Еврейское происхождение хозяйки дома, принявшего меня на американской земле, и её трепетное отношение к еврейским традициям мне удалось осмыслить лишь спустя много лет после возвращения в Россию. Закон о репатриации государства Израиль допускает возможность совершения алии (ивр. עלייה, буквально - «подъём», «восхождение», «возвышение», как называют возвращение на историческую родину) евреям, детям евреев и их внукам. Но, как говорится, есть нюанс: настоящим евреем может считаться лишь тот, кто исповедует иудаизм. На исторической земле Израиля будут также рады детям и внукам (по материнской линиии) евреев, даже если те отрицают свою принадлежность к какой-либо религиозной традиии, причисляя себя к атеистам.
Связь принадлежности к еврейскому государству и вероисповедания можно проследить от декларации независимости государства Израиль, зачитанной Давидом Бен-Гурионом 14 мая 1948 года. Этот исторический текст заканчивается абзацем, содержащим фразу: «Полагаясь на Твердыню Израиля...» - эвфемизмом, призванным заменить упоминание Бога. Появился он там не просто так: к середине 20-го века еврейские фамилии можно было часто встретить среди ученых, врачей, инженеров. Для того, чтобы быть успешными в этих профессиях, нужно постоянно воспитывать в себе навык критического мышления, а этот навык не совместим с буквальной трактовкой священных текстов. Отмечу: не совместим с буквальной трактовкой, но вполне может уживаться с верой в принципе. Так, например, авторство теории экспансивного происхождения Вселенной, упрощенно именуемой теорией Большого Взрыва, принадлежит бельгийскому священнику, Жоржу Леметру. Однако, тогда и сейчас в среде еврейской интеллигенции гораздо чаще можно встретить атеистов, нежели ортодоксов. Впрочем, формулировка, не подразумевавшая прямого именования Бога, была вполне в духе ветхозаветной заповеди «Не упоминай имя мое всуе», а значит, была приемлема и для религиозного большинства еврейского народа.
Есть еще одно важное отличие декларации независимости Израиля от декларации независимости США. Если отцы-основатели отталкивались от девиза, что все люди были созданы равными, а в гимне США заложена и транслируется мысль о «земле свободных и храбрых», то декларация независимости Израиля отталкивается от девиза о том, что именно на этой земле (Эрец-Исраэль) родился еврейский народ. В каком-то смысле, это воплощение древнего архетипа принадлежности людей своей земле, в противоположность современному воззрению на землю как предмет собственности. «Прах ты есть и в прах возвратишься» - это ведь из Ветхого завета, который признается священным текстом как христианами, так и иудеями. И это вполне согласуется с материалистической точки зрения, поскольку мы — то, что мы едим. Мы в буквальном смысле состоим из того вещества, которое употребили в пищу. Вещества, произведенного растениями и животными, часто на достаточно ограниченной площади. Так что мы в буквальном смысле являемся продуктом той земли, на которой живем. У некоторых первобытных культур это понимание сохранилось до сих пор, например, у австралийских аборигенов. У южноамериканских индейцев отсылку к этому архетипу можно проследить в концепции «места» (ссылка - Карлос Кастанеда, «Диалоги с Доном Хуаном»).
В России же, и это еще один показатель нашей неразрывной связи с западной культурой, преобладает такое же отношение к земле как к собственности, как в США и Европе: «это моя земля» или «это наша земля». Даже семь десятилетий социалистического эксперимента не смогли искоренить этого отношения к земле. Поэтому так ожесточена борьба за Крым и территории от Днепра до Дона между теми, кто считает себя русскими, и теми, кто считает себя украинцами. Но, при всей трагичности этого конфликта между чрезвычайно похожими народами, местами — до неотличимости, он не уникален. В Европе греки враждуют с турками из-за принадлежности Кипра и ряда более мелких островов в Эгейском море. Ирландцы и англичане спорят о принадлежности Ольстера, сербы и албанцы - из-за Косово, армяне и азербайджанцы — из-за Арцаха. За пределами Европы ситуация не лучше, стоит вспомнить про Фолклендские острова, Кашмир или Тибет — и это лишь те географические наименования, что на слуху у всех. Но я обращу ваше внимание на Иерусалим, где я стал свидетелем одной весьма занятной истории.
Робин, будучи американкой еврейского происхождения и приняв протестантское вероисповедание, называла себя частью «верующих евреев» (англ. - Jewish believers) — немногочисленной, но достаточно заметной этнической группы, старающейся одновременно соблюдать и христианские, и иудейские праздники. Иудеи-ортодоксы, впрочем, крещеных евреев считать евреями отказываются. В русском языке есть даже специальный термин: «выкресты», правда, употребляется он ко всем, перешедшим в христианство из других вероисповеданий. И все же в российской истории этот термин чаще всего применялся к евреям — задолго до того как было создано еврейское государство. Сами евреи после крещения своих соплеменников таковыми считать переставали, а называть их как-то было надо. Выкресты имеют возможность посетить Израиль лишь как гости. Поэтому я с удовольствием принял приглашение от своего брата, совершившего алию в начале 2000-х. Мой первый контакт с потрясающей энергетикой Иерусалима оставил глубочайшее впечатление.Я до сих пор вспоминаю, как поют хасиды возле Стены Плача. Если закрыть глаза, кажется, что это не люди поют молитвы, а сами камни вспоминают тысячелетия взлетов и падений, периодов благоденствия и войны, роскоши и разорения, любви и ненависти, веры и предательства. Иудейский, христианский и мусульманский Иерусалим сосуществуют, не перемешиваясь. Внутри каждой из этих частей бурлят собственные противоречия: например, в христианской части Святого города можно выделить католическую, православную и армянскую доли, и между нет-нет, да и возникают трения. Если уж внутри конфессиональных долей этого уникального города не всегда удается прийти к консенсусу, то немудрено, что иногда происходят столкновения и между целыми вероисповеданиями.
Мой второй визит в Иерусалим произошел уже в 2014 году, вместе с делегацией «Лаборатории Касперского». Нас пригласил тогдашний мэр Иерусалима Нир Баркат, с которым Евгений Валентинович был знаком лично. Планировалось, что по окончании показательной программы спонсируемой Касперским командыFerrari(выступающей в Formula 1) мы проведем демонстрацию разрабатывавшейся в компании системы защиты промышленных объектов от кибератак. Были заготовлены соответствующие пресс-релизы и сборники ответов на вероятные ответы СМИ и социальных медиа. Ирония судьбы заключалась в том, что разработка специализированных средств защиты промышленных систем от кибератак была начата как ответ на диверсию против иранской ядерной программы, осуществленной, с высокой степенью уверенности, спецслужбами Израиля. Примененная ими вредоносная программа-червь Stuxnet стала таким же откровением для специалистов по кибербезопасности, как раскрытая чуть позже Эдвардом Сноуденом продвинутость технических средств АНБ (Агентства Национальной Безопасности) США. Это было довольно смелое решение со стороны Касперского — приехать с одной из первых демонстраций еще не представленного официально средства защиты от кибератак в страну, их впервые применившую.
Описание вредоносной программы с сайта https://apt.securelist.com/ru/apt/stuxnet:
Stuxnet - первое кибероружие, способное причинять физический ущерб. Stuxnet был разработан специально для того, чтобы саботировать процесс по обогащению урана на некоторых заводах. Червь использовал четыре разные уязвимости нулевого дня (zero-days). Файлы драйвера в Stuxnet использовали действительные подписи Realtek и JMicron в качестве доказательства того, что приложение легально. Это помогло скрыть зловреда в системе и на заражённых USB-устройствах и обеспечило функционирование руткитов.
Впрочем, до комментариев в СМИ про средства защиты промышленных систем в тот день не дошло: Евгений Касперский и Нир Баркат подписали меморандум о создании в Израиле исследовательского центра «Лаборатории Касперского». Узнав о том, что тщательно подготовленные к пресс-конференции планы теперь нужно срочно переделывать, руководитель пресс-службы компании, англичанин шведского происхождения, в сердцах воскликнул: «Oh, fuck the agenda!»
Конфликт культур, выведший нашего обычно спокойного и уравновешенного шведа из себя, назревал уже примерно месяц. Пусть моя роль сводилась к подготовке описания собственно технической части решения, но я много раз становился свидетелем переговоров моих коллег из Москвы и Лондона с израильским офисом в Тель-Авиве.
- «Ори, у вас уже есть тайминг хотя бы на первый день? Офис генерального директора уже в третий раз спрашивает, на какое время им заказывать такси из отеля в мэрию!»
- «Да не переживайте вы так, все завтра пришлем!»
- «Ноам, а мы уже знаем, сколько будет гостей на показе? Сколько клиентов и проспектов подтвердилось?»
- «Ну не знаю, человек, наверное, двадцать...»
Удивительным образом, но пазл полностью сложился буквально в последний момент перед мероприятием: и детальный тайминг, и список гостей — да так, что взятый в аренду ночной клуб был полностью заполнен. Демонстрация, в ходе которой мы показали, как ведет себя игрушечный заводик в нормальном режиме и как конвейер начинает идти в разнос в результате атаки, зашла на ура. Пусть даже это и не стало основным фокусом пресс-конференции.
Вообще, отношение к планированию у народов Ближнего Востока — что у евреев, что у арабов, отличается от отношения к организации своей работы у представителей англосаксонских культур (англичане, американцы, немцы) и у представителей славян. Пожалуй, это то немногое, в чем мы действительно отличаемся друг от друга. Славяне привыкли к сезонности: к тому, что есть периоды, когда нужно навалиться: на сбор урожая, на подготовку отчетов или сдачу проектов к контрольным срокам, на подготовку к праздничным распродажам, и есть периоды, когда можно расслабиться. Для славян время представляется цикличным, причем цикличность часто задается внешними факторами, которые принимаются как данность. Британцы, американцы и немцы, напротив, привыкли к долговременному планированию и поступательному движению согласно ранее намеченным планам. Для них время — это прямая линия из текущей точки в бесконечность, и только ты определяешь скорость, с какой ты движешься по этой линии. Если внешние факторы мешают планам — лучше устранять внешние факторы, нежели адаптировать свои планы. Конечно, бывают и исключения. Дуайту Эйзенхауэру часто приписывают авторство фразы: «План — ничто, планирование — все». Хотя на самом деле он сказал чуть более развернуто: «В планировании сражений я обнаружил, что планы часто бывают бесполезными, в то время как само планирование — бесценно. Дело в том, что как только раздается первый выстрел, редко когда все идет по плану. Но отсутствие плана перед боем — это прямой путь к провалу». И это — то самое исключение, которое, скорее подтверждает правило, потому что и тут мы видим, пусть и неявное, но все же стремление к скорейшему устранению внешних факторов, влияющих на ранее намеченный план.
У ближневосточных народов отношение к времени похоже на диаграмму Минковского: у них всегда происходит много параллельных процессов, которые сходятся из прошлого в текущую точку, чтобы снова разойтись в будущем. Не иметь четких планов в этой культуре совершенно нормально. Со стороны нашего шведа, успевшего до переезда в Лондон пожить и поработать в Сиднее, могло показаться, что в голове у наших израильских коллег полный хаос, с их же стороны казалось избыточным и ненужным постоянно фиксировать то, что завтра уже устареет. Ну какой прок фиксировать точную программу мероприятий и список гостей? А что если господин мэр захочет во время экскурсии по Иерусалиму свернуть на другую улицу Старого города или чуть дольше задержится на фотосессии с командой Ferrari? Ну и что, что кто-то из приглашенных клиентов откажется прийти — найдем других, которые с удовольствием займут их место. Ведь все же в итоге прошло хорошо, не правда ли?
Так, во всяком случае, нам казалось, когда вечером мы с принимающей стороной сидели в небольшом кафе в Иерусалиме. Это было очень простое, я бы даже сказал, нарочито демократичное место, которое выбрал лично Нир Баркат за исключительное качество местных блюд. В отличие от отеля при гостинице, где пилоты Формулы 1, все как один молодые красавцы, не могли не привлекать внимания местных и заезжих девушек, здесь не было никакого пафоса: простые деревянные столы и простые деревянные лавки, два официанта на тридцать человек гостей. Было вкусно, пусть и не так, что какие-то блюда потрясли воображение настолько, чтобы было что вспомнить спустя десять лет. Но в этой вечерней посиделке был какой-то ностальгический дух студенчества и воспоминаний о том времени, когда Баркат познакомился с Касперским.
Увы, эта история не закончилась хорошо. Когда мы сдавали багаж в аэропорту Бен-Гуриона, один из наших инженеров сдуру ляпнул, что мы везем с собой прототип новой разработки по кибербезопасности. Это вызвало интерес службы безопасности. Нас отделили от общей очереди, к каждому из нас, четверых мужчин, подошла миловидная девушка и начала задавать вопросы: «Где вы работаете? А чем вы занимаетесь? А как давно вы знакомы с вашими коллегами?». Я свободно владел английским, но краем уха слышал, что как минимум с одним из нас разговор шел на русском языке. Потом девушки нас оставили, сбились стайкой, видимо, сверяя наши показания. Минут через пять к нам вышел сотрудник аэропорта со словами, что готов проводить нас к терминалу для ускорения процесса прохождения процедур безопасности. Тогда мне не показалось это странным — я был наслышан всякого про досмотр в Бен-Гурионе, но мой прошлый опыт поездки в гости к брату, в целом, прошел без особых приключений с участием транспортной безопасности. Помню, что когда мы въезжали на территорию аэропорта, перед нами остановили машину и устроили ей досмотр с пристрастием: смуглого вида водитель и пассажир стояли снаружи, что-то показывая в багажнике и комментируя содержимое своих ковриков двум хмурым охранникам в бронежилетах, вцепившихся в свои автоматические винтовки М16. Я ожидал, что и нас ждет что-то подобное: в Израиле никому не делают поблажек в вопросах безопасности, и на входе в любое общественное место — магазин, спортзал или клуб, всех ждет досмотр и необходимость сдачи оружия. Но в нашем случае все прошло быстро: охранник собрал наши паспорта, что-то спросил у брата на иврите — и открыл шлагбаум. На мой вопрос, почему так, брат шутя отвечал: «Ну смотри: рожи у нас русские, паспорта — еврейские. Ясно же, что мы - не арабы!»
Лишь спустя полгода стало понятно, что поездка в Иерусалим для делегации «Лаборатории Касперского» не прошла бесследно. Весной следующего года в корпоративной компании была обнаружена сложная целевая атака, следы авторства которой указывали на спецслужбы Израиля. Целью этой атаки был сбор информации о новых разработках компании, в том числе - в области защиты промышленных систем и критической инфраструктуры — тех самых, демонстрацию которых мы провели в одном из клубов Иерусалима. Была ли каким-то образом подложена «закладка», пока мы проходили досмотр в аэропорту Бен-Гуриона или информацию о вовлеченных сотрудниках, полученную в ходе опроса службой безопасности, впоследствии использовали для так называемого целевого фишинга, чтобы внедрить вредоносный код? Скорее всего, второе, поскольку по тем цифровым следам, что удалось обнаружить исследователям этой новой угрозы, названной Duqu 2.0, можно было сделать вывод, что атака началась уже много позже возвращения Евгения Касперского от Нира Барката.
Информация с сайта https://apt.securelist.com/ru/apt/duqu-2:
Duqu 2.0: Модифицированная версия получившего широкую известность зловреда Duqu в 2011 г. Она была обнаружена во внутренних сетях «Лаборатории Касперского» весной 2015 г.; заражение произошло вследствие уязвимости в ядре Windows. Также этот зловред использовался для сбора информации о переговорах стран группы 5+1 (США, Великобритания, Франция, Россия, Китай и Германия) по ядерной программе Ирана, соглашение по которой было достигнуто позже в 2015 г.
В результате этого инцидента отношения были безвозвратно испорчены, а израильский центр исследований и разработок «Лаборатории Касперского» - закрыт, даже не будучи создан. Как сказал потом Евгений Валентинович в одном из интервью западной прессе: «Это было большой глупостью — запускать кибератаку на компанию, специализирующуюся на киберзащите». Атака на «Лабораторию Касперского» дала ценный урок экспертам компании с технологической точки зрения: исследователям стали известные ранее не применявшиеся подходы к атакам на корпоративные сети с использованием так называемых бесфайловых методов. Но самый большой урок был преподан в том, что касается доверия. В вопросах своей национальной безопасности государство Израиля не терпит никаких копромиссов, а угрозы со стороны Ирана расценивают для себя как экзистенциальные. Поэтому нельзя винить их спецслужбы в том, что они хотя бы попробовали узнать побольше о возможных средствах защиты, которые потенциально могли бы эту угрозу усилить. В целом, они делали свою работу. Правда, они могли бы узнать об этом чуть позже и вполне легально, без организации незаконного проникновения в корпоративную сеть компании. А «Лаборатория Касперского» стала еще более тщательно проверять сотрудников и клиентов израильского офиса, который, несмотря ни на что, продолжил показывать неплохие финансовые результаты.
Прочитать книгу целиком можно на Литрес
Предыдущий отрывок
Следующий фрагмент