В повести Бориса Константиновича Зайцева "Преподобный Сергей Радонежский" внимание читателей привлекает прежде всего сам образ святого, а так же не просто описание исторический событий, а размышления и оценка данные самим автором. В начале повести Зайцев рассказывает о значении образа святого для русского человека: "Как святой, Сергий одинаково велик для всякого. Подвиг его всечеловечен. Но для русского в нем есть как раз и нас волнующее: глубокое созвучие народу, великая типичность — сочетание в одном рассеянных черт русских. Отсюда та особая любовь и поклонение ему в России, безмолвная канонизация в народного святого, что навряд ли выпала другому". Повесть состоит из десяти глав, названия которых отражают духовный путь Сергия.
В главе "Весна" Борис Константинович рассказывает о трудностях при обучении грамоте, которые возникли у отрока Ворфоломея и о чуде, которое произошло после встречи со старцем и чтения молитвы.
В этой главе читая о жизни Сергия, читатель так же встречает и рассуждения автора о том, что тот жизненный путь, который избрал для себя Ворфоломей (Сергий) - это не принуждение, а призвание: "Главное же: у него является свое. Не потому набожен, что среди набожных живет. Он впереди других. Его ведет — призвание. Никто не принуждает к аскетизму — он становится аскетом и постится среды, пятницы, ест хлеб, пьет воду, и всегда он тихий, молчаливый, в обхождении ласковый, но с некоторой печатью. Одет скромно. Если же бедняка встретит, отдает последнее".
В главе "Выступление" автор рассказывает историю о возникновении Троицкого монастыря, а так же о начале пути Варфоломея к уединению: "Возможно, что задумчивый Варфоломей, стремясь уйти, и чувствовал, что начинает дело крупное. Но представлял ли ясно, что задуманный им подвиг не одной его души касается? Что, уходя к медведям Радонежским, он приобретает некую опору для воздействия на жалкий и корыстный мир? Что, от него отказываясь, начинает длительную многолетнюю работу просветления, облагораживанья мира этого? Пожалуй, вряд ли. Слишком был он скромен, слишком погружен в общенье с Богом".
Глава " Отшельник " посвящена тому как Варфоломей принял монашеский постриг и был наречен Сергием. Описания его жизни так же между строк содержат рассуждения автора о трудностях выбранного Сергеем жизненного пути: "Можно думать, что это — труднейшее для него время. Тысячелетний опыт монашества установил, что тяжелее всего, внутренне, первые месяцы пустынника. Не легко усваивается аскетизм. Существует целая наука духовного самовоспитания, стратегия борьбы за организованность человеческой души, за выведение ее из пестроты и суетности в строгий канон. Аскетический подвиг — выглаживание, выпрямление души к единой вертикали. В таком облике она легчайше и любовнейше соединяется с Первоначалом, ток божественного беспрепятственней бежит по ней. Говорят о теплопроводности физических тел. Почему не назвать духопроводностью то качество души, которое дает ощущать Бога, связывает с Ним".
В главе "Игумен" раскрывается такая черта Сергия как трудолюбие, а так же автор рассказывает о том как он вначале отказывался стать игуменом: "Желание игуменства,— говорил,— есть начало и корень властолюбия". Но все же , когда он уступил просьбам старцев, решил передать решение на усмотрение церковной власти: " Желаю,— сказал, — лучше учиться, нежели учить; лучше повиноваться, нежели начальствовать; но боюсь суда Божия; не знаю, что угодно Богу; святая воля Господа да будет!
И он решил не прекословить — перенести дело на усмотрение церковной власти".
Далее Зайцев рассказывает о том, что Сергий каждого вновь прибывшего постригал не сразу, а пристально изучал, "определял послушание по его способностям". Так же автор характеризует Сергия как игумена следующим образом: "Вообще же, видимо, обладал даром поддерживать благообразный и высокий дух просто обаянием облика. Вероятно, как игумен, он внушал не страх, а то чувство поклонения, внутреннего уважения, при котором тяжело сознавать себя неправым рядом с праведником". Опять же, как было сказано выше, отмечает его трудолюбие, которое с самого детства оставалось с ним.
В главе "Св. Сергий чудотворец и наставник" Зайцев, прежде чем рассказать о чудесах святого, рассуждает на тему что такое чудо для человека : "То, что называем мы “чудесным” — совершенно “естественно” для мира высшего, чудесно же лишь для нас, живущих в буднях и считающих, что, кроме буден, ничего и нет".
Также автор подчеркивает, что к чудесам святого привел предшествующий до этого долгий путь самовоспитания и самопросветления.
В главе "Общежития и тернии" автор рассказывает о трех событиях из жизни святого: о встречи с крестьянина, который не хотел признать в нем святого,о ведении Сергию, а так же о его уходе из монастыря. Конечно, эта глава включает в себя рассуждения автора : "Но русский смиренный и “убогий” старичок, которого и крестьянин-то приезжий не хотел признать игуменом,— в хмурый вечер вышел с палкою из Лавры, мерил старческими, но выносливыми) плотницкими ногами к Махрищскому монастырю дебри Радонежа. Никому он не сдавался, ни пред кем не отступал. Как можем мы знать его чувства, мнения? Мы можем лишь почтительно предполагать: так сказал внутренний голос. Ничего внешнего, формального. Ясная, святая вера, что “так будет лучше”. Может быть, вопреки малому разуму, но — лучше. Чище. Если зажглись страсти, кто-то мне завидует, считает, что ему надо занять место мое, то пусть уж я уйду, не соблазняю и не разжигаю. Если меня любят, то любовь свое возьмет — пусть медленно. Если Бог так мне повелевает, значит, Он уж знает — нечего раздумывать".
Завершается глава возвращением Сергия Радонежского в монастырь спустя четыре года: "А Сергий возвратился в Лавру. Епифаний вновь подробно, как бы очевидцем, описал нам это возвращение. “Умилительно было видеть, как, одни со слезами радости, другие со слезами раскаяния, ученики бросились к ногам святого старца: одни целовали его руки, другие — ноги, третьи самую одежду его; иные, как малые дети, забегали вперед, чтобы полюбоваться на своего желанного авву, и крестились от радости; со всех сторон слышались возглашения: Слава Тебе, Боже, обо всех промышляющий! Слава Тебе, Господи, что сподобил Ты нас, осиротевших было, вновь увидеть нашего отца…”
В главе "Преподобный Серий и церковь" Зайцев описывает исторические события и жизнь общества во времена святого. Но так же между строк описания исторических событий читатель знакомится со следующей характеристикой святого: "Но св. Сергий был пустынник и “молитвенник”, любитель леса, тишины— его жизненный путь иной. Ему ли, с детства — отошедшему от злобы мира сего, жить при дворе, в Москве, властвовать, иногда вести интриги, назначать, смещать, грозить! Нет, он послушный сын церкви, но не генерал ее. Очарованье православия—не полководец. Святой, но не хранитель догматов".
В главе "Сергий и государство" автор продолжает создавать образ святого на фоне социальной и политической жизни Руси, но так же подчеркивает, что Сергий Радонежский никогда не был политиком: "Преподобный не был никогда политиком, как не был он и “князем церкви”. За простоту и чистоту ему дана судьба, далекая от политических хитросплетений. Если взглянуть на его жизнь со стороны касанья государству, чаще всего встретишь Сергия — учителя и ободрителя, миротворца. Икону, что выносят в трудные минуты и идут к ней сами".
Глава " Вечерний свет " раскрывает перед читателем противопоставления образов князей с образом Сергия: "Димитрий отошел в тяжелую минуту. В памяти Истории, однако, позабылись промахи его и неудачи, он остался лишь героем Куликова поля, молодым и смелым, первым повалившим зверя степи.
Судьба Сергия, конечно, уж иная. В годы Куликовской битвы и дальнейшие он признанный облик благочестия и простоты, отшельник и учитель, заслуживший высший свет. Время искушений и борьбы — далеко. Он — живая схима. Позади крест деятельный, он уже на высоте креста созерцательного, высшей ступени святости, одухотворения, различаемой в аскетике. В отличие от людей мирокипучей деятельности здесь нет усталости, разуверений, горечи. Святой почти уж за пределами. Настолько просветлен, пронизан духом, еще живой преображен, что уже выше человека". И словосочетание "выше человека" подчеркивает значение фигуры Сергия для народа. И следующая глава "Дело и облик раскрывает в полной мере значение образа Сергия для России: "Он по природе вовсе не был ведь политиком — ни по церковной, ни по государственной части. Но фатально — вся жизнь и его и Лавры переплетена с судьбой России того времени. Во всех страданиях и радостях ее — и он участник. Не имея власти даже и церковной, неизменно словом, обликом, молитвой он поддерживает Русь, государство. Это получается свободно: Сергий — человек эпохи, выразитель времени — существо предопределенное". Так же автор рассуждает о том, что несмотря на то, что Сергий Радонежский не думал об общественной жизни, но все же был её непосредственным участником: "Меньше всего думал об общественности, уходя в пустыню и рубя собственноручно “церквицу”, а оказался и учителем, и миротворцем, ободрителен князей и судьей совести: ведь к совести рязанского Олега обращался, как и к совести скупого, завладевшего сиротской “свинкой”, не хотевшего ее вернуть".
Завершая повесть, Зайцев хочет донести до читателя, что значение образа Сергия для России, а так же для простого человека в том, что он учит " обликом своим": "В тяжелые времена крови, насилия, свирепости, предательств, подлости неземной облик Сергия утоляет и поддерживает. Не оставив по себе писаний, Сергий будто бы ничему не учит. Но он учит именно всем обликом своим: одним он утешение и освежение, другим — немой укор. Безмолвно Сергий учит самому простому: правде, прямоте, мужественности, труду, благоговению и вере".
Таким образом , в философских рассуждениях автора читатель видит не только образ святого, раскрытие его личностных черт через поступки, но и значение и его роль в судьбе целой страны, а также для простого человека. В этой повести Зайцев не просто описывает исторические события, а так же старается дать им оценку и с помощью неё наиболее полно раскрыть образ святого , а так же показать с каким трудностями сталкивались монахи при выборе своего жизненного пути и только сильные духом могли их преодолевать .
