Кузьма привстал, опираясь на локоть, вытащил из торбочки кисет с табаком и, раскурив трубку, пристально и внимательно огляделся. Вроде ничего не изменилось. Тишина. Не слышно привычного в любое время года гомона птиц, которые на все лады и на всю тайгу оповещали лесных обитателей о скором выведении своего потомства.
– Часов пять, наверное, – охотник, привычно глянув в сторону, где, по его мнению, должно находиться солнце, но наткнувшись взглядом на свинцовую преграду из туч, чертыхнулся и невольно выругался.
– Не к добру это, ой, не к добру, – угрюмо проворчал он. – Пусть отдохнет малец, – он заботливо подоткнул края зипуна под бока сладко спящего внука и вновь примостился рядом. – Набегается еще по тайге за свою жизнь.
Кузьма прилег рядом с Ванюшкой и вновь прикрыл глаза, тщетно пытаясь припомнить этот самый сложный период его жизни, одновременно чувствуя, как в груди поднимается огненный вал неопознанной тревоги и необъяснимого ужаса…
• * * *
Рассудительного и умудренного житейским опытом Кузьму (единственного, кто сделал хотя бы попытку жениться), они, да он и сам был не против, решили определить в повара, да и вообще, присматривать за хозяйством. Хоть и предупреждал их Федор, что в эти места никто носа не сует, оно, тайга, мало ли что! Опять же зверье дикое. Вон, вчерась, Макарка рысь видел, а рядом с землянкой все утоптано следом росомахи, самого опасного и подлого зверя в зимней тайге. Решили, от греха подальше, без ружья на улицу не выходить. Да и лихие люди, хотя они и сами не робкого десятка, могут на их пристанище наткнуться. Вон, сколько беглых по матушке–России разгуливает!
Хозяйственный Николка незаметно сунул им в мешок целый пучок крепких, оленьих жил, из которых Семен приспособился изготавливать петли на зайцев, которых в округе было видимо–невидимо.
Они понемногу осваивались, привыкали к новой, таежной жизни, где каждый день мог стать последним, и где им действительно приходилось бороться за свое существование. Кузьма, следуя полузабытым советам Семена научился выделывать заячьи шкурки, потрошить и ощипывать глухаря, куропатку, косача–тетерева, так что с мясом у них был полный порядок. Решили построить погреб для хранения мяса, благо, опыт у них уже был. Рядом с жилой землянкой разожгли кострище, выкопали яму, закидали ее потолочными перекрытиями, а сверху завалили внушительными булыжниками, которые с превеликим трудом натаскали с берега. Уж чего, а камней там было предостаточно, да и первая зима была малоснежной, но очень морозной.
– Эх, – мечтательно выдыхал Макарка, когда они долгими вечерами возлежали на лежаках, блаженно попыхивая самокрутками. – Соболька бы как научиться добывать. Вона, Николка, связками разгружал в фактории. Не успеешь оглянуться, весна настанет, надо будет к Федору наведаться, а у нас и не с чем.
– Не гневи Господа, Макар, – лениво и расслаблено отзывался Семен. – А это? – и он тряхнул сумой с украшениями, которую всегда держал в изголовье. – Золото всегда в цене будет.
– Оно твоя правда, – покладисто согласился Сенька, – но пушнина как–то понадежнее будет. Это хорошо, что Федьку нам Бог послал, а ежели бы нет? Тунгусам золото ни к чему, а соболя у них можно обменять на что угодно.
– Без собаки соболя очень трудно взять, – сонно отозвался Семен.
– Так и я о чем, – оживился Макарка. – Надо будет, когда по теплу на факторию направимся у Федьки спросить, может, есть у него на примете щенки, аль собака какая. Эх, – мечтательно протянул он. – Глядишь, обживемся, навык набьем, да свою факторию откроем.
– Спи, балабол, – сонно проворчал Сенька и отвернулся к стене.
Несмотря на будничность и ежедневную монотонность их добровольного заточения в таежных и непроходимых дебрях, дни пролетали очень быстро. Может быть потому, что они были короткие?
Вставали они рано, еще затемно. Кузьма заталкивал с вечера приготовленную, смолянистую лучину в еще не успевшую остыть печку, и они не торопясь пили чай с ржаными сухарями, молча наблюдая за прыгающими огненными бликами по потемневшим и задымленным стенам. Когда робкий рассвет озарял заснеженные, прибрежные утесы и стыдливо накрытую снежным покрывалом тайгу, Кузьма выходил из зимовья, по обыкновению, первым. Хозяйским взглядом окидывал естественный погреб, с легкой усмешкой рассматривал изобилие звериных следов, натоптанных вокруг, внимательно разглядывал грубо сколоченную и стянутую для надежности стальными петлями дверь, исцарапанную звериными когтями, а затем, закинув на плечи ружье и прихватив топор, выходил на берег. Там он не спеша прорубал замерзшую за ночь полынью, а затем, на сосне, которая росла чуть в стороне, делал очередную зарубку. По его скромным подсчетам, возможно не совсем точным, но сейчас стояла уже середина марта.
Затем, проводив тайгу Семена с Макаркой, начинал привычно заниматься повседневными делами. Поначалу ставил похлебку из рябчика или из глухаря, а иногда варил кулеш из зайчатины, благодаря в душе Федора за то, что он снабдил их пшеном. Немного, но дал!
Затем выделывал принесенный накануне шкурки зайцев, ощипывал птицу и сносил тушки в погреб, куда он загодя нарубил кусков льда. Работы хватало.
А еще, опять же под руководством более опытного Семена, он мастерил лыжи и теперь, уже выстроганные и пропаренные березовые заготовки. Осталось только загнуть носы и приделать кой–какое крепление.
Между делами, весна, незаметно, вступала в свои права. Солнышко светило все ярче, небо с каждым днем приобретало другой, темно–синий оттенок, а на еловых и сосновых иглицах вырастали прозрачные, мелодично позвякивающие сосульки.
– Вот, лыжи доделаю, да можно будет на факторию сходить, – с аппетитом уплетая варево из свежей зайчатины, невнятно говорил Кузьма. – Сухари на исходе, да крупы надо прикупить.
– Ускорься, – в тон ему, утвердительно вторил Семен. – Надо бы луку, ай чесноку у Федора спросить, а то у меня десны начинают кровоточить. Нехороший признак! Знай, витамина не хватает. Ну, ничо, скоро черемша полезет изо всех кочек, а это наипервейшее лекарство от этой заразы. Особливо, когда свежая.
– Собаку бы надобно раздобыть, – не преминул напомнить Сенька. – Золотишко рано или поздно закончится, а пушнина, она завсегда в дело идет.
– Самое ценное у соболя – это шкурка, а чтобы ее не попортить нужны хорошие капканы, – назидательно проговорил Сенька, лучше других знающий повадки этого зверька. – Собака, она загонит на елку, один черт, стрелять придется, а из наших кремневок бабахнешь – вся шкурка на решето будет походить. Дед мой, царствие ему небесное, – Семен широко перекрестился, – тот любого мелкого зверя в глаз бил одной дробиной. Вот это охотничек был! Ладно, – прервал он пустопорожний разговор. – Кузьма, ты завтра лыжами занимайся, а как закончишь, сразу и тронем на факторию. А не то реки вскроются, по тайге неделю будем продираться! Правы вы мужики, надо припасы пополнить, да насчет собак и ружьишка понадежнее расстараться! Может Федор и выручит.
Утром Кузьма проснулся пораньше и, проводив мужиков, вскипятил воды, опустив туда наконечники грубоватых заготовок, надежно закрепил их, приладив на противоположных концах, на задниках, гнет для изгиба. Когда загиб на кончиках получился такой, какой был нужен, он приделал незатейливые крепления, надежно скрепив их прочными, оленьими жилами. К вечеру лыжи были готовы!
– Завтра поутру тронемся, – скептически оглядев неказистые изделия, буркнул Семен. – А ты, Кузьма, остаешься на хозяйстве. Никаких но! – жестко прервал он малейшую попытку сотоварища возразить. – Так будет правильно и надежно!
На следующий день едва забрезжил рассвет они, ополовинив суму с золотом и прихватив с собой пустые, легкие нарты, с высохшими связками заячьих шкурок, ушли вверх по реке.
Прошла неделя, подходила к концу вторая и Кузьма не на шутку забеспокоился.
– Али оказия какая приключилась, а может на жандармов наткнулись, да в каталажке маются, – бормотал он, машинально занимаясь привычными, хозяйственными делами.
Нехотя перекусив холодным куском зайчатины, Кузьма направился к излучине, откуда с высокой скалы, до самого горизонта открывалась величественная панорама дремлющей пока реки. Усевшись на небольшой площадке, он, щурясь от слепящего, весеннего солнца, прикладывал ладонь козырьком ко лбу и до рези в глазах всматривался в заснеженную даль.
Перевалило за полдень, это Кузьма понял по склоняющемуся к западу солнышку, когда вдалеке показалась движущаяся точка.
– Никак Сенька с Макаркой проявились! – обрадовался таежник. – Так боле и некому! Побегу, встречу сотоварищей, – он быстро спустился со скалы и по рыхлому льду, по местами проступившим проталинам двинулся навстречу товарищам.
– Помогай живее, Кузьма! – послышался сдавленный хрип Семена, который разглядел приближавшегося товарища. – Живее, иначе под лед уйдем!
Задыхаясь, мужики с трудом толкали доверху груженые нарты по весенней хляби. Кузьма подскочил и схватился за постромку спереди возка.
– Быстрее, братцы, навались! – воодушевленно закричал Макарка, почувствовав столь ожидаемую подмогу. – Маленько до берега осталось!
Они успели вытолкать нарты на пологую косу.
– Выше надо, мужики! – переведя дыхание, скомандовал Семен. – Лед тронется и утащит нас с этой кладью!
Обливаясь потом и проклиная свою судьбинушку, ватажники, почти на руках затащили нарты выше, почти к самой землянке, и вконец обессиленные попадали рядом. Раздался грохот, большой кусок льда, по которому они только что бежали, встал дыбом и затягиваемый бурлящим водоворотом ушел вниз, подцепляя остальной, просевший лед, по которому во все стороны побежали расширяющиеся трещины. Громыхнуло еще раз, теперь уже слабее и ледяная махина, величественно и плавно тронулась вниз, унося остатки зимнего одеяния к морю.
Мужики, широко распахнув глаза, смотрели, как мутные, покрытые белыми гребешками волны заливают песчаную отмель, где они только что находились.
– Успели, – спокойно и буднично произнес Семен, сосредоточенно сворачивая самокрутку. – Мы с Макаркой сейчас отдохнем, а ты, Кузьма, разбери поклажу. Да, щенка там Николка передал, сказывал, что подарок тебе. Сказывал, что чистая лайка, а соболя за версту чует.
– Какого щенка? – растерялся Кузьма. – Где он?
– Так, спит, поди, – усмехнулся Семен. – Утомился, бедолага, не меньше нашего.
Мужики скинули меховые парки, полуразвалившиеся от влаги оленьи бахилы и направились в землянку, откуда вскоре послышался богатырский храп, а Кузьма принялся разбирать привезенное ватажниками добро. В первую очередь он вытащил сладко сопевшего между тюков щенка, который слабо пискнул и, лизнув его руку, рухнул возле нарт.
– Умаялся, сердешный, – растроганно проговорил Кузьма, осторожно перекладывая кутенка в сторону. – Не такой уж ты и маленький, а тяжеленный какой! Ну, глянем, чем нас Федька нынче обрадует. Ого! – восхищенно воскликнул он, вытащив из первого тюка два ружья. Эка невидаль, – бормотал он, разглядывая затейливый приклад и какие–то знаки на нем. Затем на свет появились две сети, одна побольше, напоминающая обычную, рыбацкую сеть, а другая поменьше, с колокольчиками по краям, свертки и жестяные коробки с охотничьими припасами, полмешка соли. Затем Кузьма вытащил с полпуда уже подмороженного и тронутого гнильцой чеснока, портки, три косоворотки, а самое главное, что его обрадовало – три пары настоящих сапог!
– Вот так уважил, Федюня, – обрадовано бормотал Кузьма, разбирая коробки и мешочки с хозяйственной утварью. – Удружил, братец! И сухарями снабдил, даже чай не забыл. Надо же, и иглицы положил с нитками, тута и зеркало и ножницы! Хучь в божеский вид себя приведем! Эх, жаль, мыла не сподобился куда-нибудь сунуть! Ну, ничо! Некому на наши рожи любоваться, а для себя мы и золой отмоемся. Спасибо тебе, добрый человек. Как же вы, бедолаги, – он имел ввиду Макарку с Семеном, – все это доперли? Хотя, своя ноша не тянет, как говорится!
Разобрав и уложив привезенное добро, Кузьма принялся за приготовление ужина. С чесноком! И даже с луком, пара луковиц которого скромно спряталась под ароматными головками…
Незаметно, в хозяйственных и бытовых хлопотах промелькнула весна, и наступило жарко, но очень короткое северное лето.
Макар с Семеном занимались пристрелкой нового оружия, (Кузьма категорически отказался от штуцера, пусть даже и американского, предпочитая проверенную кремневку), занимались сбором лекарственных трав, в которых умудренный опытом Семен оказался большим знатоком, а Кузьма сушил грибы, рубил и складывал поленницы смолянистого сухостоя. Они разобрали бревенчатый накат односкатной крыши, подняли избушку на три венца и прорубили небольшое оконце, заделав его пластмассовым куском слюды, который дальновидный Семен прихватил на фактории.
А любознательный Макарка, в кратчайшие сроки освоив рыболовную сеть, каждое утро баловал ватажников вкуснейшим хариусом, хищными щуками из которых Кузьма научился варить вкуснейшую уху и запекать ее в костре, в глине. Иногда попадался таймень, редко, но бывало, из жира которого изготавливались коптилки на долгие, зимние вечера. А сетку поменьше, с бубенцами, обмет, Макар прибрал в надежное место, до лучших времен. А еще он терпеливо, со знанием дела обучал молодую лайку, кобеля, которого Семен окрестил Варнаком.
– Варнак, работать, – настойчиво призывал Макарка молодую и очень умную лайку и пес, жалобно поглядывая на Кузьму, которого с первого дня признал своим хозяином, понуро плелся за своим строгим учителем. Но это только до леса, который вплотную подступал к избушке. В тайге Варнак преображался! Уши торчком, глаз дерзкий, наметанный, серая холка дыбом, а самое главное, в этом Кузьма и Макарка убедились лично – пес понимал человеческую речь. Недоверчивый читатель скажет, что это мистика, но нет, уважаемые, уверяю, что именно так! Чем там они занимались целыми днями, неведомо, но когда ударил первый, робкий морозец, Макарка в сопровождении горделиво вышагивающего Варнака протянул Кузьме две соболиные тушки! Во, как! А как они их добыли? Макарка лукаво усмехался, а умный Варнак вежливо помалкивал, поскуливая и смущенно прикрывая кровоточащие царапины на морде. Хоть и умный он, Варнак этот самый, но собака, что с него взять!
– Это хорошо, что пушнинкой стали разживаться, – говорил Семен, наблюдая, как Кузьма ловко выскабливает готовую шкурку. – Куница неплохо пойдет, горностай опять же. Пару–тройку десятков надо добыть, слышь, Макар, а то золотишко уже на исходе, а через месячишко, по ледоставу, надо бы Федора навестить.
– А чо я–то? – легкомысленно откликнулся Макарка. – Ты, вон, Варнаку втолковывай, он у нас по этому делу мастак! Пес, лежавший у входа, лениво приоткрыл глаз и шевельнул хвостом, слышу, мол, слышу я…
– Может я вместо тебя или Макарки схожу? – подал голос Кузьма, сосредоточенно натягивая готовую шкурку на треногу. – Цельный год людей не видывал, а ваши неумытые рожи уже вот где сидят, – шутливо закончил он и чиркнул себя ребром ладони по горлу.
– Весной пойдешь, – коротко отрезал Семен. – Молодой ты еще, здоровый, а мне уже тяжко нарты по талому снегу пихать.
– Старик, – фыркнул Макарка. – Всего–то пятьдесят годков. Выходит и Кузьма старик, коль ему уже за тридцать?
– А ты не насмехайся, – проворчал Семен. – Доживешь до наших лет, поглядим, как тогда петь начнешь. Сколь тебе сейчас?
– Так, двадцать пять, – растерялся Макарка.
– Мо–ло–до–ой! – добродушно поддел сотоварища Семен. – Тебе бы с бабой ласкаться, а не с нами, лиходеями по тайге шарахаться. Ладно, давайте спать.
Как бы там не было, но через месяц в погребе висел десяток отлично выделанных шкурок горностая и соболя. Поровну. И это не считая полудюжины куниц.
– А неплохо, братцы, – Семен кинул на нарты последнюю связку шкурок и задумчиво поглядел на замерзшую реку. – Прощевай, Кузьма. Ежели все будет нормально, через неделю обернемся. Пущай Варнак нас проводит, да с тобой остается. И нам спокойнее и тебе веселее!
И действительно, через неделю верный Варнак звонким лаем оповестил о возвращении Семена и Макара. Опять с полными нартами всякой всячины, но на этот раз без происшествий!
– Зиму теперча перезимуем без хлопот, а далее, как Господу угодно будет, – переговаривались между собой мужики, затаскивая оленьи мешки в землянку.
– Николка–то был? – осторожно спросил Кузьма у Семена, когда они надежно заперев погреб, вышли на улицу.
– А как же, – басовито откликнулся Семен. – И жена его была, и дочка. Их тунгусов, в этот раз много было, упряжек восемь. Завалили шкурками Федькину факторию. Дочка его, Машка кажись, все про тебя выспрашивала. По нашенски плохо говорит, а все на своем лопочет Кузя, да Кузя. Я сперва не понял, мне уж потом Николка разъяснил, что про тебя она выспрашивает, как ты, да где, просит, чтобы ты приехал по весне. Так что, братец, готовь лыжи, – и Семен, добродушно рассмеявшись, хлопнул Кузьму по спине.
А суровая, и на сей раз очень снежная зима полностью вступила в свои права. Снегу наметало столько, что по утрам, прежде чем выйти из избушки, приходилось сначала протыкать дырку в снегу, чтобы определиться с выходом, а уж потом приступать к окончательной расчистке. Раскидывали пушистое одеяние по очереди, даже Варнак, усердно скреб снег мощными лапами, усердно пробивался наружу, а выскочив, оглашал белое безмолвие звонким, задорным лаем. А затем начинался обычный день, где каждый занимался своим делом. А сколько еще будет впереди этих дней – это, как говорил Семен «только Господу известно».
За повседневными хлопотами, зима, постепенно подкрадывалась к своему логическому завершению. Кузьма полностью, куда мог достать по стволу, покрыл зарубками две сосны и, ведя ежедневный отсчет, уже перешел к третьей, когда Макарка вернувшись с удачной охоты, это было понятно издалека по его довольной физиономии, протянул более старшему товарищу три шкурки:
– Во! – горделиво произнес он. – Сам снял их в тайге, покуда перекуривал. И нет тута ничего сложного, так что тебе осталось только выделать. Еще маленько и можно смело топать на факторию даже без золотишка. Десятка два тама уже будет, – уверенно говорил он, кивая на дверь погреба, искоса поглядывая на подошедшего Семена. – Помощничка бы мне, вот тогда бы дела скорее пошли, в два раза больше шкурки бы было.
– У тебя это ловчее получается, – спокойно и рассудительно ответил Сенька. – Давайте, братцы, кажный станет заниматься своим делом, тогда у нас будет мир и лад! А шкурок даже поболе на сей раз будет. Запомните, братцы, тайга, она жадности не любит, а наказывает очень жестко! На проживание хватает, и ладно. Скоро, – неожиданно и резко переменив тему, он глянул на огненный закат, – через месячишко, ежели не завьюжит, надо будет трогать к Федору.
Продолжение часть 4
Автор Геннадий Перминов
