Бегемоты хорошо кушают и очень не любят, когда мать уходит из дома. По их разумению, корм растет в кухонном шкафу .Как-то сам в пластиковой баклажке делением размножается. Иногда в холодильнике что-то напухает, если много раз открыть и закрыть дверцу.
Всё просто. И зачем на весь день из дому уходить?
А мать работает, чтобы шкаф и холодильник продолжали творить чудеса. Вечером приходит, кормит бегемотинек и падает. Иногда в буквальном смысле.
Вчера я пришла, покормила их, убрала горшки и вижу — Шуня мечется по коридору. Ищет, куда навалить, хотя все лотки чистые. Я строго зыркнула на нее, сказала что-то матерное — Шуня слов не разобрала, но общий посыл до нее дошел. Поэтому она тяжело вздохнула и взгромоздилась на горшок.
На горшке Шуня всегда страдает — он ущемляет широту ее натуры. И пусть Моня говорит, что эту натуру давно пора похудеть — она просто завидует. Хорошей котиньки должно быть много, а лапушки-Шунечки ещё больше. И горшок тут ну вообще не вписывается…
Она бы удрала, но я смотрю. И Моня смотрит. Приходится кряхтеть в рамках обыденности: минуту, две, пять… А я устала, я ужасно хочу лечь, и ждать, пока Шунечка закончит свои размышления о высоком, мне невыносимо.
Что делать? Уйти — она тут же ломанется и навалит под порог. Остаться — я усну стоя, как боевая лошадь. Решаю пойти на компромисс: ложусь на пол рядом с горшком и наконец-то чувствую, как расслабляются уставшие за день мышцы. Кайф! И потолок такой белый, словно по нему мухи не ходили, и ветерок налетает, и облака бегут…
Просыпаюсь внезапно, оттого, что мне нечем дышать: на лице удобно расположилась пестрая жопа. Остальные ходят вокруг и тихонько переговариваются.
- Коллеги, вам не кажется, что наша мать связалась с плохой компанией? Пришла, упала и как начала валяться! А на улице она что, под кустом валяется? На дороге?
Шунечка, как всегда, добра и милосердна:
- Тебе жалко, что ли? Пусть валяется хоть на помойке — лишь бы ей нравилось!
Моня подпрыгивает:
- На помойке??? Фуся, не смей её облизывать!
Испуганная Фуся начинает еще быстрее пачкать слюнями половину моего лица, которая не скрыта под Зойкиной жопой.
- Чав-чав-чав!!!
- Плюнь!
- Чав-чав-чав!!!
- Плюнь, кому сказала!
- Тьфу! Чав-чав-чав…
Чувствуя, как в глазах темнеет, я тихонько прошу Зойкину жопу подвинуться, чтобы хоть глоточек воздуха перехватить. И та мне отвечает человеческим голосом:
- Мам, ты возле Шуниного лотка лежишь. Поверь на слово — не надо оно тебе.