Любое искусство неразрывными узами связано с жизнью общества. Поэтому, разговаривая о советском кинематографе 30-х годов, мы никак не можем обойти контекст политических репрессий. Здесь мы тоже сталкиваемся с противоречиями, которые не позволяют окрашивать всё в черные или белые краски.
С одной стороны явно прослеживается энтузиазм кинематографистов от небывалых творческих и производственных возможностей. Многие отечественные деятели кино испытывают счастье от процесса создания народного искусства. Так Григорий Козинцев, которого довольно трудно заподозрить в апологетике сталинских методов, в своих дневниках (изданы под названием “Черное, лихое время…”) писал, что, несмотря на то, что с утопическим восприятием действительности гораздо больше соотносится коммунистический энтузиазм 20-х, эпоха 30-х тоже стала своего рода утопией, но другого характера:
“Различие двадцатых и тридцатых годов в нашем искусстве состояло не в том, что в двадцатых героем была масса, а в тридцатых стал человек, как утверждает наша критика, и не в том, что в двадцатых был расцвет, а в тридцатые — упадок, как пишут за рубежом (это верно только для части нашего искусства), а в ином: революция воспринималась в начале двадцатых как прекрасная отвлеченность, утопия. В тридцатые пора утопий кончилась: стала видна реальность. <…>
Утопия тридцатых — искусство, нужное народу, часть народной жизни — имела и другой организационный, деловой характер. Эта «железная дорога» должна была строиться так, как они в истории строились. Мне это тогда и в голову не приходило. Я выступал против «Встречного» за знамя «Потемкина». Но дело шло, росло: раньше в красках был только один флаг, который поднимали на корабельную мачту. Скоро все картины будут в красках. Уже настраивался оркестр для сопровождения пырьевских комедий. Это ведь тоже были, если угодно, утопии”.
С другой стороны, известно определенное количество инцидентов с репрессивными действиями по отношению к деятелям кино. Однако здесь при разработке статьи я столкнулся с некоторыми смутившими меня сложностями — непросто обстоят дела с источниками, касающимися расстрелов и заключений деятелей кино в 1937-1938-м годах. Между тем для объективного понимания ситуации источники критически необходимы (мы не можем делать однозначные выводы исключительно на основе воспоминаний частных лиц). Поговорим об этом ниже.
В 1938-м году снят с должности и расстрелян руководитель советского кино Борис Шумяцкий. Всё началось со статьи некоего Г. Ермолаева “Что тормозит развитие советского кино?” (газета ”Правда”, №9 от 9-го января 1938-го), в которой на Шумяцкого возлагалась ответственность, надо полагать небезосновательно, за невыполнение заявленных планов и незагруженность съемочных групп:
“План выпуска кинокартин из года в год не выполняется. Так, в 1935 году вместо запланированных Главным управлением кинопромышленности 120 фильмов вышло только 43. В 1936 году первоначальную программу в 165 художественных фильмов ГУК сначала сократил до 111, а потом выпустил на экран 46. Не лучше обстояло дело в истекшем 1937 году. На этот раз в целях “страховки” ГУК обещал дать лишь 62 фильма. И что же? Кончился год, и снова план фактически выполнен меньше чем на 40 процентов <…> Создалось положение, когда имеются готовые сценарии, незагруженные студии, бездействующие режиссеры, а план не выполняется, и зритель не получает новых картин в нужном количестве на актуальные темы. Отсутствие кинокартин на политически важнейшие темы, провал планов, огромный брак, простои, преступное разбазаривание крупных государственных средств, неиспользование производственных возможностей студий, неиспользование режиссеров, отсутствие заботы о выращивании кадров, неслыханный зажим самокритики — таковы печальные итоги работы ГУК за последние годы”
Однако в дальнейшем, будто бы, к обвинениям в растрате и вредительстве добавились обвинения в шпионаже и контрреволюционном заговоре — и вот эту информацию оказалось достаточно сложно проверить. Ибо все источники ссылаются друг на друга, но ни в одном из них не указано номеров приказов или уголовных дел, не приведены протоколы Верховного суда СССР — присутствуют только даты. Это не значит, что сообщенная в интернет-источниках информация неверна (возможно, если обратиться к бумажным архивам, содержание обвинения подтвердится), однако стоит помнить, что мы не располагаем полным спектром необходимых сведений.
Аналогичная ситуация произошла с директором “Ленфильма” Адрианом Пиотровским и директором “Мосфильма” Борисом Бабицким. Первого арестовали и расстреляли во второй половине 1937-го также по обвинению шпионаже и подготовке диверсий. Второго сначала сняли с должности, зимой того же 37-го года арестовали, а в следующем году расстреляли за участие в контрреволюционной троцкистской организации. Как в случае с Шумяцким, информация об обвинениях и расстреле Бабицкого и Пиотровского в достаточной степени туманна (сведения о Бабицком вообще ссылаются на книжку журналиста Валерия Могильницкого “Безымянные тюльпаны: о великих узниках Карлага”, в рамках которой уже вовсе отсутствуют какие-либо ссылки на официальные документ).
Были не только расстрелянные. Среди советских кинематографистов нашлись и те, которых арестовывали, но обходились без высшей меры наказания. Наиболее известный инцидент связан с актером Георгием Жжёновым, в будущем большой звездой советского экрана. Когда он отправлялся на съемки ленты Сергея Герасимова “Комсомольск” (1938-й год), ему не посчастливилось познакомиться с американским военным атташе Филиппом Файмонвиллом, который, судя по всему, действительно занимался шпионажем в пользу США — это дало основания НКВД сделать выводы о том, что Жжёнова завербовала зарубежная разведка. Так Жжёнов оказался в лагерях, где пробыл 1945-го года.
Актер и режиссер Алексей Дикий в 1938-м тоже оказался в Усольлаге с обвинением по пресловутой 58-й статье. Однако в 1941-м году дело прекращено (к сожалению, опять в цифровом виде нет возможности увидеть конкретные протоколы), и Дикий не просто вернулся в профессию, но чуть позже сыграл главные роли в таких крупных советских лентах как “Кузов” или “Адмирал Нахимов” и даже трижды сыграл Иосифа Сталина.
Чуть раньше под маховик попали знаменитые комические сценаристы Николай Эрдман и Михаил Вольпин. История о том, как их арестовали буквально “за анекдот” (а точнее за сатирические стихи и пародии) рассказываются на страницах множества источников, однако чаще всего это именно рассказы, а не документы. Однако здесь имеются конкретные официальные документы. Например, письмо зампреда ОГПУ Генриха Ягоды на имя Сталина с характеристикой (9 июля 1933-го):
“Направляю Вам некоторые из неопубликованных сатирических басен, на наш взгляд, контрреволюционного содержания, являющихся коллективным творчеством московских драматургов Эрдмана. Масса и Вольпина. Басни эти довольно широко известны среди литературных и окололитературных кругов, где упомянутые авторы лично читают их. Эрдман Н. Р. — 1900 г. рождения, беспартийный, автор шедшей у Мейерхольда комедии «Мандат», автор снятой с постановки пьесы «Самоубийца». Масс В. З. — 1896 г. рождения, беспартийный, известен как соавтор Эрдмана по некоторым обозрениям и киносценариям. Масс — Эрдман являются авторами «Заседания о смехе». Вольпин М. Д — 1902 г. рождения, поэт-сатирик, соавтор Эрдмана, сотрудник «Крокодила». Полагаю, что указанных литераторов следовало бы или арестовать, или выслать за пределы Москвы в разные пункты”.
И чуть позже еще одно письмо от другого зампреда ОГПУ Якова Агранова (25 октября 1933-го):
“11 октября с[его] г[ода] были арестованы Н. Эрдман, Вл Масс и Э. Герман — он же Эмиль Кроткий за распространение к[онтр]революционных] литературных произведений. При обыске у Масса, Эрдмана и Германа обнаружены к[онтр]р[еволюционные] басни-сатиры. Арестованные Эрдман, Масс и Герман подтвердили, что они являются авторами и распространителями обнаруженных у них к[онтр]р[еволюционных] произведений. По постановлению особого совещания при коллегии ОГПУ от 14 октября Э. Герман выслан на 3 года в г. Камень Западно-Сибирского края. По постановлению особого совещания при коллегии ОГПУ от 16 октября Н. Эрдман выслан на 3 года в г. Енисейск Восточно-Сибирского края, а В. Масс — в г. Тобольск на Урале”.
Тем не менее Эрдман и Вольпин были освобождены в 1936-м и 1937-м соответственно и снова вернулись к активной литературной деятельности. Они сделали огромный вклад в развитие советской комедии, написав “Волгу-волгу” (Эрдман также участвовал в разработке сценария “Веселых ребят”).
Хотя бы из этих примеров видно, насколько сложное было время в плане взаимоотношений кинематографистов и власти, а также кинематографистов и общества. И лишний раз стоит отметить, что очень важно проверять и перепроверять источники информации, чтобы хотя бы частично приблизиться к разумному пониманию тех далеко ушедших лет.
На краю бездны
1930-е для советского кинематографа стали определяющим временем, когда в драматических условиях складывались и промышленная база, и производственные принципы, и эстетические направления только появившегося звукового кино. Всё это происходило путем проб и ошибок, поиска взаимопонимания между интеллигенцией и широкими массами, определения смычки политики и искусства, пропаганды и развлечения. Это была уникальная эпоха, не менее интересная, чем предыдущие 1920-е.
Но впереди маячили 1940-е и особенно — 22-е июня 1941-го, которое разделило жизнь советского общества на “до” и “после”. И кино это тоже коснулось.
_________________
Поддержите наши публикации своим лайком 👍 и подписывайтесь на канал. И обязательно делитесь своим мнением в комментариях! 💬 Впереди еще много интересных и актуальных материалов из мира кино и литературы!