Ему снова снился тот сон. Книги. Сотни, тысячи книг. Бесконечные ряды бесчисленных стеллажей плотно уставлены ими, верхние полки теряются где-то в головокружительной вышине среди мглы. Он бредёт вдоль рядов, блуждает в библиотечных лабиринтах. Скользит пальцем по корешкам: глянцевым, с золотым тиснением, новым или обтрёпанным. Иногда вытаскивает ту или иную книгу, листает, не особо вникая в то, что там написано, и снова ставит на место. Ему нужна только одна из великого множества, но как раз её-то он и не может никак отыскать среди многочисленных томов. Где-то на границе слышимости рокочет гром, по библиотечным помещениям гуляют сквозняки. Мгла опускается сверху, сгущается, грозя поглотить всё вокруг. Постепенно заволакивает книжные стеллажи, и лишь редкие вспышки небесного огня прерывают её. Он чувствует, что надо спешить. Ему нельзя опаздывать…
Денис проснулся внезапно, будто вывалился в прореху сна. Открыл глаза, в жидком утреннем сумраке оглядел помещение. Чужое. Казённое. Навалившаяся на него реальность снова расставляла всё по своим местам. Хорошо, что хотя бы ночами ему давали передышку, отгораживая от реалий бесконечными книжными стеллажами.
Ещё недавно у него было всё: любимая женщина, старый друг, собственное дело и дом. А потом он всего этого лишился в одночасье. Нет, конечно, не то, чтобы одномоментно, скорее, каких-то вещей он не замечал, не обращал внимания до поры, до времени, пока все события не свалились на него столь стремительно, что он до сих пор не мог опомниться. Наверное, он зря так безоглядно доверял тем, кто был рядом с ним, но очевидным это стало лишь теперь, когда жизнь круто изменилась. А тогда он предпочитал не замечать первых тревожных звоночков. Находил всему объяснения и уверял себя, что всё со временем разрешится. Друг проникнется и перестанет влезать в сомнительные авантюры, а заодно и тянуть туда весь их совместный бизнес; наладятся отношения с Ксюшей, ведь прохлада между ними из-за того, что он много работает, и они редко видятся, а вовсе не потому, что она стала его избегать. А оказалось, что друг вёл двойную игру, потихоньку оттягивая у него бизнес. А Ксюша ему в этом помогала. И вот результат: он лежит на провисшей койке в крошечной комнатке рабочей общаги, на нём остались кое-какие долги (к счастью, после продажи квартиры, уже небольшие) и ему придётся начинать всё с нуля. Если получится. Если хватит запала и сил.
Денис вздохнул, отвернулся к обшарпанной стене и хмуро уставился в одну точку. Сон бежал его, коротать остаток ночи в размышлениях о трудностях, постигших его, вовсе не хотелось. Ночь – это время отдыха от дневных забот и жизненных испытаний. Шанс отключиться ненадолго от реальности и набраться сил. Денис прикрыл глаза и попытался вызвать в памяти приснившийся сон. Бесконечные книжные стеллажи, благословенную библиотечную тишину и бесчисленные ряды книг, за каждым переплётом – целый удивительный мир. И в этой бесконечности ему надо отыскать лишь одну нужную книгу. Особенную книгу.
*
Денис любил проводить время в библиотеке. Благо, она располагалась на первом этаже соседнего дома, и достаточно было просто пересечь двор, повернуть за угол серой пятиэтажки и шагнуть в таинственную и многообещающую тишину библиотечного холла, скрытую за массивной деревянной дверью. Здесь правила благообразная старушка-библиотекарь Мария Фёдоровна. Невысокая, сухонькая, с белыми кудельками на голове, делающими её похожей на овечку. Строгие серые глаза за стеклами очков в дымчатой оправе, белый воротник-стоечка, отделанный кружавчиками, подпирает острый подбородок, на плечи накинута коричневая жилетка домашней вязки. На грудь сбегает нитка искусственного янтаря. Светло-коричневая длинная юбка колышется в такт её шагам и чуть слышно шуршит, отчего кажется, что Мария Фёдоровна всякий раз впархивает на крыльях в библиотечное помещение, как сказочная птица. Образ старушки ожил в памяти так ярко, словно его с Денисом не разделяли долгие годы, ушедшие вслед за детством. Вот она поднимается из-за конторки, одаривает пытливым взглядом и, шурша юбкой, скрывается среди книжных стеллажей. Обычным смертным ход туда заказан, и лишь ему, Дениске, в порядке исключения, выпала возможность зайти в книжные лабиринты.
Летнюю школьную практику он договорился проходить здесь, в библиотеке. И, в отличие от одноклассников, для него это не обязаловка, а особое удовольствие. В летнее время поток читателей мельчает. Кому хочется просиживать за книгами счастливое время безграничной свободы? Тишина становится гуще, плотнее, а время растягивается, почти замирает среди безмолвных книжных томов. Впрочем, безмолвны они лишь до тех пор, пока закрыты. Дениска исправно ходит на практику, где выполняет просьбы Марии Фёдоровны: протереть пыль, подклеить обложку или страницы книги, что-то унести-принести, а чуть позже ему доверяют и более важное – расставить книги на стеллажах согласно алфавитному порядку. Мария Фёдоровна оказывается вовсе не такой строгой, как кажется. Видя его усердие, она улыбается всё чаще и иногда приглашает на чай с домашним печеньем. Его трехнедельная обязательная практика не просто заканчивается, а превращается в уже добровольное служение. Денис ходит в библиотеку с завидным постоянством, его снова и снова тянет окунуться в плотную тишину, побродить между стеллажей, читая названия на книжных корешках. Именно тогда он и находит её – Книгу.
*
Будильник поднял его рано утром, задолго до наступления холодного осеннего рассвета. Денис сразу поднялся с кровати, опасаясь, что его снова затянет в сон. Торопливо оделся, спасаясь от вездесущих пронизывающих сквозняков, и лишь потом щёлкнул выключателем, обнажая казённую убогость крошеной комнатушки общежития. Это жильё ему выхлопотал начальник цеха, хорошо знавший родителей Дениса, когда он устраивался на завод по своей первой специальности. «Комнату в общаге выхлопочу, – сказал начальник. – Условия там, сам понимаешь, далёкие от комфорта, но зато через пару лет сможешь ипотеку от завода оформить». Денис молча кивнул, не вдаваясь в обстоятельства своей жизни и в то, что с учётом повисших на нём долгов ему не то, что ипотеки, но и сытой жизни не видать несколько ближайших лет. «Ничего, всё потихоньку образуется, – подбодрил он себя, нажимая кнопку на маленьком – всего на одну кружку – электрочайнике. – Тихо-тихо ползи, улитка, по склону Фудзи, вплоть до самых высот. В конце концов, сильный ведь не тот, кто ни разу не упал, а тот, кто умеет подняться после падения».
Чайник забулькал, приглашая к столу. Денис насыпал ложку цикория в чашку, добавил кипятка. Достал колбасу, спрятанную между оконных рам, сделал пару бутербродов и присел к подоконнику, заменяющему стол. Прихлёбывая горячий напиток, снова погрузился в размышления. Ему предстояло многое сделать и многое наладить в своей новой жизни. Мысли мельтешили в голове, как трудолюбивые муравьи в разорённом муравейнике. С приобретением холодильника можно подождать, учитывая предстоящие зимние месяцы. А вот купить и повесить на покосившийся карниз занавеску не помешает. Будет немного уютнее вечерами сидеть в комнатушке, отгородившись куском ткани от раскинувшегося под окнами унылого пустыря. Цикорий теплом разливался по телу, гоня прочь озноб и приводя в порядок мысли. Унылый пейзаж за окном напоминал картины художников-сюрреалистов: стебли полумёртвой травы штрихами пересекают остатки каких-то строений, торчащая из бетонных плит арматура похожа на скрюченные в предсмертной судороге пальцы. Того и гляди из внезапно разверзнувшейся бездны полезут жуткие твари. Как на рисунке в той Книге…
Она стояла не на своём месте, он понял это, едва взглянув. Небрежно торчала корешком, выбиваясь из стройного ряда остальных, будто кто-то впопыхах ткнул её куда попало. Денис осторожно выудил её. Недоумённо повертел в руках, гадая, что она вообще делает здесь, среди детских книг. «А. Северский. Ранние работы», – значилось на обложке. Он бегло пролистнул её, убедился, что основную часть книги составляют репродукции чьих-то картин, видимо, того А. Северского, и решил отнести находку Марии Фёдоровне. Та же, повертев книгу в руках с не меньшим, чем у него, удивлением, тряхнула кудельками и пробормотала: «Странно. Не припомню, чтобы у нас такая была». И отложила её в сторону, на край конторки. А на следующий день Денис обнаружил книгу на том же самом месте. Она всё так же небрежно торчала в стройном книжном ряду и будто подзуживала: ну же, давай, открой меня, я ведь для того и существую, чтобы меня открыли. Он застыл у стеллажа, охваченный странным чувством. Книга звала, и этот призыв отдавался пульсацией в его груди. Тишина покоилась на книжных полках и за светлой занавеской из искусственного шёлка. Приглушённый свет успокаивал и создавал ощущение какой-то тайны. Весь мир будто бы замер, умолк, наблюдая за тем, что вот-вот должно произойти. Денис глубоко вдохнул и, повинуясь зову, протянул руку, вытащил книгу и раскрыл её, погружаясь в удивительные миры, изображённые на её страницах.
С той поры, не каждый раз, но довольно часто, оказываясь рядом, Денис доставал книгу и присаживался на подоконник, рассматривая репродукции. Некоторые вызывали тревогу, даже немного пугали. Как тот карандашный рисунок, изображавший городской пустырь, вдалеке обрамлённый высотками. Из огромной трещины в земле лезли какие-то жуткие чёрные твари, отдалённо похожие на огромных древних насекомых. Многосуставчатые лапы царапали землю, клешни были угрожающе раскрыты. Рисунок сопровождала странная и пугающая надпись: «Они ждут, умершие, но не мёртвые…» Другие рисунки завораживали, как, например, пастельный, изображающий уютный пейзаж: небольшое озеро и тёмный лес на дальнем берегу, пара лодочек, ткнувшихся носами в золотистый песчаный пляж. Посреди пейзажа художник изобразил безобразный разрыв, будто кто-то беспощадно рванул рисунок в разные стороны. В образовавшейся трещине был совсем иной вид: бесцветный серый мир, какие-то бесформенные развалины, корявые высохшие деревья. Этот серый мир будто вываливался в прореху, и его хотелось затолкать обратно, а края разрыва склеить. Называлась эта работа «Разрыв иллюзорного мира». Был ещё один рисунок, выполненный карандашами, который, среди прочих, вызывал у него наибольший интерес, заставляя подолгу всматриваться, подмечать всё новые и новые детали. На нём была изображена серая неприглядная равнина с чахлыми растениями. Над ней раскинулось тёмное грозовое небо. Грузные тучи вспучивали сизые животы, грозя вот-вот обрушится ливнем. Посреди равнины замерла невысокая девичья фигурка, белую блузку и серую, до колен, юбку трепал ветер, вздымал длинные волосы облаком вокруг головы. Девушка брела по равнине, повернувшись спиной к зрителю, в направлении возвышающихся вдалеке скал. К зияющему ущелью, сквозь которое лился яркий свет, проглядывало бирюзовое небо и сочная зелень травы. Словно там, за скалами, был другой, чудесный мир, отгороженный от унылой безжизненной равнины. «В ожидании будущего» – гласила подпись под репродукцией.
Вроде бы в картине не было ничего особенного, она ничем, с первого взгляда, не отличалась от остальных работ художника, но почему-то притягивала внимание больше других рисунков. Если было бы можно, то Денис разглядывал бы её часами. И он вряд ли бы признался даже самому себе, что подспудно ожидает чего-то необычного. Такого, что не должно произойти, но с этой картиной может случиться. Например, что тучи низвергнут потоки воды на иссохшую мёртвую землю. Или сверкнёт молния. Или девушка, бредущая вдаль, оглянется назад, и он увидит её лицо. Может, она даже улыбнётся и помашет ему рукой на прощание. И порой ему начинало казаться, что рисунок меняется. Немного, едва заметно, в малейших деталях, но всякий раз, когда он открывал Книгу на этой странице, ему казалось, что-то изменилось. Немного иначе выглядят клубы сизых туч, или складки на одежде незнакомки, положение рук или ног. Словно там, за гранью лощёной страницы, по ту сторону книжного листа шла чередом другая жизнь.
Позже, уже когда Денис вырос настолько, чтобы не посещать детскую библиотеку, он нет-нет да и вспоминал про книжку, спорил сам с собой, отсеивая невероятные события и находя им разумное объяснение. Всё было ведь в детских фантазиях и его излишней впечатлительности, не так ли? Они и много времени спустя никак не хотели отпускать его, будоража воображение, прорываясь в снах, когда Морфей переносил его в мир карандашного рисунка. Тогда он ощущал свежий, напоенный влагой ветер на своём лице, и песчинки, что царапали кожу. Видел девушку, что брела по равнине, а потом замирала и вдруг поворачивалась к нему, словно почувствовав спиной его взгляд. В этот момент сон истончался, распадался на фрагменты, и Денис никак не мог рассмотреть её лицо. Порой ему даже казалось, что он видит облик жуткого монстра, скрытый за девичьей внешностью. Черты плыли, растекались, теряли форму и утекали вслед за сном в небытие.
#фантастика #фантастическийрассказ
Отблагодарить автора за истории:
Юмани 410011638637094
Сбербанк 2202 2056 7661 0808