Немного об авторе. Сняданко Наталья Владимировна родилась в 1973 году во Львове. Окончила Львовский и Фрайбургский университеты. Украинский прозаик, журналист, литературный критик, переводчик с немецкого, польского и русского языков. Автор романов “Коллекция страстей” (2001), “Синдром стерильности” (2006), “Переправа-паутинка” (2009), “Гербарий любовников” (2011), сборника повестей и рассказов “Сезонная распродажа блондинок” (2005). Произведения переводились на польский, английский, чешский и немецкий языки, на русском языке опубликованы два первых романа. Живет во Львове.
Наталья Сняданко почти на целое поколение младше меня, но роман её начинается с очень узнаваемых и ностальгически милых реалий – фигурное катание по телевизору, «17 мгновений весны» по одной серии каждый вечер.
Первый взгляд на сам текст романа слегка пугает – длинные предложения, большие абзацы, почти нет диалогов. Но с самых первых строк чтение буквально затягивает, хоть событий почти никаких нет, одни сплошные воспоминания героев и их же рассуждения на разные житейские темы.
Ах, как всё это знакомо и как щемяще вспоминается…
«Толстые журналы с выкройками, цветные фотографии пухленьких девушек совершенно немодельной внешности, неудачный макияж которых не скрывало даже плохое качество печати. Волосы у них торчали во все стороны вопреки замыслу парикмахера, потому что остродефицитные хвойные шампуни той поры все как один давали именно такой эффект. А журналы мод почему-то советовали пользоваться этими шампунями после предварительного мытья хозяйственным (в крайнем случае — детским) мылом. После этого выход был только один — сильный начес и лак для волос, прочность которого, наверное, не уступила бы современным экологически сбалансированным лакам для пола».
Не помню, чтобы всё было именно так. Вспоминается, что хвойный шампунь был совершенно замечательным: от него волосы становились пушистыми и, как мне казалось. приобретали даже замечательный зеленоватый оттенок))) Но перед ним волосы мылом мы не мыли никогда!
«Невозможно вернуть только настроение тех вечеров, когда телевизоры были уже у каждого, но люди все еще ходили в гости к соседям посмотреть фильм. Когда соседей не только знали в лицо, но и держали запасные ключи от их квартиры на всякий случай, когда устанавливали телефоны “на блокираторе”, когда готовили и ели много, а рецепты требовали многочасового, а иногда и многодневного приготовления, когда нормальным считалось иметь время на вязание свитеров и юбок и однозначно ненормальным — не закрывать на зиму малинового варенья».
Итак, роман начинается в 70-е годы ХХ века, действие романа происходит на Украине. Поначалу повествование идёт от первого лица, от лица девочки Софийки, рано оставшейся без родителей (мама её покончила с собой, папа ушёл из семьи) и воспитанной бабушкой. Софийка рассказывает о своем детстве, о семье, о своих мыслях и чувствах. Повествование ведётся очень неторопливое и подробное, но совсем не скучное.
Вторая глава рассказывает нам историю Софийкиной мамы, Аллы. Здесь уже больше психологии семейной жизни. Автор подробнейшим образом вникает в семейную жизнь Аллы и её мужа Зенона. Вот уж поистине – каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Казалось бы – о чём ещё мечтать? Алла с Зеноном жили душа в душу, никогда не ссорились, не повышали голос друг на друга. Но со временем именно это начало Аллу беспокоить.
«Теперь ее волновало другое. Они с Зеноном никогда не выкрикивали в лицо друг другу обид, никогда не повышали голоса, а на каждую недовольную или обиженную интонацию в ее голосе Зенон всегда обеспокоенно реагировал вопросом: “Что случилось?” И этого ей, как правило, бывало достаточно. Ее обида не оставалась незамеченной, ему не все равно, как она реагирует на его слова, он боится ее обидеть. Достаточно было услышать подтверждение этого, как все налаживалось, обида исчезала.
Но теперь ее начало беспокоить, что они так же мало обсуждают проблемы, как и люди, которые просто ссорятся, каждый раз реагируя на знакомые раздражители и не слушая аргументов другого. Она боялась, что результатом их молчания станет такое же равнодушие, просто процесс происходить будет медленнее и разговаривать они будут не на повышенных тонах. Она не знала, как поговорить об этом с Зеноном и стоит ли об этом говорить. Временами ей казалось, что она выдумывает проблему там, где ее на самом деле нет. И полуосознанное чувство тревоги, которое все чаще появлялось у нее и не давало ей покоя, — в действительности всего лишь последствие негативного предыдущего опыта, который научил ее, что любые отношения рано или поздно распадаются, люди привыкают друг к другу, остывают, начинают ненавидеть взаимную зависимость. А у них с Зеноном все не так, и ей просто трудно в это поверить. Потому и появляется это чувство тревоги, которое невозможно даже логически объяснить».
Следующая глава написана с точки зрения отца Софийки, Зенона. Мы узнаём его историю, его мысли, его чувства. Практически речь идёт о той же самой семье, что и в предыдущих главах, но с другой точки зрения. Как ни странно, Зенона тоже беспокоит именно то, что они с Аллой не ссорятся, живут совершенно бесконфликтной, безоблачной жизнью, как жили и его родители. Казалось бы – чего ещё желать? Спокойная, мирная семейная жизнь – нет! Чего-то не хватает!
«Зенон ощущал… недостаток чего-то очень существенного в собственной жизни и собственном характере. Возможно, именно из-за страха перед такой лишенной жизни безоблачностью он и изменял Алле. Боялся остановиться и перестать замечать других женщин вокруг себя, боялся пропустить какой-то интересный жизненный опыт, боялся никому не нужной жертвенности, примером которой были его родители, боялся, что так и недополучит какой-то упущенный в детстве адреналин. В его страхе было нечто инфантильное, и он стеснялся этой инфантильности, так никогда и не решившись поговорить об этом с Аллой.
Но была и еще одна причина, почему он не решался говорить с Аллой про свой страх. Он понимал, что не имеет права упрекать родителей в том, что они вели себя слишком безупречно, что не эта безупречность отпугивает его, а опасение, что он недостоин такого поведения… В отношении к родителям и их семейному счастью была та же самая болезненная ревность, горькое осознание того, что сам он не способен на такую терпеливость, такую силу воли, такое самопожертвование. А хуже всего, что обвинить в этой его неспособности было некого. Ему казалось, что исправить ситуацию могла бы даже малейшая детская травма, родительская несправедливость, которая осталась бы в его памяти, чтобы на нее можно было все списать и почувствовать себя всего лишь невинной жертвой обстоятельств. Но ничего такого он не припоминал, и осознание собственной неполноценности и слишком высоких амбиций разъедало его изнутри, вынуждая быть несправедливо требовательным к другим».
Именно эта глава романа показалась мне наиболее точной психологически, может быть, потому, что некоторые моменты попали на моё собственное психологическое состояние и мироощущение. Например, такая мысль:
«Теперь, когда прошло много лет с того дня, когда он в последний раз видел Аллу, он понимал, что они вели себя неправильно. Пытались ни в чем не повторять своих родителей, но чем старательнее были попытки, тем ничтожнее результат. Хотя он не уверен, что, веди они себя по-другому, это могло бы им помочь. Если бы он встретился с Софийкой…, если бы рассказал ей о том, что родители всегда все скрывали от него, а они с Аллой все скрывали от Софийки и что люди, которые все скрывают, рано или поздно перестают быть честными даже с самими собой и уже не знают, какие они на самом деле. И что он не знает, как правильно, хотя всегда был убежден, что знает. Что он раскаивается сейчас, потому что прожил жизнь только для себя и теперь очень одинок, хотя и не уверен, что было бы по-другому, если бы он посвятил свою жизнь кому-то. Что он так мало мог дать Софийке, потому что всегда был занят собой, но не уверен, что смог бы дать больше, если бы заставил себя заниматься ею. Что он не знает, правда ли его родители жили так гармонично, как показывали, или показывали это настолько мастерски, что со временем запутались сами. Что он хотел бы посоветовать что-то Софийке, дать какой-то рецепт жизни, который сделал бы ее счастливой, или хотя бы какое-то предостережение, чего не стоит делать, чтоб не стать несчастной. Но он ничего такого не может посоветовать».
Так и осталось непонятым, почему же Алла покончила с собой, почему Зенон ушёл из семьи. Или, пожалуй, наоборот: почему Зенон ушёл из семьи, а Алла покончила с собой. И если образ Зенона получился более или менее логичным, то Алла осталась совершенно непонятной и непонятой.
Дальше в романе появляются другие действующие лица, и о каждом из них мы узнаём практически всё, начиная с детства и заканчивая настоящим временем, даже если глава совсем небольшая. Огромный плюс автору, что она сумела так ярко нарисовать каждого, даже совсем второстепенного героя своего романа.
Софийка подросла, пошла в школу и подружилась с одноклассницей Лилей. Лиля жила с матерью Дариной, у которой личная жизнь совсем не сложилась. А может, наоборот, сложилась удачно, смотря с какой стороны посмотреть. Ведь Дарина постоянно меняла любовников, и все они занимали высокие посты.
Образ Дарины показался мне наименее убедительным, хотя именно ей посвящено, пожалуй, больше всего страниц романа. Путешествие с двумя сокурсниками на море, автомобильная авария, постоянное соперничество мальчиков из-за Дарины… При этом образ самой Дарины распадается на мелкие кусочки, не складывается, не видно её характера, логики её поступков.
Лиля и Софийка же жили своей детской жизнью, и жизнь эта очень была похожа на жизнь любого советского ребёнка 70-х – начала 80-х годов прошлого века.
«Лиля и Софийка очень любили густой томатный сок тех времен, закаменелую соль в стакане, стоявшую на прилавке, трехлитровые банки с другими соками, тоже густыми, но, в отличие от томатного, сладкими, стакан с грязноватой водой, куда нужно было опускать ложку, размешав зачерпнутую соль. Продавщица, которой возвращали использованные стаканы, сразу же мыла их, переворачивая вверх дном и накрывая специальный краник, из которого фонтанировала холодная вода под сильным напором».
Очень хороши получились главы романа, рассказывающие о школьной жизни девочек, об их учителях. Главы эти так и называются (тут автор романа не стала утруждать свою фантазию): «Учительница математики», «Учительница истории», «Первая учительница», «Учительница физкультуры», «Учительница труда».
А вот после «школьных» глав в романе получился какой-то провал. Как будто автор потеряла интерес к своим персонажам и быстренько, пунктиром, решила закончить роман. Такая беда свойственна многим писателям: подробнейшее, прописанное начало, приемлемое развитие событий, и… окончание скороговоркой.
В следующей главе мы видим Лилю уже после окончания учёбы, с ребёнком неизвестно от кого.
Судьба Софийки сложилась немногим лучше. Её «роман» (если это можно назвать романом) описан гораздо подробнее, чем личная жизнь Лили, с психологическими и физиологическими подробностями. Нет в этом романе только одного – любви. Но остался ребёнок. Чем, собственно, роман и оканчивается.
Обидно, что конец романа не оправдал ожиданий, которые появились в его начале. И всё же он заставляет задуматься о том, как мы своей жизнью влияем на жизнь наших детей. Почему не сложилась нормальная семейная жизнь у обеих героинь романа? Но ведь у их мам тоже не всё было правильно. Впрочем, абсолютно нет гарантии в том, что если бы девочки выросли в полных, замечательных, образцовых семьях, они смогли бы создать свои такие же.
И ещё один вопрос: почему роман так называется? «Чабрец в молоке». Этот образ в романе не случаен. Запах чабреца – это запах детства для одной из героинь. Сильный настолько, что даже молоко пахло им. Запах детства, запах несовместимости. Все наши беды, все проблемы, все поступки, вся наша жизнь родом из детства.
Несмотря на все недостатки произведения, роман замечательно психологичен. Так психологично, наверное, могла написать только женщина. Я бы рекомендовала этот роман проходить на уроках этики и психологии семейной жизни (если таковые ещё существуют) в качестве учебного пособия. Вот ещё одна цитата:
«Никогда раньше она не чувствовала такого сильного желания подчиниться чьей-то воле. Если бы в этот момент кто-то принял за нее решение и даже не убеждал, а просто принудил ее к чему-то, не имеет значения, к чему именно, она была бы благодарна этому человеку. Ей даже начало казаться, что настоящее счастье заключается вовсе не в возможности свободно и неограниченно принимать решения, а совсем наоборот — в умении покориться тому, что случилось независимо от твоей воли, в умении найти в этой покорности не только утешение, но и радость, приспособить свою жизнь к тому, что случилось, и избавиться от этого бесконечного копошения сомнений внутри, этого сосания под ложечкой. Ведь необходимость делать выбор — пожалуй, самое трудное из всего, что приходится делать в жизни. На колебания, связанные с этой необходимостью, тратится масса энергии, которую можно было бы использовать на гораздо более приятные и важные вещи. Но хуже всего осознание, что последствия этого выбора неизбежно разочаруют, независимо от принятого решения, и, вместо того чтобы жаловаться на абстрактную несправедливость, в которой нет твоей вины, придется жаловаться на неправильность собственного выбора».
Этот материал ранее был размещён мною здесь.
