8.
Было уже глубоко за полночь, когда этот бесконечный выматывающий день подошел к своему завершению. Лариса долго еще лежала без сна, вперясь невидящими глазами в темноту. Она снова и снова прокручивала в голове последние события, очень ждала и безумно боялась завтрашней встречи с бабушкой.
Ждала, потому что скучала, потому что хотела, чтобы все было, как раньше. Боялась, потому что не знала, как встретит её бабушка, простит ли… Ночью в больницу ехать не имело смысла и они с Анютой решили встретиться там ближе к обеду.
Начало про Ларису и Анюту здесь:
В больницу Лариса поехала сама, мать «заправилась для храбрости» уже с утра, и Лариса наотрез оказалась брать её с собой. Слишком тяжелой будет встреча, решила она, еще и контролировать выходки нетрезвой матери у неё вряд ли хватит сил.
Сестра уже ждала её на широкой лестнице у входа.
- Ты это…не пугайся сильно, - предупредила Анюта пока они шли по холодному больничному коридору, - Ты ведь давно её не видела. Выглядит она неважно, но с головой у неё все в порядке.
Анюта наконец остановилась у одной из палат и легонько толкнула дверь, пропуская вперед Ларису. На узкой больничной кровати у дальнем углу палаты лежала бабушка. У Ларисы кольнуло сердце и предательски защипало в носу. От той, прежней её бабушки, высокой, крепко сбитой боевой женщины, ничего не осталось. Она буквально высохла и как будто стала меньше ростом, нос заострился, а щеки впали. Выцветшими глазами она несколько мгновений смотрела на приближающуюся Ларису, с трудом приподнялась на кровати, а потом охнула, прижав сухую ладошку ко рту и заплакала.
- Деточка! Милая ты моя! Я уж и не думала, что придёшь…
- Бабушка…, - Выдохнула Лариса и не в силах сдерживать слезы, опустилась на пол у кровати, уткнувшись лицом в бабушкины руки.
Сидевшие в палате женщины гуськом потянулись к выходу. Анюта вышла последней и отвернувшись от всех, стала у окна, глотая подступившие слёзы. Она думала о себе, о Ларисе, о бабушке... Все они оказались в этой точке их общей истории только потому, что много лет назад она решила восстановить справедливость и утереть нос сестре.
А за закрытой дверью палаты, Лариса целовала бабушкины руки.
- Прости, прости меня, прости… - как заведенная повторяла она сквозь слёзы, - Я столько всего натворила. Я так опозорила тебя. Я виновата, я очень виновата, я…
- Это ты меня прости, девочка моя, - перебила её бабушка осипшим от слез голосом, - Это ты меня прости. Так боялась я, что не успею у тебя прощения вымолить. Но видно сжалился Господь, дал мне тебя перед смертью увидеть.
Бабушка отстранилась и внимательно посмотрела на заплаканное лицо Ларисы
- Какая ты стала …взрослая совсем. Только больно худенькая, моя милая, - погладила она Ларису по щеку теплой ладонью, - Как же я скучала по тебе, сколько ночей бессонных провела. Это не ты, это я виновата перед тобой… Так виновата…
Бабушка говорила и говорила. Речь её то замедлялась, почти переходя в шепот, то становилась громче и увереннее. Ей столько всего нужно было успеть сказать Ларисе.
Она жалеет, очень сильно жалеет, что тогда взяла на себя роль всесильного судьи и оставила совсем еще молоденькую девочку без поддержки и понимания. Слишком много ожиданий возложила она на хрупкие плечи своих девочек. Слишком остро она чувствовала свою вину за не сложившуюся судьбу дочери и желала, чтобы внучки были во всём лучше матери. И когда Лариса оступилась принять это было невыносимо. Принять, значит означало признать, что она вновь не справилась, вновь не смогла задать правильный вектор в жизни девочки, теперь уже внучки. Признать, что часть вины лежит и на ней было неимоверно трудно и она выбрала лёгкий путь. Отказалась от своей девочки, от своей кровиночки в угоду досужим языкам. Как же она могла так поступить!? Простит ли её внучка теперь, когда ей столько пришлось пережить?
- Простила... Я давно простила. Не плачь, бабушка, не плачь, миленькая… Всё у нас будет хорошо, всё будет хорошо, слышишь?
Лариса будто вдохнула чистого свежего воздуха. Будто бы и не было этих тяжелых семи лет между ними. Она налила и протянула бабушке стакан с водой. Та, на минуту прервавшись, медленно выпила прохладную жидкость. И вновь заговорила. Теперь уже медленно и с усилием так, что иной раз Ларисе нужно было наклониться пониже, чтобы расслышать бабушкины слова.
Сколь же всего она пропустила. Господь ей правнука послал, а она воротила нос. Совсем из ума выжила, чёртова старуха. А ведь это единственный её правнук, единственное её продолжение. Анюте бог детей не дал. Хорошая у неё семья, муж такой интеллигентный, при должности, при деньгах, заботится о ней. Анюта наша, как сыр в масле катается, а вот детишек как не было, так и нет. И куда он только её не возил, даже куда-то за границу ездили они. Везде ответ один – здорова. И она здорова, и муж в порядке, а вот гляди-ка ты. Видимо не нужно было ей в Ларисины дела соваться тогда, за это судьбой и наказана.
Лариса молча слушала. Если бабушка и знала, то ни одним словом не обмолвилась, что Анюту наказала не судьба; что, судя по всему, это так отозвалось Ларисино проклятие, которое она на эмоциях кричала тогда прямо в лицо сестре. Вот и не верь потом в такие совпадения. Лариса поёжилась. Только что нахлынувшая на неё эйфория от примирения с бабушкой немного померкла. Слишком многое еще оставалось не проговорённым, нерешенным. Они с Анютой всё еще держали дистанцию и, кроме ситуации с бабушкой, ни о чём другом пока не говорили.
На следующий день бабушку разрешили забрать домой. Врач ни о каком выздоровлении, конечно же, не говорил. Протянул вместе с выпиской рецепт на обезболивающее и свою визитку, дескать, когда станет совсем плохо – звоните, подскажу как действовать. Лариса взяла на работе отпуск и вместе с сыном и матерью впервые за много лет поехала в поселок.
В доме почти ничего не изменилось. Разве что выше и крепче стали раскидистые деревья под окнами да в просторной бабушкиной кухне был сделан ремонт. Анюта заменила старенький гарнитур на модные красивые шкафы и переклеила обои. Лариса задумчиво прошлась по комнатам, касаясь рукой родных шершавых стен. Вот она и вернулась домой. Только радость от возвращения была приправлена горечью скорой утраты.
Бабушка угасала на глазах. Они с Анютой сменяли друг друга у её постели каждые три-четыре часа, иногда доверяя дежурство и матери. Та, после проведенного жесткого инструктажа, почти не пила и, казалось, что ей по силам держать себя в руках. Но это впечатление было обманчивым.
В тот вечер мать вышла за ворота посидеть на лавочке. Сёстры кинулись её когда уже стемнело.
Продолжение уже здесь:
Если хотите прочесть на канале и свою историю, то можете связаться со мной. Я напишу её для вас абсолютно бесплатно и анонимно :)