В основе сюжета романа В.Брагина "В Стране Дремучих Трав" - знакомство (сначала заочное, а потом и настоящее) главного героя, литератора (в более ранней редакции - театрального режиссера) Григория Александровича из 1948 года, с врачом и ученым Сергеем Думчевым, пропавшим без вести (а на самом деле он уменьшился во много раз и прожил в мире насекомых около сорока лет) в самом начале двадцатого века. Пересказывать их приключения я не буду, остановлюсь только на споре Думчева с главным героем (и автором Брагиным).
Думчеву помогло выжить то, что он наблюдал за повадками насекомых и пауков, их строением и пр, и с помощью своего разума использовал это в свою пользу. И не только выжить. Во-первых, жил он относительно неплохо, и не только по меркам сложившихся обстоятельств, но и принимая во внимание тот факт, что лучше такая жизнь, чем "сума и тюрьма" в "большом мире" (что не отменяло его желания вернуться обратно). Во-вторых, он не прекращал заниматься исследованиями.
И вот в его жизни появляется главный герой, обладающий, при всех положительных качествах (поэтому главные герои стали друзьями), ограниченностью в следующем. Он свято верит в то, что человек благодаря наличию разума является венцом творения природы. И поэтому глупо искать подсказки в природе (в данном случае, "страны дремучих трав") - ведь, верит он, все созданное природой на основе "случайностей", в лучшем случае, из-за своих размеров для людей непригодно, а в худшем, устроено гораздо хуже созданного человеком ("разум против случайностей" - примерно так он думал). И его догматизм непрошибаем: "Человеку нечему учиться ни у этой пчелы, ни у других насекомых - у этих живых машин". Или: "Все эти насекомые - живые машины! Низшие организмы!" - эта фраза очень сильно покоробила Думчева. Который стоит на своем: смотрите, учитесь, перенимайте полезное!
- А вы, батенька, оказывается, мечтатель и мистификатор! «Самолеты»! Гм… гм… Словечко неплохое придумали. Ну ладно, допустим… Но не считаете ли вы меня таким чудаком, который советует человеку во всем копировать насекомое? Поймите меня правильно! Когда я говорю: человек, учись у обитателей Страны Дремучих Трав, я разумею только одно: человек, вникай, познавай, изучай природу, травы! Наклонись! Взгляни на то, что ты топчешь ногами. Не будь высокомерен!
Но главный герой не оставляет надежды переубедить естествоиспытателя:
- Сегодня же вечером, - подумал я, - надо будет рассказать обо всем, что произошло в нашей стране за годы его отсутствия… О нашей великой революции, о могучем движении науки вперед, о сказочном скачке техники… Надо сделать это осторожно, постепенно. Он будет ошеломлен, огорошен, потрясен услышанным. Ведь многое, что он собирается принести в дар Родине, уже найдено, открыто, изобретено, изучено…
Правда, его собственные наблюдательность и любознательность начинают подтачивать заложенные в него догмы:
- Впрочем… Вертолет висит в воздухе, это правда, но он висит совсем иначе, чем насекомое. Винт вертолета вращается в горизонтальной плоскости - и вертолет висит. А насекомое, стоя в воздухе, свободно и легко машет крыльями. Не начинается ли здесь путь к неожиданным открытиям? Так, может быть, Думчев в чем-то и прав?
Но, к сожалению, в Григории побеждает догматик, что особенно видно при редактировании дневников "травяного Робинзона" (уже после возвращения обоих в "большой мир" в нормальных размерах):
«Совет интересный, но вряд ли этот древоточец подскажет человеку идею изобретения нового бура», - пишет главный герой на полях рукописи.
Так со смущенной душой читал я конспект Думчева и все отмечал на своем экземпляре: «Поздно! Поздно!» - это он о тех технических наблюдениях Думчева, которые или уже осуществлены на практике, или такого сорта, что их (по его мнению) глупо перенимать.
Все тяжелее становилось на душе у меня: неужели зря прошла вся жизнь Думчева? Что же будет с ним, когда он сам в этом убедится? Что ответят ему из Москвы? А ведь он из Страны Дремучих Трав бросал вызов современной науке.
На долгие десятилетия потонул Думчев в Стране Дремучих Трав, потонул в своих наблюдениях. А жизнь шла. Каждый изобретатель, создавая свое творение, учитывал поиски других, обменивался опытом с другими людьми, изучал достижения науки и техники. А Думчев требует: человек, учись у насекомых!
Грустно и тяжело читать этот конспект будущего труда Думчева, - труда, на который уже потрачены десятки лет жизни в Стране Дремучих Трав и еще уйдут годы и годы. Вот настанет час - труд будет закончен, и станет тогда ясно: в основе его лежит идея совершенно произвольная, случайная и просто смешная: «Человек, учись технике у насекомого!»
Все советы и «откровения» Думчева запоздали!
Как! Все тайны Страны Дремучих Трав, покровы с которых сорвал Думчев, все загадки инстинктов обитателей этой страны, которые он разгадал, все открытия, которые он сделал, все это предстало предо мной в виде убогого перечня на тему: «Человек, учись технике у насекомых»?
Что случилось? Я видел, как много Думчев открыл, изобрел в Стране Дремучих Трав. Я сам убедился, что много нового он может сказать людям. Я был свидетелем, как подчинил он разуму человека инстинкты обитателей этой страны. И все это словно исчезло. В своем конспекте Думчев - покорный раб каких-то случайных знаний.
«Конспект ошибок»! Я написал эти слова на обложке рукописи Думчева.
Горечь! Грусть!
Он верит, что перевернет науку своими открытиями. А рукопись из редакции ему вернут. Может быть, напишут: «У вас есть интересные сопоставления форм инстинкта в мире насекомых с техникой, создаваемой умом человека. Вместо того чтобы открывать давно открытое, напишите увлекательную книжку для детей».
Беда главных героев была в следующем: у Думчева - в неосведомленности (он плохо знал, чем то или иное природное решение лучше или хуже инженерных решений человека), а у Григория Александровича - догматизм плюс та же неосведомленность (например, он не знает, что именно корабельный червь подсказал инженеру Брюнелю идею создания тоннелепроходческого щита, примененного при строительстве Лондонского метрополитена).
А на чьей стороне автор? Здесь не все так однозначно. С одной стороны, он восхищается Думчевым за его смелость, находчивость, любознательность, изобретательность. Но, с другой стороны, не может разделить его позицию "учиться у природы", объясняя ее неосведомленностью в технических вопросах и отрыве от жизни в Советском Союзе с его достижениями. Но далее идет встреча с физиком Калгановым, на которой Григорий и рассказывает обо всех приключениях и выводах Думчева. Но реакция физика в разных изданиях романа разная.
Вот что говорит Калганов в первом издании (1948 г.):
- Нет, жалею! Чему тут удивляться? Вне общества, вне коллектива, человек в одиночку, чего доброго, додумается до того, что действительно начнет… подражать природе. И начнет такой подражатель строить для себя водолазный колокол из паутины! Да, из паутины! Совсем так, как водяной паук. «И ни к чему мне, - скажет такой одиночка, - кораблестроительные заводы - я сам вместо завода корабли построю и в море спущу! Пусть плывет!» Вот что значит подражание природе!
А вот во втором (1959 г.), переработанном после многочисленных писем от читателей, он говорит уже так:
- Нет, почему! Чему тут удивляться? Человек издревле присматривался к великой лаборатории природы, изучал ее не только праздного любопытства ради. Он примечал все поучительное, использовал, ставил себе на службу. Человечество и впредь будет настойчиво и пытливо исследовать, открывать новые и новые законы природы, чтобы управлять ими. Овладевая природой, подчиняя ее себе, изменяя ее, наука не слепо, не механически подражает готовым образцам. И греха не вижу в том, чтобы воспользоваться подсказкой природы. А как же иначе?!
Итак, в раннем издании Калганов - такой же догматик, как и главный герой (и даже больше, потому что Григорий по профессии хотя бы не ученый), оценивший из наблюдений Думчева только секрет окраски бабочкиного крыла. В позднем же - это человек более широких взглядов, осаживающий Григория Александровича.
Исходя из этого, автор сначала целиком и полностью придерживался взглядов Григория Александровича, потом частично пересмотрел взгляды в пользу Думчева, но, к сожалению, полностью с догмами не расстался.
В этом и есть вся беда Брагина и главный недостаток хорошего произведения. Которого лишено более раннее произведение на подобную тематику - "Необыкновенные приключения Карика и Вали". Вот, например, отрывок, характеризующий профессора Ивана Гермогеновича Енотова:
- Ну, хорошо, - сказал Карик, - они делают бумагу. Но не такую же хорошую, какую делают люди?
- Напрасно так думаешь. Многие осы приготовляют бумагу лучше человека. Бумага осы не боится ни снега, ни дождей, не рвется от ветра. Вот если станешь энтомологом - попробуй разгадать секрет приготовления бумаги осами. Такая бумага будет очень полезной людям.
К сожалению, Брагин после публикации своего романа, столкнулся с критикой от еще больших догматиков, чем его Григорий Александрович и профессор Калганов из ранней редакции. Вот, например, что писал во втором номере за 1953 год журнала «Октябрь» один из них - В. Захарченко, один из апологетов фантастики «ближнего прицела»:
«… автор, дав герою лекарство, делающее его крохотным, низвел человека - царя природы - до положения существа, стоящего гораздо ниже насекомого. Беспомощный человек этот одиноко бродит среди насекомых, изучает, правда, их повадки, но отторгнут от жизни и поставлен в полную зависимость от сил природы»
Ну, прямо, один-в-один, бабушка Карика и Вали:
– А люди могут уменьшаться?
– А почему же нет?
– Ну как же, – нерешительно сказал Карик, – человек всё-таки царь природы и… вдруг…
– И вдруг?..
– И вдруг… Он будет меньше мухи… Это же…
– Что?
– Это же неприлично!
– Почему?
– Не знаю! Бабушка говорит – неприлично. Мы с Валей читали недавно книжку про Гулливера и лилипутов, а бабушка взяла да и порвала её. Она говорит, неприлично изображать людей крошечными. Бабушка рассердилась даже. Она сказала: человек больше всех животных, а потому все и подчиняются ему.
– А почему же прилично человеку быть меньше слона?
– Так то же слон!
– Глупости, мой мальчик; человек велик не ростом, а своим умом. И умный человек никогда не подумает даже, прилично или неприлично выпить уменьшительную жидкость и отправиться в странный мир насекомых, чтобы открыть многое такое, что очень нужно и полезно человеку.
P.S. 1960 год - официальный день рождения науки бионики (науки о применении в хозяйственной деятельности принципов организации, свойств, функций и структур живой природы), потому что в этом году был проведен первый симпозиум, официально закрепившей рождение новой науки. С тех пор она активно развивается. что доказывает правоту Сергея Сергеевича Думчева!
