быть или не быть, вот в чём вопрос…»
Дойдём мы или нет, всё равно никто не знает. Хотя лукавлю. Знает только Океан!
22:30. Зашёл в видеозал. У нас стоял тогда плёночный кинопроектор. Бобины громоздились на полках. Вокруг никого не было, кроме матроса, настроившего бобину с фильмом.
Спрашиваю:
— Какой фильм сегодня, Гена?
С широкой улыбкой до ушей он отвечает:
— По программе «Белое солнце пустыни».
Я почему-то не удивился. Матрос Гена со кучным лицом крутит этот фильм каждый день с самого начала рейса, хотя знает его уже наизусть.
Предложил, понятно, шутку:
— Гена, ты фильм крути с конца.
Тот так и сделал, заулыбался, теперь его невозможно было остановить от смеха.
Решил пойти отдохнуть к себе.
04:00. На мостике. С интересом наблюдаю, как релинги то с правого, то с левого борта медленно уходят под воду, не сразу показываясь вновь. Почему-то вспомнил про своих нахимовских товарищей-подводников. Им вообще несладко. Они всё время под водой.
04:15. Звучит «аларм» на мостике! Вовремя не успел сквитировать. В очередной раз пытаюсь вспомнить, где хоть одна эта чёртова кнопка квитирования. Их на мостике в разных концах две штуки. Если в течение минуты я её не найду, то врубится сирена по всему теплоходу. И так всю ночь, каждые полчаса.
На ум приходит мысль купить небольшую обезьянку в Южной Америке, посадить её на цепочку рядом с кнопкой квитирования. Чтобы она постоянно её нажимала при первом же звуке тревоги, за что получала бы вкусняшку в виде банана.
08:10. Наконец бешеная ночь закончилась. Начинаю спускаться по трапу. Но вновь лечу кувырком по ступеням и оказываюсь перед удивлённо стоящим кадетом с тряпкой и ведром. Что-то это мне напоминает…
Неужели всё снова?! Дежавю…
Скоро появится неадекватный радист, потом будет весёлый доктор, сумасшедший матрос, буфетчица, в принципе неплохой парень повар и другие действующие лица…
День сурка наступил!
Поделился судоводитель Сергей Смеянов.
------------------------------------------
Спасибо за прочтение! Благодарю за поддержку! Берегите себя и своих близких.
Не забывайте подписываться на канал. Если понравилось, поставьте палец вверх. Это помогает развитию канала, благодарен за щедрость!
Всегда ваш, Борис Седых:)
Больше записок подводника читайте здесь