Как-то у меня с Клячкиным странные отношения складываются с самой первой попытки о нем поговорить – я все время с такими разговорами опаздываю. Два года назад даже и сам текст о нем пришлось назвать Теперь уже вечно юный Евгений Клячкин. После Дня памяти просто потому, что вышел он на сутки позже. Нынче думал заранее все сделать и даже начал собирать текст-концерт за неделю, однако, то разъезды, то какие-то пустые хлопоты уже по возвращении, в общем, опаздывание канала Бард-Дзен на День памяти Евгения Клячкина стало своеобразной фишкой. Напомню или просто проинформирую тех, кто не в курсе, что вспоминать о Клячкине правильно 30 июля. А тут же еще стоило бы сделать пару выпусков Летних песен, если уж не больших текстов об именинниках, с которыми у меня давние добрые отношения – 31 июля надо было бы поставить что-то летнее от Геннадия Балахнина, а 1 августа от Сергея Подборнова. Придется догонять теперь. В общем, прощения не прошу, получилось – и получилось, что уж. Где-то я в подобных текстах к Дням памяти уже писал, что на самом-то деле точное соответствие датам – дело не обязательное, поскольку о людях этих мы с вами и так никогда не забываем. Думаю, и сегодня вспомним Евгения Исааковича не хуже, чем помним всегда, только чуть подробнее.
Итак, ссылка на относительно аналитический текст у вас уже есть, по традиции я стараюсь не повторять в тексте-концерте песни из таких текстов, так что песен вам для памяти на сегодня с избытком. Начнем, благословясь, концерт. На удивление в предыдущих текстах и здесь, и на Бард-Радио я ни разу не поставил одну из самых известных песен Евгения Исааковича. А это ведь что-то вроде личной печати или просто визитки. Сегодня непременно нужно это положение исправить, тем паче, что и текст-то сегодняшний назван строчкой именно отсюда. Смотрим, слушаем и непременно подпеваем. Я уверен, и мелодия и текст у вас прочно в памяти, даже если вы и сами об этом не подозреваете:
Вообще, в подобных текстах я стараюсь чередовать суперизвестные песни с песнями известными чуть меньше, и не всем. Сегодня с этим есть сложности, очень уж Клячкин на слуху. Практически у всех. Ну, да это и не удивительно - природа не поскупилась на Евгения Исааковича ни в чем, кроме, разве что, продолжительности жизни. Талантище неимоверный, мелодистом и исполнителем он был отменным, так ведь еще и с внешностью все сложилось более чем. Я, конечно, не ценитель мужской красоты, тут нужно женщин слушать, но даже на меня неизгладимое впечатление в свое время произвела если не красота, то какая-то породистость, что ли. Он же довольно рано обзавелся этакой благородной сединой, на фоне которой его черные брови делали его любой взгляд в зал каким-то завораживающим. А походить-то на его концерты мне в конце 80-х довелось едва не больше, чем на чьи-то другие, так что знаю, о чем говорю. Это я к тому, что те песни, которые у него объективно чуть меньше известны, мне все равно кажутся очень знакомыми. И тоже, черт возьми, на слуху.
Впрочем, собирая песни для этого текста, я наткнулся кое на что, чего раньше если и слышал, то в спинной мозг и подкорку мою это не вросло. На удивление, это песня на стихи Александра Городницкого. Впрочем, какое тут может быть удивление – оба питерцы, оба из клуба Восток изначально, приятельствовали, понятное дело, почему бы друг у друга стихи для песен не брать. Ну, то есть, почему бы Клячкину не брать у Городницкого, в обратную сторону это едва ли работало. Во первых, Клячкин все же, в отличие от Городницкого – не член союза писателей, и поэтических сборников отдельных от песен не издавал, а во-вторых, ну все же, и не только в Питере считали, что если уж кому-то и писать песню на стихи, на которые у тебя почему-то у самого написать не заладилось, так только Жене Клячкину – он стиха не испортит. А вот о Городницком подобных слухов никогда не ходило. Но песенка весьма и весьма получилась. И я даже понимаю, почему сам Александр Моисеевич не стал писать мелодию на эти стихи – это же элегия, случайный для Городницкого жанр, зато идеально подходящий Клячкину.
Зато вот уж следующая песня, если речь заходит о Клячкине, всегда вспоминается одной из первых. И тоже практически всегда наизусть. Это песенка из тех, которые помимо нашего желания и в подкорку, и в спинной мозг врастают без спроса. Я не так давно писал о Кукине, и его старой шутливой статье о том, как написать шлягер. Юрий Алексеевич целую теорию придумал по этому поводу и методику к ней, а Клячкин на эту тему никогда специально не заморачивался, песни сами, без теорий и методик оборачивались шлягерами, и таковыми остаются даже сейчас – а ведь без года 30 лет уже прошло, как Евгения Исааковича с нами нет, и ни одна нота, ни одно слово по сей день из памяти не выветрилось.
Знаете, я, вспоминая Евгения Клячкина, и подбирая песни для этого текста, искал еще и его шуточные песни, вроде «Ботиночки дырявые, от холода дрожу и пальцами корявыми узоры вывожу», но оказалось, что готовых роликов по этим песням нет. Точнее есть, но их почти никто шуточными не воспринимает. Между прочим, уже прозвучавшая «Грустная песенка о городских влюбленных» как раз из этой серии. Это же шуточная песня, и самому Клячкину она казалась едва не пародийной, но вот большинство зрителей и слушателей таковыми эти песни не воспринимает. Следующая песня тоже из этой серии, и тоже шутливая по задумке. Я наткнулся в интернете на ее исполнение Александром Розенбаумом – включил и даже дослушивать не стал, на первом же куплете вырубил. Розенбаум из хорошей песенки с добрым, почти Гоголевским юморком, сделал какой-то убогий, едва не тюремный шансон. Нет уж, пусть это автор поет. Тоже, скажем так, не выступление юмориста, но хоть намек-то на шутку услышать можно. А вариант Розенбаума – это мне столько не выпить, чтобы к его варианту серьезно отнестись, и выслушать.
Да и Бог с ним, с юмором Клячкина, не юмором он нам дорог, а тонкой и очень красивой лирикой, среди которой попадаются просто запредельно красивые и объемные мелодии. В статье, со ссылки на которую я начал этот текст, я поставил «Псков» и «Мелодию в ритме лодки» - удивительные, потрясающие и очень мощные вещи, но и этот текст без подобных песен тоже не гоже оставлять. Поэтому вот вам еще одна его великая песня. По мелодии так точно великая. Ее очень любят брать ансамбли с хорошими голосами – тут есть что попеть на сколько хочешь голосов. Но и одноголосое авторское исполнение тоже потрясает.
Сейчас-то, конечно, уже появились авторы, не хуже пишущие мелодии. Есть и посложнее даже и поразнообразнее, но в те-то времена эти авторы были известны максимум на региональных фестивалях, а Клячкин с юности был Клячкиным. Его же не за одну породистость питерским принцем прозвали, талант и буйная концертная активность в это прозвище тоже входили как составляющие. К тому же, если бы он писал только сложные и величественные мелодии, он, наверное, и не был бы столь популярен. Но и в самых простых своих песнях, где и мелодию-то назвать исключительно своей трудно – это, скорее, обработка народных каких-то популярных мелодий, так вот, и в таких вещах он все равно оставался принцем – уникальным, самобытным и совершенно самостоятельным. Ну, казалось бы, в те поры ленивый только не написал цыганочку, я вот даже не вспомню сходу автора, у которого не было бы своей собственной цыганочки. Клячкин написал их несколько, и все запоминаются не столько стандартной цыганщиной, сколько очень своей авторской интонацией.
Или вот стилизация под шарманку – тоже расхожая тема тогда, и тоже много кто в ней отметился. А ведь к моменту самого появления авторской песни в середине 50-х этот смешной условно музыкальный прибор уже только в кино можно было увидеть или в книжке про него прочитать, откуда эта ностальгия по незамысловатым механическим звукам! Но Клячкин не был бы Клячкиным, если бы даже в шарманку свою не вставил бы нечто совершенно не шарманочное. Не самая, кстати, известная его вещь, но тем, возможно, и интересна. Особенно сейчас. Сейчас ведь хочется вспомнить не только то, что и захочешь – да не забудешь, то есть, не только то, что они там в Питере в шутку звали шлягерами, что с первой ноты зал начинал подпевать, но и то, что зал не подпевал никогда, а просто благоговейно слушал. Точнее внимал благоговейно.
Следующая песня тоже из самых известных, но вот слушается она сейчас иначе, чем в те времена, когда на концерт к Клячкину можно было запросто сходить. Может и не хорошо об этом говорить, но мне привиделось в этой песне моление о спасении. Она и была таким молением сразу, конечно, но когда знаешь, что он утонул!.. Возможно – просто дурная фантазия, и не стоит на нее внимания обращать, но вот сердце екнуло, когда я в очередной раз эту песню слушал. Стало больно и даже чуть страшно. Впрочем, не обязательно обращать на эти мои слова внимания – песня-то хуже не стала, менее любимой не стала от них. Но мы же с вами собрались за этим текстом и за этими песнями по поводу трагическому – не День рождения, а День памяти. Пусть и с опозданием. Будем считать эту мою фантазию режиссерским ходом в финале текста. Я и сам буду ее считать таковой, так проще и спокойнее.
Но закончить сегодняшний текст я хочу все же более оптимистичной и даже более веселой песней, хотя о юморе и песенном веселье Клячкина я тут уже говорил – это почти условность и даже призрачность, в отличие от его лирики. Но тут, во всяком случае, это и написано и спето с улыбкой. Песня-то ведь называется «Моим ровесникам», Господи, в следующем году Евгению Исааковичу стукнуло бы 90! Впрочем, это как в старом добром мультике про Нильса – «Ты еще крепкий старик, Розенбом», я писал здесь о друзьях и товарищах Клячкина, что благополучно минули этот рубеж, и норм! В прошлом году сам встречался на детско-молодежной Грушинке с Валентином Ивановичем Вихоревым – за 90 уже, а еще спокойно возглавляет жюри и даже на горные лыжи время от времени становится! Александру Моисеевичу Городницкому тоже 90 не дашь, а ведь есть и чуть больше уже. Крепкий народ. И дай Бог им здоровья и сил. Собственно всего, чего в этой песне им Клячкин и пожелал.