оглавление канала
Я сидела у теплой печи, закутанная в шерстяной клетчатый плед, протертый почти до дыр в нескольких местах, и заштопанный аккуратно еще моей бабулей. Даже после основательной пропарки в бане у меня никак не получалось согреться. Хаос в доме наводил на меня легкое уныние, но и только. Все это казалось каким-то неважным и совсем далеким, будто меня и вовсе не касалось. И эта кажущаяся отстраненность меня слегка пугала. Вроде бы мой дом, и уже какой-то не мой. Перед внутренним взором все еще стояла светящаяся арка Врат, прямая спина и гордо поднятая голова Володара, переступающего этот волшебный порог, а ротом, яркая вспышка и маслянистые черные пятна на белом камне. Думаю, мне еще не раз они привидятся в ночных кошмарах. Да, прав был Володар, когда однажды сказал мне, что ничто не проходит бесследно, и к прежней жизни вернуться будет куда как трудно, если не сказать, невозможно. Порядок в доме будет навести просто, но, так же просто, увы, не удастся вернуть свою прошлую жизнь. Я только теперь понимала, какой она была легкой и безмятежной. Почему-то, вдруг, захотелось всплакнуть. Кто бы спросил, почему? Я бы вряд ли могла ответить.
Здесь же, рядом со мной на подстилке лежал Хукка, и изредка поглядывал на меня снизу вверх умными глазами. Он еще плохо ел, и почти не вставал, но лихорадочный блеск в глазах прошел, да и нос уже был влажным и прохладным, и это меня весьма и весьма обнадеживало. В сенях раздались шаги, и в дом, разговаривая о чем-то своем, о мужском, вошли распаренные, с возбужденными лицами, разгоряченными крепким банным парком и оживленной беседой, Божедар с Корнилом. Корнил поведал нам, что Авдей вернулся вместе с Колобродом дня два назад. Они и принесли раненного Хукку. Колоброд остался пожить несколько дней у Авдея, по настоятельной просьбе деда, а Корнил отправился ждать нас с Божедаром ко мне домой. И сейчас он рассказывал моему любимому, что сталось с отрядом Кащея. Колоброду даже не пришлось никого и ни в чем убеждать. Ребята насмотрелись достаточно на «художества» Кащея, и уже, во главе с командиром, собирались поднять бунт. Все последние события, необъяснимый туман над Ладогой, а особенно, наш уход в подземелье, неведомо как открытое, окончательно привел их в чувство. Но, честно говоря, меня эти новости нисколько не удивили и не тревожили. Я будто со стороны, смотрела на мужчин тусклым взглядом безо всякого интереса. Они косились на меня и в их глазах то и дело мелькало беспокойство.
Но они, изо всех сил делая заинтересованные лица, старательно продолжали об этом разговаривать. Но долго не продержались в своем наигранно-бодром настроении, наткнувшись на мою печальную физиономию. Слава Богу, хоть еще не кинулись с вопросами или уговорами. Я им была за это безмерно благодарна. Божедар налил мне из пыхтящего самовара горячего чая, заваренного на травах, плеснув туда изрядную долю клюквенной настойки, чудом уцелевшей в буфете после разгрома, учиненного здесь Ольховским. Я покорно взяла чашку, и принялась отхлебывать из нее маленькими глотками ароматный обжигающий напиток. В комнате повисла неловкая пауза. Корнил смотрел на меня исподлобья с некой долей понимания и сочувствия. Божедар – с тревогой. Пробормотав, что я хочу спать, провожаемая их пристальными и обеспокоенными взглядами, я пошлепала в свою спальню. Думала, что уснуть не удастся, но отключилась почти сразу, как только голова коснулась подушки. Перед тем, как провалиться окончательно в сон, успела подумать, что Корнил мне, скорее всего, подлил в чай сонного зелья.
Мне ничего не снилось. Совсем ничего. Я проснулась от звуков тихих голосов, доносившихся в мою комнату из кухни. А еще, какой-то легкий шум и негромкое повизгиванье Хукки. В окно падали косые лучи восходящего солнца. В его световых дорожках танцевали пылинки, похожие на маленьких светляков. С большим трудом поднялась с кровати. Комната плыла перед моими глазами, и я с трудом могла бы сказать, где был пол, а где потолок. Дождавшись, когда эта круговерть немного уляжется в моей голове, попыталась встать. Получилось не сразу. Мой организм с азартным восторгом востребовал свое, обещанное ему давно право на отдых, недвусмысленно намекая мне, что, мол, ты же грозилась мне его дать. Свое слово я привыкла держать, и опять повалилась на кровать, перестав ему сопротивляться.
Когда я в следующий раз открыла глаза, в комнате было темно. Только керосиновая лампа стояла в моем изголовье на небольшой тумбочке, заботливо прикрытая разноцветной ширмочкой, на которой были изображены какие-то птицы. Возле кровати на табуретке стояла большая кружка с ягодным отваром. Чувствовала я себя намного лучше, чем при первом пробуждении. Голова уже не кружилась, только слабость во всем теле, да сухость во рту, словно от затянувшегося похмелья. Осторожно села на кровати, спустив ноги на пол. Дотянулась до отвара и выпила весь его без остатка. Кроме ягод, чувствовался в нем еще горьковатый привкус каких-то кореньев. Наверняка, опять Корнил «наколдовал» чего-то своего в этот напиток. Встала, держась, по началу, за спинку кровати, с трудом натянула поверх рубахи халат, и побрела в кухню, ощущая зверский голод.
При моем появлении Хукка поднял голову с лап и тихонько заскулил. Я приложила палец к губам.
- Тсс… Тихо пес. Разбудишь всех…
Мой собакен с пониманием тяжело вздохнул, и опять уронил голову на лапы, прикрыв глаза. На столе тоже стояла керосиновая лампа с прикрученным фитилем. В комнате царила чистота и порядок. Видимо, пока я спала, мужчины успели здесь прибрать все. Я внимательно прислушалась к ночным звукам. На стене тикают ходики, безжалостно отмеряя время, из спальни, где последнее время жил Божедар, раздавалось дружное сопение разного тембра. Значит, Корнил все еще здесь. Почему-то, это меня порадовало. Наверное, мне просто хотелось еще поговорить с ним о Володаре. Наверное, мне казалось, что он знает о старце больше, чем кто-либо. На деревянном, безукоризненно чистом столе, стоял чугунок, прикрытый чистым полотенцем. Я заглянула в него. Гречневая каша! На цыпочках прошла к кухонному уголку, стараясь не шуметь, добыла себе ложку, кусок хлеба, и вернулась к столу. Не заморачиваясь тарелкой, принялась есть гречку прямо из чугунка, заедая это счастье хлебом и припивая простой водой, почерпнутой из ведра, стоявшем на лавке у самой двери. Каша была с хрустящими шкварками, и остановиться не было никаких сил. Опомнилась я только тогда, когда ложка стала скрести по чугунному дну посудины. Счастливо выдохнула, откидываясь на теплую деревянную стену за моей спиной.
Ходики на стене показывали три часа ночи. Похоже, я проспала больше суток! Но зато, свое слово собственному организму я выполнила. Меня неудержимо потянуло на свежий воздух. Решительно встала, всунула ноги в старенькие чуни, стоявшие у теплой печи, сдернула с гвоздя теплую шаленку, и, накинув ее на плечи, осторожно открыла дверь. Бесшумно выскользнула из сеней на крыльцо, и вдохнула полной грудью холодный, пахнущий легким морозцем, воздух. По небу плыли низкие рваные облака, словно истерзанные голодными псами. В прорехи между ними виднелись маленькие тусклые звезды. Медленно спустилась с крыльца, и направилась к воротам. Облокотившись на деревянную перекладину и, устремив взгляд на небо, не отдавая себе отчета в причине, стала искать созвездие Малой Медведицы. Найдя ее в открывшемся разрыве облаков, уже не могла оторвать от нее взгляда. Великая Прародина Рода Д*Арийцев! Она притягивала меня, звала и манила. Это вышло как-то само собой, безо всяких мыслей и планов. Опять вспомнился Володар. Сердце сжало какой-то неведомой болью и тоской.
Наверное, поэтому я ничего не замечала вокруг. За спиной раздался легкий шорох. Все еще пребывая мыслями в неведомом, я почти не обратила на него внимания. Но, видимо, мой отдохнувший организм пребывал в прежней боевой готовности. Тело, послушное инстинктам и выработанным рефлексам, в какой-то момент, само отпрянуло в нужную сторону. И удар, нацеленный в голову, только скользом задел висок, оцарапав его до крови, и пришелся на левое плечо. От неожиданности и боли я охнула. И тут же, чьи-то цепкие и сильные пальцы впились мне в горло. А над ухом чей-то хриплый, почти неузнаваемый голос прошипел:
- Ты отдашь мне все сокровища, которые приволокла из подземелья… Отдашь мне все, до последнего камушка… Иначе, я тебя живой не выпущу…
Человек злобно хихикнул, и тогда я узнала его! Ольховский! Но как…? Времени на удивление и гипотезы не оставалось совсем. Кричать я не могла. Становилось совсем нечем дышать. Я попыталась лягнуть напавшего ногой по голени, но, видимо, не была еще достаточно сильной, удар вышел неловким и слабым. Он сумел легко увернуться, а пальцы на моем горле сжались еще сильнее. У меня перед глазами поплыли красные круги, и я почувствовала, что еще немного, и я, либо просто задохнусь без воздуха, либо он мне сломает шею. В доме глухо и зло залаял Хукка. На улице вспыхнул свет. Послышались встревоженные голоса. А я с горечью подумала, что они просто не успеют. Перед внутренним взором поплыли созвездия, все мысли куда-то исчезли, оставляя одну лишь пустую черноту.
И вдруг все исчезло. Я со всхлипами, упав на колени, открытым ртом жадно глотала воздух, обжигающий легкие. А рядом со мной слышалась какая-то возня, громкое шипение, будто две змеи свились тугим клубком в смертельной схватке. И вот, все внезапно затихло. С земли поднялась только одна фигура, и опершись на доски забора, злобно выругалась, обращаясь непонятно к кому.
- Сволочь…!!!
Наталья?!!! Воистину сегодня ночь сюрпризов! Я попыталась подняться, и тут же подскочивший ко мне Божедар сгреб меня в охапку, и, подняв на ноги, быстро заговорил, глотая окончания слов от волнения:
- Верея!! Как ты? Ты цела? Не ранена?
Я не успевала отвечать на его вопросы, да и слова у меня как-то не получались. Поэтому я, лишь, невнятно мычала, пытаясь объяснить ему, что все еще нахожусь на этом свете, и на другой пока особо не спешу. Другими словами, что все нормально. Конечно, если можно было вообще назвать нормальным, все произошедшее со мной. Подоспевший Корнил склонился над скрючившимся на земле Ольховским. Через мгновенье разогнулся и спокойно произнес:
- Он мертв…
А Наталья, словно загнанный собаками волк, злобно сверкала на нас глазами, уперевшись спиной в забор, и шипела рассвирепевшей кошкой:
- Он сам… Он хотел убить Верею… Я только защищалась…!!!
Но на нее, кажется, никто не обращал уже никакого внимания. Корнил, стоял над телом, и задумчиво теребил одной рукой бороду. А потом проговорил, словно самому себе, нисколько не обращая внимания на женщину:
- Тело нужно убрать. Никто не должен узнать, что здесь случилось. Нам ни к чему лишнее внимание и вопросы. Пожалуй, я сейчас этим и займусь, пока не наступил рассвет. Народу здесь, конечно, немного, но, береженого Бог бережет.
Божедар вопросительно посмотрел на меня, как будто спрашивал моего согласия. Я была не в состоянии ему что-то ответить, столько всего на меня навалилось. И вдруг, Наталья заплакала. Сначала тихо, бормоча что-то неясное, а потом все громче и громче, с подвываниями и всхлипами. Мне стало ее жаль, жаль до слез. Какой-то бабской жалостью. В пору хоть самой завыть в голос. Вот была бы чудная картинка! Корнил подошел к ней и жестко встряхнул за плечи. Глядя ей прямо в глаза, заговорил спокойно:
- Послушай меня… Сделанного не воротишь. Но у тебя сейчас появился шанс начать свою жизнь заново. Ступай домой и подумай, во что ты превратила свою жизнь. Подумай хорошо. Другого шанса уйти с темной дороги у тебя больше не будет. – Это было сказано настолько веско и жестко, что прозвучало, будто приговор судьи.
Женщина сникла, но как-то сразу успокоилась, и как загипнотизированная смотрела на Корнила во все глаза, будто видя в нем свою последнюю надежду на спасение. Потом, еще раз всхлипнув, кивнула головой, и развернувшись с опущенными плечами, побрела в сторону поселка, беспрестанно оглядываясь. А я подумала, что вот, все и вернулось на круги своя. Каждый получил заслуженное. И уже никто не останется прежним, после пройденного пути. Облака, разогнанные грозными порывами северного ветра, словно испуганные зверюшки, разбежались к самому краю чуть светлеющего горизонта, открывая небесный темно-синий бархат неба, на котором драгоценными камнями засверкали звезды. Я подняла голову к небу, нашла взглядом Тару, Полярную звезду в созвездии Утицы. И с уверенностью подумала, что мы вернемся домой. Когда-нибудь обязательно вернемся…
Конец
