1. Было бы странно возражать тому, что математика математизирована. Но если она физицирована, биологизирована, психологизирована или теологизирована, возражения найдутся…
Но физика… Современная физика математизирована. Почему нет возражений математизации физики? По-гречески φύσις — это природа. Соответственно, физика есть наука о природе. Не о числах...
С веками развития науки сама наука может отчасти или существенно поменять свой предмет, отчасти или существенно поменять свой метод. Может сменить название, получить другое имя, выхлопотать ярлык на княжение, может, как астрология, перестать быть наукой и вообще исчезнуть с глаз долой, из сердца вон, из ума прочь! Всё может быть… Но физика, вроде, продолжает существовать, и физика никогда не отказывалась изучать природу. А природой всегда считала внешнюю человеку реальность.
2. Наивно полагать, что Аристотель Стагирский был занят исключительно натурфилософским умозрением вместо наблюдения, опыта, эксперимента… Никак глуповатые историки физики и совсем невежественные в истории своей науки собственно физики не могут ему простить тезиса, что более массивные тела падают на Землю с большей скоростью, чем тела менее массивные. А вот Галилео Галилей в своей Пизе и с её башни показательно отпизил Аристотеля, кидая с башни ядра и пули, приземлявшиеся вопреки Аристотелю одновременно.
Аристотель внимательно наблюдал природу, проводил опыты, экспериментировал с неживыми телами и телами растений и животных. Описывал и анатомировал и растения, и животных.
Экспериментами занимался и Рене Декарт, иначе он не простудился бы, набивая курицу льдом, чтобы выяснить влияние низких температур на мёртвое тело животного. Последующая смерть Р. Декарта от простуды — наглядное свидетельство того, что учёные экспериментировали и до Г. Галилея и даже умирали во имя науки.
3. Для чего физике нужна математика? Математика сокращает вычисления, а в физике вычисления используются активно и вычисления в ней неизбежны. Сокращение вычислений состоит в том, что некие природные процессы численно моделируются и выводится модельная формула закона, управляющего этими природными процессами. Потом этой формулой можно воспользоваться в работе с другими сходными процессами и даже с процессами в совершенно других средах и с другими предметами. И будет славно, если формула не подведёт и в этом случае. Так закон, математически выраженный, обобщает не один, а множество процессов природных. В этом сила математики.
Но в этом же кроется и её слабость. Если независимо от качества природного образования количественные показатели удовлетворительно описывают его поведение, значит математика с её количествами шарит по поверхности, не улавливает сущность природного образования.
4. И всегда надо помнить, что формульное и на основе формулы — вычислимое числовое выражение природного процесса есть только модель процесса, а не сам процесс. И эта формула, и эти числовые значения ещё следует аутентично приложить к самому процессу, чтобы понять что он есть сам по себе, помимо формул, чисел, человеческих вздохов и животных сожалений. Только так природа раскроется как она есть, а не как пожелания физиков относительно неё.
И вот тут физики впадают в головокружение от успехов математики в их собственной, а не математической, области. Нет сомнений, математика очень гибка. Она от чётных чисел легко переходит к нечётным, от положительных — к отрицательным, от целых — к дробным, от рациональных — к иррациональным, от действительных — к мнимым.
Решительно встаёт вопрос о применимости всего аппарата математики к познанию природы. Точнее, используй в познании природы какой угодно математический аппарат, хоть топор с рукавицей как знак радикала, но в результате применения природа должна раскрыться сама по себе, а не как самодостаточный, самодовольный и самогонный математический аппарат.
5. Это указание на природу как таковую заставляет усомниться в адекватности природе, в частности, как вообще специальной, так и, специально, общей теории относительности Альберта Эйнштейна.
Отказ от абсолютного пространства и абсолютного времени сэра Исаака Ньютона очень дорого стоил физике. Если в специальной теории относительности, чисто по Эрнсту Вальдфриду Йозефу Вензелю Маху и его субъективно-идеалистической философии эмпириокритицизма, введён наблюдатель и синхронизация часов, то в общей теории относительности время и пространство объединены в один континуум, который может искривляться под действием гравитирующих масс.
Как пустота, то есть a space, der Raum может быть искривлена? Как может быть искривлено время? Как может быть получен синтез пространства и времени и потом подвергнуться каким-то искривлениям?
Искривлён физически или мысленно может быть только физический или мысленный предмет, некая вещественная или мысленная материя. Даже когда я работаю с объёмными фигурами геометрии, например рассекаю плоскостью пирамиду или конус, я проделываю это не с пустотой, а с мысленной материей. И после могу показать, каковы пирамида или конус на срезе. Но без мыслимой материи ни я, ни кто-либо другой этого сделать и показать не смогут.
Именно поэтому искривляемое пространство требует искривляемой материи. Если у вас чистая геометрия, ваша теория относительности (1) с уменьшающимися длинами тел, движущихся со скоростями, близкими к скорости света, (2) замедлением времени для этих тел или (3) искривление пространства-времени тяготеющими массами может поражать воображение читателей статей А. Эйнштейна от 1905 и 1915 года, но к реальной природе эти мыслимые феномены отношения, точно, не имеют.
6. Что ж с того, что ваша теория удачно описывает некоторые явления природы, если принять кучу нелепых постулатов, тот же постулат постоянства и предельности скорости света в вакууме, и начать искривлять саму пустоту! А ведь пространство — это простор для тел, пустота, беспрепятственная свобода их движения...
Далее пустоту называют вакуумом и, сменив название, населяют вакуум так называемыми виртуальными частицами.
«Вакуум — это не пустота! Пустоты не существует» — уверенно заверяют публику современные девелоперы вакуума. Виртуальные частицы — ещё одно удобное изобретение. Это частицы мыслимые, но в реальности не существующие. Чтобы оправдать их введение в понимание природы, их назвали, ладно уж, короткоживущими: едва возникнув, они тут же мол распадаются на другие частицы. А существовали ли они на самом деле? Не есть ли виртуальная частица — виртуальная уловка для успокоения ума, не способного справиться с постижением природы?
7. Математики привыкли преобразовывать свои выражения. Им не впервой вводить новые множители, избавляться от множителей лишних, приводить подобные, подводить под общий знаменатель, подводить физиков под монастырь... Если физик уподобится математику и примется изобретать кварки или теорию струн лишь потому, что они удобны, на познании природы можно поставить жирный крест, Андреевский крест умножения на нуль. Таковы будут результаты познания природы.
Сам А. Эйнштейн говорил: «Ни один учёный не мыслит формулами». Похоже, в современной физике учёных не осталось, в ней все сплошь мыслят именно формулами и моделями, не заботясь о соответствии их природе.
Дело эмпириокритицизма, дело Э. В. Й. В. Маха и А. Эйнштейна живёт и побеждает. Побеждает природу. Приводит к сумасшествию людей.
2023.08.08.
