Однажды с Эрвином мы поехали на пикник к реке. Я не очень любил купаться: синие воды русских рек были не самым лучшим воспоминанием.
– Она в порядке? Только не говори ей, что я спрашивал, – я подал мелкому бутерброд, пока он освобождался от одежды, чтобы понырять.
Он хитро улыбнулся:
– А она меня просит о том же. Правда, это редко бывает.
Он слопал бутерброд и весело запрыгал с ноги на ногу в предвкушении встречи с водой.
– Так что? – я не мог не улыбнуться.
– Знаешь, она очень невесёлая.
Эрвин-младший обожал воду во всех проявлениях. Он уже несколько лет ходил в бассейн на специальную секцию, и в свои двенадцать был отлично сложен, с плечами, которые становились всё шире.
Он хотел прыгнуть, но вдруг вернулся и сел возле меня. Он боялся сказать.
– Что? – спросил я.
Он не решался.
– Что такое? – я почуял неладное и приподнялся.
– Эрвин, а если она сопьётся, ты возьмёшь меня к себе?
Я дар речи потерял.
– Скажи по-русски, – я полагал, что ослышался.
Он сказал то же самое.
Я всё это время думал: новые мужчины, новое замужество, новое жильё, новые звания, увлечения, путешествия, в крайнем случае, новая операция…
– Она пьёт?
Мальчик кивнул.
– И ты молчал?
– А ты не спрашивал.
Я, правда, не спрашивал. Не хотел, чтобы он проболтался, если я вдруг спрошу о ней.
– Давно?
Он пожал плечами.
– Мне кажется, да. От неё часто пахнет.
– Может, это банкеты на работе? – но я уже знал, что дело не в них.
– От неё и не в концертные дни пахнет. Вчера приходила тётка с её театра – ну, эта, которая Баязет… И очень сильно ругалась на маму. Соседи повыходили и слушали, как она орёт.
Они с Наташей снимали комнату в системке.
– Скорее всего, её выгонят… – вздохнул мальчик.
«Это конец» – первое, что я подумал. Конечно, разве могла она без глупостей? Иначе бы это была не Белобрысая Бестия, маленькая сволочь.
– И ты купаешься, пока мать сидит с бутылкой? – про себя, но громко озвучил я свои мысли.
В её жизни снова всё рушилось, в который раз. Ломалось до основания, до фундамента.
– Она меня вообще не замечает, – виновато бурчал мелкий. – А вчера сказала, чтобы я спросил у тебя, возьмёшь ли ты меня, если она окажется в больнице. Я поэтому и спросил у тебя.
Он обижался на неё.
– Первый закон, знаешь, какой? Любить своих родителей. У тебя только мать.
Я скорей собирал провизию в сумку, складывал одеяло, на котором мы сидели, небрежно стряхнув с него младшего. Тот принялся неохотно одеваться.
– А ты говоришь о ней так, будто она вещь, которая тебе надоела.
– Она не вещь! – горячо возразил Эрвин, шагая за мной. Я шёл быстро. – И она не надоела. Но я ей не нужен!
– Ты мог раньше сказать? – остановился я и назидательно посмотрел на него.
– Она не велела, – он зашмыгал носом. – А мы куда сейчас?
Он старался идти в ногу со мной.
– Поможешь собрать вещи.
– Как это? Какие вещи?
Мы сели в автобус.
– Какие вещи? Зачем? – донимал мальчик, но скоро отстал, видя, как я суров.
И снова, после долгого затишья, понеслись мои ужасы рядом с ней. Когда мы с Эрвином вошли в комнату, Наташа сидела, бессмысленно глядя в пустоту. На столе, залитом жидкостью, стояли две пустые бутылки, одна упала на пол. Жидкость капала на ковёр. Её рука, держащая маленькую рюмку, лежала по локоть прямо в этой вонючей жиже.
Наташа знала, что Эрвин у меня с ночёвкой, и потому, посмотрев на нас, как во сне пробормотала:
– Сынок…
Она, должно быть, сочла нас галлюцинацией.
– Что здесь ваше? – спросил я мелкого.
Он летал, помогая мне и поспешно крича, если я брал хозяйскую вещь. Мы быстро всё собрали, я спустил два чемодана в такси, потом вышел с Наташей на руках.
Я бы даже в страшном сне не смог предположить, до какого скотского состояния она способна опуститься. Она сломалась. А я всегда считал, что у неё самая железная воля. Я ошибся. Снова ошибся.
– Убери свои руки, – пьяным басом дыша мне в лицо, Наташа пыталась высвободиться.
Я держал её, чтобы она не упала на поворотах. Таксист удивлённо посматривал в зеркало на нас троих.
Я никогда не видел её пьяной до этого дня. Ей стало тошно, я попросил скорей притормозить. Мерзкая жижа выплеснулась прямо на чистый асфальт.
– За порчу салона – дополнительная плата! – буркнул таксист.
– Мы ничего не испортили, – сурово ответил я.
Эрвину было стыдно за мать. Я вытер её рот платком.
Наконец, мы добрались до моей квартиры.
– Она, что, будет тут жить? – Эрвин понял, что совместным райским дням пришёл конец.
– Следи за словами, парень! – разозлился я. – Ты будешь глядеть в оба глаза, чтобы она не делала глупостей, пока я буду на работе. В остальное время с ней буду я. Задача понятна?
– А как же моя секция? Скоро соревнования!
Я напоказ призадумался, чтобы он пришёл в себя, наконец:
– А ты, действительно, человек?
– Я не человек! Я сын фашиста! – вдруг заорал он, зло сверкнув на мать, и выскочил вон.
В тот момент я в этом даже не сомневался.
Что же делать? Этот наглец не станет за ней следить. Я не видел никакого решения. Отпуск мне сейчас никто не даст.
Я вымыл её и уложил на тахту. Достал из шкафа душистое одеяло, которое давно затолкал подальше. Она улыбнулась во сне. Я сел с её стороны, осматриваясь и прикидывая, что нужно передвинуть или убрать, чтобы мы ужились втроём.
Посмотрел на неё. Что я к ней чувствовал сейчас? Ушла ли моя страсть? Если она стала другим человеком, то и мои чувства должны измениться. Я не мог разобраться в этом. Я лишь знал, что передо мной – новая цель. Как врач, я обязан был помочь ей.
Я вспомнил наш разговор с Эрвином на пляже. Она велела ему спросить у меня, возьму ли я его к себе. Неужели она надеялась в ту минуту, когда просила его, что я её услышу? Снова услышу её. Снова спасу.
Продолжение читайте здесь:
А здесь - начало этой истории: https://dzen.ru/a/ZH-J488nY3oN7g4s?share_to=link
Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!