Иван вышел из избы, понуро опустив голову. И чего-то так в сердце Анне кольнуло, жалко стало мужика. И правда, что это она с ним, как с собакой? Старается ведь человек. И обзывать его не надо.
Наконец, колыбелька висит у кровати, сын накормлен и уложен. Анна достала из чемодана белье
- Иван, унеси ведро воды в сарай, мне помыться и переодеться надо.
- Зачем в сарай? Тут прямо и мойся. Холодно в сарае, не больно май месяц, еще застудишься.
- Налью воды на пол, а подтирать сил нету. Плохо мне.
- Ну, и не подтирай, так высохнет.
- Так не годится, половицы-то деревянные, гнить станут
- А че делать-то тогда?
- Ты не знаешь? Тряпка-то есть? Берешь тряпку и вытираешь.
- Ладно, вытру. Сейчас схожу по воду, да нагрею.
- Иди, я пока мать твою накормлю. Опять картошкой что ли?
- Если простокваша осталась, тюрю сделай. Я бы тоже поел.
Нюра взяла блюдо, протерла хорошо полотенцем, налила простокваши, разбавила водой, хлеба покрошила, чуть-чуть посолила. Большой деревянной ложкой начерпала в миску, унесла старухе
- На, ешь. Ты совсем что ли не встаешь? Целый день не просилась, под себя что ли мочишься?
- В ведро хожу. Вон, под топчаном. Вынеси.
- Сын твой вынесет. То-то слышу воняет тут, дышать нечем. Выходит, ты все-таки встаешь, на ведро ходишь дык. А чего тогда лежишь, посидела бы, все спине легче.
- Зачем мне садиться, если спина гнется, ноги не держат? Я только с виду здоровая, а изнутри у меня все болит.
- Заболит, ежели годами валяться на топчане. Да, я ничего, так просто сказала, лежи себе, меньше под ногами путаться станешь. Главное, под себя не ходишь.
- Ну, ты и язва! Как только земля таких носит. Никакого уважения, понимать должна, я ведь больная старая женщина. Пришла в мой дом и рада, что я под ногами не болтаюсь. Бессовестная!
Анна промолчала, пусть что хочет говорит, еще слушать ее! Пока грелась вода, Иван с Анной похлебали тюрю. Ели из одной миски, иногда стукаясь деревянными ложками. Дико Анне сидеть в чужом доме, с совершенно чужим мужчиной за столом и есть тюрю.
Ивану тоже не по себе. Он не смеет посмотреть на Анну. Вдруг ему показалось, что она по-доброму с ним разговаривает и нет в ее голосе издевки? Вот сейчас возьмет и обзовет снова Ванькой-косым. Как невыносимо обидно будет.
Ох, наконец можно лечь спать. Иван лег у стенки, отвернулся, пробурчав: «Ложись, чего сидишь. Другой кровати нет».
Анна постелила на подушку свой платок, укрылась своим одеялом, легла на бок. Ей казалось, что уснуть не удастся, однако, стоило закрыть глаза, сразу провалилась в сон. Проснулась от того, что Иван ложится на нее. Как Нюра ему двинула ногой, как дала кулаком изо всей дури, он так и слетел с кровати, ударившись головой о табуретку.
- Идиот, ду.ак косой, куда ты лезешь, пугало, страшило болотное! Терпения нет, бабу захотел, харя твоя бесстыжая
Проснулся и заплакал ребенок, мать запричитала
- Охоньки, говорила увези обратно. Порченая она! Срам-то какой, на мужа с кулаками лезет. Иван, чего ты смотришь, за косы ее, за косы! Пусть знает свое место! Слышишь, что я говорю.
Иван поднялся с пола, сел на табурет
- Нюра, чего ты орешь? Ребенка, вон, напугала. Я просто перелезал через тебя. Видишь рассвело, надо идти, воду в баню таскать. Возьми сына, ревет ведь, успокой его. И больше не называй меня Косым, и Кривым тоже, не напоминай каждый раз, я об этом и так никогда не забываю.
- Напугал, я уж подумала… Ну, ладно, ступай уж. Потом покажешь, где эта баня, я истоплю.
Иван вышел из избы, понуро опустив голову. И чего-то так в сердце Анне кольнуло, жалко стало мужика. И правда, что это она с ним, как с собакой? Старается ведь человек. И обзывать его не надо. Не виноват он в том, что такой.
Второй день в чужой избе прошел легче. Председатель колхоза отпустил Ивана, чтобы он помог обустроится жене на новом месте. Рад Василий Иваныч за Ваню, очень рад.
Хороший работник, безотказный. Не было бы его, неизвестно, как войну бы с одними бабами, да стариками пережили. И сейчас больно мужиков не прибавилось, так что, без Вани никуда.
Надеялся Иваныч, что возьмет он в жены Марию, племянницу его. Вдовой с двумя детьми осталась, мается одна, без мужа. Но не получилось. Говорил с Марией и с Иваном говорил. Мария сказала, что только в дом примет Ваню, смотреть за его придурошной матерью не станет.
Иван мать и сестер бросить не может, отказался идти в примаки. Но все равно он молодец! Хорошую женщину взял, здоровую. Еще одна работница прибавилась. Говорили, нагуляла она ребеночка, а про кого не говорят? Ивану ладно, другим дела нет.
Иван сам затопил баню, истопил печь
- Анна, пойдем в чулан, покажу, где что лежит.
В полутемном чулане какого только барахла нет! Ничего, Нюра быстро все раскидает. А что там в ларе? Иван открыл крышку
- Вот, смотри, горох тут. В этом отделе просо, а тут греча. Масло льняное за ларем стоит. Керосин под лавкой. В этом ящике соль.
- Я смотрю, ты, Иван, богач. Я уж думала, что так и будем до нового урожая одну картошку есть. Чего ты вчера масла макать картошку не налил?
- Ты не просила.
- Ладно! Скотины у вас никакой, где простоквашу брал?
- Дык, у Варвары корова есть. Федор, как с войны пришел, так и купили. Смекаю я, не пустой он пришел, а то откуда у них деньгам быть.
Она масло бьет, обрат квасит, нам простоквашу-то и дает, литра три в неделю. За это я ей по хозяйству помогаю. Муж у нее с войны вернулся с одной ногой, да еще и легкие у него больные. Работать не может слабый совсем.
- Я гляжу, ты один тут сильный, работать больше некому. Ладно. Банка пол литровая есть? Дай я ее сполосну. Иди к Варваре, пусть молока нальет. Скажи, каждый день будем ходить. В сенокос отработаем.
- Варя, наверно, уже ушла. Вроде их бригаде сегодня картошку перебирать.
- Муж, зато дома. Пусть нальет. Скажи, мол Анне надо чай с молоком пить, дите грудью кормить надо.
- Ему в погреб не залезть. Анна, не могу я просить. Стыдно.
- Ах, ты какой! Просить он не может. А сыночек голодный будет, не стыдно тебе станет. Иди, слазь сам в погреб, принеси молока. Не к чужим людям идешь, к сестре родной, на которую горбишься. Иди, неси, а то ни разу к ним не пущу, дома работы полно.
И молока Иван принес, и постели вынес, развесил по забору, и воды носил, не давая жене ведра поднять. Хорошо у него на душе! Деревья еще голые, ветер холод хранит, а пахнет он все же весной. Небушко синее, скворцы поют. Радость у Ивана! Сын у него есть! Сколько раз на руки его брал, сам пеленал, у Анны-то руки мокрые.
Не знала Аннушка с чего начать приборку. По хорошему-то, надо бы сначала помыть потолки и стены, печь выбелить, но силушек еще нет. Сначала постели проветрила. Хлопала палкой, обмотав лицо платком. Пылищи было, просто туча.
Отскоблила лавки стол, перемыла начисто горячей водой посуду, пол вымыла, оттирая голиком. Чище стало, но старухино ведро! Что-то с этим надо делать.
К вечеру Иван занес тюфяки, подушки и одеяла. Подушки и одеяла Анна велела закинуть на полати, свое постелила.
- Иван, вроде все. Баню мыть у меня сил не осталось. Иди, скажи, пусть Варвара моет, да мать пусть с Валькой вымоют. Я еще не здорова, дай Бог, сына искупать.
Продолжение здесь: Глава 35.