1999 год
- Папа, зачем мы сюда пришли? - маленькая Аленка вопросительно поглядывала на отца, стоя на дороге и вглядываясь вдаль, где виднелось разрушенное здание бывшей церкви.
- А мы, дочка, приехали сюда, чтобы увидеть фронт работы... - Максим сжал руку пятилетней дочери и, тяжело вдохнув, направился к месту своего назначения.
- А что такое фронт работы, и зачем на него смотреть?
- А затем, что мне нужно посчитать сколько денег потребуется, чтобы восстановить этот храм. Аленка, не задавай глупые вопросы, лучше смотри как здесь красиво, гляди, какие цветочки, соберем их для матери.
Аленка наклонилась, чтобы сорвать желтый одуванчик, а Максим оглядывался вокруг и видел не только разрушенную церковь, но и заброшенные нежилые дома, вперемешку с жилыми, а вот еще где-то дымок идет, неужто печь люди топят? Странно, на улице жарко.
Зайдя в разрушенное здание, он оставил дочку на улице, а сам стал записывать в блокнот, что нужно сделать - поменять крышу, подправить стену, обложить кирпичом, залить пол, заштукатурить стены, на пол положить плитку... Это то, что нужно сделать в первую очередь, а потом он с Отцом Борисом поговорит, пусть скажет, что еще нужно...
- Написал фронт работ? - спросила Аленка.
- Написал, написал. Пойдем-ка вон туда!- он указал рукой в ту сторону, где виднелся дымок.
Закрыв машину, он с дочерью пошел по улице и остановился у деревянного строения.
- Хозяева!- громко он позвал, стуча в калитку, облезлый пес залаял, почуяв незнакомца, и тут же из небольшого сарая, откуда и вела труба, из которой валил дым, вышла пожилая женщина.
- Здравствуй, милок, потерял кого?
- Извините, я Максим Орлов, я буду восстанавливать церковь. Можно поговорить с вами?
- Благостное дело, проходи, чего же нельзя? Орлов.. Орлов, больно уж фамилия твоя знакомая...
- Моя бабушка уроженка этого села, Анастасия Орлова.
Старушка вдруг прижала руки к груди и буквально рухнула на лавочку.
- Простите, вам плохо?
- Нет, это от неожиданности я чуть в обморок не бухнулась. Ну надо же.. - достав очки из кармана, старушка приглядела и охнула: - до чего же похож, ну вылитый Пашка!
- Вы о моем деде говорите?
- О нем, о нем самом. Татьяной Ивановной меня кличут. Я же тута с самого рождения живу, и деда твоего знала, и бабку, Настьку, тоже знавала. Подружайкой моей она была. А ты, значит, внук... Ты иди, - она обратилась к Аленке, - с козочкой поиграй, а я с папкой твоим потолкую.
Аленка убежала смотреть на козочку, а старушка, зайдя в дом, вынесла холодного кваса и протянула гостю.
- Попей, жарюка какая холодная. Сейчас яйца доварятся, окрошки покрошу.
- Жарко, а у вас печь во всю дымит, - заметил Максим.
- А чего зря плиту включать? Она же, зараза, только электричество жрет, разве же на пенсию потянешь? Вот и смастерил мне сосед в сараюшке еще одну печь для готовки, я на ней летом и готовлю, газа у нас нет, а баллоны уж забыли когда в последний раз привозили. Сам видишь, в деревне жителей раз два и обчелся, по пальцам пересчитать можно. Вот и на кой ляд ты тут собрался церковь восстанавливать, кто ходить в нее будет?
- Ну так рядом есть села, кто-то да придет, и местным нужно молиться и деток крестить. Да и задумка у нас есть - построить здесь большую ферму, людей из города привлечь, дома построить. Хотим развить агрокомплекс.
- Вот разогнался, милок, - рассмеялась Татьяна Ивановна.- В прежние времена это колхозами называли, да только как не назови, а молодежь нынче не хочет коровам хвосты крутить, да и раньше не особо рвалась в колхозе работать, все в город стремились убежать, как и бабка твоя, Анастасия....Жива?
- Жива, болеет только, уж я ее по врачам вожу, вожу...
- А дед жив?
- Нет дедушки уже нет в живых, - опечалился Максим. - Пять лет назад помер.
- Земля ему пухом, - перекрестилась Татьяна Ивановна. - И Царствие ему Небесное. А ты, милок, бандит, что ли? Откуда столько денег?
- Я, Татьяна Ивановна, бизнесмен.
- Один черт. Как не назови, бандит и есть, - неодобрительно покачала головой старушка. - Чай, телевизор смотрю, вижу все. И храм, чай, восстановить хочешь, чтобы грехи свои замолить.
- Нет, - мягко улыбнулся Максим. - Грехов на мне, пожалуй, побольше будет, чем на вашей собаки, но восстановление храма - это мечта деда и бабушки. Я их очень люблю, вот и решил исполнить их волю. Бабушка мне много чего рассказывала, может, и вы какими-то фактами со мной поделитесь?
- А чего не поделиться, жалко, что ли? Сейчас, только яйца с огня сниму.
Она много чего поведала, большую часть истории храма и жизни своих бабушки и дедушки, Максим и так от них слышал, что -то новое узнал и от Татьяны Ивановны.
В город он вернулся когда уже стало темнеть, Аленка, напившись козьего молока с теплым хлебом, надышавшись свежим воздухом, уснула на заднем сиденье машины. В салоне машины между задним и передним сиденьем стояла корзинка с литровой банкой, в которую Татьяна Ивановна налила козьего молока, и банка с окрошкой, что называется, "на дорожку".
Поставив машину в гараж, Максим взял на руки дочку и занес ее в дом, его жена Маша тут же постелила постель и поцеловала мужа.
- Как съездил?
- Жаль, ты с нами не поехала.
- Ну ты же знаешь, у меня сегодня был открытый урок в школе, потом педсовет, я только освободилась.
- А где бабушка?
- В комнате телевизор смотрит.
Максим попросил жену забрать гостинцы из машины, а сам отправился к бабушке.
- Бабуль, пойдем окрошку есть?
- Какую окрошку? Машенька ведь сегодня ее не готовила. - удивилась бабушка.
- Татьяна Ивановна передала. Калинина.. Помнишь, такую?
Бабушка часто задышала от волнения.
- Она жива?
- Жива. У меня вопрос, ба... Ты почему не рассказывала о своих подругах в Горках? И почему за столько лет ни разу не навестила свою близкую подругу?
- С тех пор, как я уехала из села, вычеркнула его из своей жизни, слишком тяжкими были воспоминания. И вот только на закате лет потянуло меня к родной земле, не думала я, что Танечка жива еще... Отвези меня к ней, внучек, молодость вспомним...
- Отвезу, бабушка, отвезу. Вам и правда есть , что вспомнить и о чем поговорить...
А вспомнить и правда, было что...
Тридцатые годы
Последнюю службу отслужил отец Михаил в Покровской церкви. Печально осмотрев приход, он едва сдержал скупую мужскую слезу...
В бытность, когда только после окончания семинарии ему доверили приход, состоявший из пяти сел, яблоку негде было упасть в этой церкви. А теперь что?
С каждым годом людей все меньше и меньше, приходят в основном старики, не отказавшиеся от веры. Детей уже не крестят, ну если только пару раз в год и то, под покровом ночи и с оглядкой. Кабы не председатель, который посещал воскресные службы, так и раньше бы закрыли храм. А вчера его увезли в город... Вот за эти самые воскресные службы.
Отец Михаил знал, что и до него черед придет, и до его семьи руки свои дотянут. Сняв самые ценные иконы, он сложил их в корзину, перекрестился и вышел из церкви, спускаясь вниз, к реке. Там у него была уже вырыта яма близ березки, и приготовлен металлический ящик. Сложив в него иконы, отец Михаил закопал яму и закидал ее ветками. Вернувшись домой, он наказал своей жене Марии:
- За мной придут. Сердцем чую, придут. Сбереги нашу единственную дочку Настеньку, не позволяй ей забыть о вере. Иконы... Подле нашей березы у реки яму вырыл, будет возможность, выкопай, и сбереги.
- Миша, да зачем же за тобой придут, что плохого сделал ты?
- Не три дня на этом свете живешь ты, Машенька, знаешь ведь какие гонения устраивают на священнослужителей.. - он не успел договорить, как со стороны улицы послышался шум. - Ну вот и все, приехали за мной...Храни нашу дочку, молись о душе моей, а я о вас молиться стану...
Отца Михаила забрали, а вот жену его и дочь не тронули, будто Бог их уберег. Маша молилась за своего мужа. Не знала, что с ним и где он, слышала только, что увезли его под Архангельск...
У них была только одна дочь, Настенька, три года назад их сын Саша умер от лихорадки, а других деток не успели родить.
На момент ареста отца Настеньке было всего 5 лет, им предстояло теперь с матерью вдвоем выживать, и это было очень трудно, лишь те, кто посещал храм, то есть практически лишь пожилое население, хорошо относились к матушке и ее дочери, а другие же с презрением к ней относились. В 1937 году, когда Настеньке исполнилось десять лет, жесткая рука правосудия дотянулась и до ее матери. Матушку Марию арестовали за отказ вступать в партию и за спрятанные иконы ее мужа. Незадолго до ареста к ним в село пришел "священник", как оказалось, подосланный. Ему доверилась Мария, ему же она и передала иконы, которые выкопала у той самой березы. Прошло три дня и вот за ней приехали..
- Мама! - Настя кричала, когда ее мать уводили, соседка Глаша прижимала к себе ребенка и утирала слезы платочком.- Куда вы мою маму уводите?
Ей никто ничего не ответил, она лишь помнила печальный взгляд матери, брошенный на нее, и шевеление губами. Настя знала - она читала молитву.
- Деточка ты моя, сиротка... - Глаша прижала ее к себе.
- Я не сиротка!- кричала девочка, - у меня есть мать и отец!
Глаша промолчала и лишь гладила голову девочки, которая с отчаянием смотрела на увозящую ее мать машину. Когда та скрылась на горизонте, Настя бессильно опустилась на землю и зарыдала.
Ее приютила Глаша, не позволившая никому забрать девочку в детский дом. Она же и защищала девчонку, бросаясь на всех как тигрица, не позволив никому ее обижать. И лишь одна из деревенских девочек, Танечка, ее ровесница, играла с ней и кидалась с кулаками на всех, кто позволял себе дразнить "поповскую дочь."
В 1941 году Танечка торжественно вступала в комсомол, а вот Настю не взяли. Именно тогда она и узнала, что ее отец был расстрелян в заключении в 1936 году, а мать находилась в ГУЛАГе без права переписки, осужденная на 13 лет. Ни о каком вступлении в комсомол и речи не шло.
- Ты не расстраивайся, Настя. Все наладится в твоей жизни, все наладится.
- Да ничего уже не наладится. Тетя Глаша говорила, что надо забыть о прошлом, учиться жить заново. Я и хотела начать новую жизнь. Конечно, от Бога я не откажусь, и молиться ему буду, но кто узнает, кроме тебя и тети Глаши? Я просто хочу жить как все - учиться, работать, а на меня все смотрят, как на прокаженную. Пора бы уже всем забыть, про то, что было ранее. Теперь в нашей церкви зернохранилище, отец умер, мать в заключении, а на меня смотрят так, будто я заместо отца службы провожу и разлагаю дисциплину. Даже Юлия Михайловна и та мне в школе оценки занижала. Ты ведь знаешь это, Танечка, знаешь...
- Все наладится, Настя, наладится, - Танечка прижала ее к себе и тяжело вздохнула.
Конечно, она знала. Юлия Михайловна, мать Татьяны, была учительницей в сельской школе. И она же запрещала своей дочери дружить с поповской дочкой, да вот только всегда покладистая Танечка против слова матери пошла, сохранив преданность дружбе. И Юлия Михайловна надеялась только на одно - уедет Татьяна в город учиться, заведет себе новых подруг, и про Настю забудет.
Но, видимо, плохо Юлия Михайловна знала свою дочь. Она не отказалась от дружбы с Настей, наоборот, та лишь укрепилась в годы Великой Отечественной войны.
Продолжение