История человека, который поехал в Израиль за паспортом, а вернулся к своему прошлому.
Репатриант Мартин Ручьев написал необычную книгу. В ее названии «Возвращение домой» заключен двойной смысл – это и репатриация в Израиль, и камбэк в Россию.
Автор не скрывает, что первоначально преследовал чисто утилитарную цель — получить израильский паспорт, позволяющий свободно путешествовать по миру. Но, прожив на Земле обетованной около года, Мартин задумывается, где теперь его дом — в Хайфе или в Москве?
«Возвращение домой» — это и настольная книга репатрианта, и путеводитель по избранным местам, и откровенный дневник. Читайте эксклюзивное интервью.
— Мартин, вы посвятили эту книгу маме и ее родителям — вашим бабушке и дедушке по еврейской линии.
— Я вырос в еврейской семье. Отец в моей жизни никак не участвовал, в памяти сохранились лишь смутные детские воспоминания. Мои родители развелись, когда я был совсем маленьким. От отца мне досталась его русская фамилия и национальность в советском паспорте. Он не писал мне писем, не поздравлял с днем рождения или с Новым годом. Мама рассказывала, что не смогла простить ему обидных слов, брошенных в адрес ее семьи:
«Я не желаю, чтобы ваши грязные еврейские руки касались моего сына».
Не знаю, только ли эти обидные слова были причиной их расставания.
— Вы не пытались его разыскать?
— Нет. Но когда меня оформляли на работу за границу, в анкете я должен был указать сведения об отце. Через справочную службу я узнал его адрес и телефон и как-то раз позвонил по этому номеру. Подошла женщина. Я попросил позвать Александра Михайловича. Она сказала: «Его нет, позвоните позже». Я перезвонил и услышал мужской голос: «Да. Слушаю». Это был мой отец. Я молчал, а он повторял: «Да, да?» Я повесил трубку и больше ни разу ему не позвонил. Не знаю, правильно ли я поступил. Сейчас, по истечении многих лет, у меня появилось желание что-нибудь узнать о нем. Жив ли он?..
— В вашей семье еврейские традиции соблюдались?
— Только некоторые. Я отлично помню мацу, которую бабушка пекла на Песах (еврейская Пасха). Она часто делала форшмак. Бабушка, когда волновалась, переходила на идиш. До сих пор помню: «Азохен вей, Арон!» Дед не говорил на идише, поэтому отвечал ей по-русски: «Говори, говори, Беллочка, я понимаю!» Хотя в своей анкете, которая хранится в его личном деле в Центральном архиве Министерства обороны (дед прошел войну), на вопрос «Какой язык считаете родным», дед написал: «Еврейский».
— Вы не очень похожи на еврея. Наверное, не сталкивались с антисемитизмом?
— Со второго класса по восьмой я учился в Минске. Тогда, в семидесятые, свое еврейское происхождение не выставляли напоказ. В нашей школе евреев дразнили. Мне приходилось скрывать, что моя мать — еврейка. Это было нетрудно: славянская внешность, русская фамилия. Но однажды я услышал от одноклассника: «У твоей матери еврейское отчество. Мы еще твое свидетельство о рождении посмотрим!» Мне стало неприятно, что я могу оказаться предметом насмешек, как другие еврейские дети.
— А как вели себя учителя?
— Я помню, как на занятиях школьного кружка почему-то возник разговор на еврейскую тему, и учительница сказала: «Зачем вы о евреях плохо говорите? Вот Мартину, наверное, это неприятно!» Я покраснел с головы до ног и подумал: «Откуда она знает?»
— Во времена СССР антисемитизм проявлялся не только на бытовом, но и на государственном уровне. Вашей мамы это не коснулось?
— Когда мы переехали в Москву, мама, врач по профессии, долго не могла устроиться на работу. Ее не брали ни в одну поликлинику. Если главврач готов был принять ее, то кадровики всегда отказывали. Причиной, конечно же, была пятая графа. Лишь однажды это правило дало сбой, и маму зачислили на должность врача ЛФК. Когда я получил свой первый паспорт, где в графе «национальность» было записано «русский», мама очень радовалась, но все равно боялась, что анкета помешает мне поступить в МГИМО или в иняз. Она просила одну свою знакомую, муж которой занимал какой-то пост в МИДе, походатайствовать за меня при поступлении, но он сказал, что не сможет сделать этого, потому что моя мать — еврейка. Перед распределением в инязе я очень переживал, что меня не пошлют работать за границу. И мама, которая жила представлениями пятидесятилетней давности, даже говорила: «Откажись от меня!» Меня трясло от волнения, когда кадровик, оформлявший на работу за рубежом, задавал мне анкетные вопросы. «Девичья фамилия матери? Национальность?» Я севшим голосом ответил: «Еврейка». Но кадровик воспринял это спокойно. Времена уже изменились.
— В общем, на вашей карьере это никак не отразилось?
— Нет. Пятый пункт исчез не только из паспорта, но и из жизни, государственный антисемитизм канул в прошлое. Меня направили за границу в качестве переводчика при советском посольстве. Там я отработал три года. После возвращения в Москву меня приняли в Министерство внешней торговли СССР, а позже я состоял на дипломатической службе.
— А вы сами к какому народу себя причисляли?
— Я привык считать себя русским и никогда глубоко не задумывался о национальной идентификации. Только недавно я узнал, что как сын матери-еврейки имею право на репатриацию в Израиль. Тогда я не планировал жить в Израиле. Меня, как и многих моих сограждан, имеющих еврейские корни, больше интересовало получение израильского загранпаспорта, дающего право безвизовых поездок по миру. Не секрет, что чуть ли не половина так называемых репатриантов едут в Израиль именно за паспортом. Это явление существует, как и фирмы, которые специализируются на таких услугах. Люди приезжают, получают паспорт и уезжают. В Израиле даже есть термин «паспортная алия». И государство пытается с этим бороться.
— Ваша жена не поехала вместе с вами. Это не создало проблем в консульстве?
— Жена сказала, что это мой проект. Она работает, у нее старенькая мама.
Сколько мне говорили, что будут трудности, вплоть до отказа в визе, что одному не дадут, что сначала нужно развестись с женой! Это неправда.
Но если бы она выехала вместе со мной, то сразу получила бы гражданство Израиля, в противном случае на израильский паспорт она сможет претендовать только через 5 лет жизни в Израиле вместе со мной.
— Ваш отъезд совпал с пандемией коронавирусной инфекции. Не лучшее время для путешествия!
— Прямо из аэропорта всех отправляли на карантин. Меня поселили в так называемом корона-отеле. Это был номер в хорошем отеле в Тель-Авиве с маленьким балконом. Тебе приносят еду, выносят мусор, но выйти никуда нельзя. Там я и начал писать эту книгу. Через десять дней сделали контрольный тест ПЦР, и на такси за счет государства отправили, как я хотел, в Хайфу, где мне удалось снять свое первое жилье. Пандемия создала немало проблем, но и позволила мне лучше понять Израиль. Я увидел, что люди там очень дисциплинированные и законопослушные. В России многие вообще не пользовались масками, либо они болтались на ухе, на подбородке, лежали в кармане и т.д. В Израиле в любом закрытом помещении, будь то магазин или транспорт, все в масках до глаз, как и положено.
— Слушаю вас и невольно вспоминаю слова из известной песни Владимира Семеновича Высоцкого, что там на четверть бывший наш народ. Но все-таки в Израиле другой менталитет! Чувствовали себя чужаком?
— Население в Израиле очень разнородное. В Хайфе, где я жил, очень много наших бывших, они и внешне отличаются от коренных израильтян. Среди них немало людей славянской наружности, которые репатриировались, отыскав дедушку-еврея. Когда к ним обращаешься по-русски, как правило, получаешь ответ на том же языке. А в Тель-Авиве и Иерусалиме русскоговорящих меньше, поэтому надо говорить на иврите. Далеко не все, особенно люди старшего поколения, владеют английским. Но какого-то предубеждения со стороны коренных израильтян, либо отношения, как к человеку второго сорта, я не почувствовал. Израиль говорит, что евреи всего мира, где бы они ни жили, должны вернуться домой. И государство поддерживает репатриантов с первых дней.
— Знаю, что для многих изучение иврита стало камнем преткновения…
— Без знания иврита очень трудно. Иврит не похож на европейские языки. Я знаю несколько европейских языков, иврит с ними ничего общего не имеет. В алфавите иврита 22 буквы, и все согласные. Пишутся только согласные, гласные угадываются. Если ты не знаешь слова, ты его не прочтешь. Но я не могу сказать, что иврит очень сложный. Сначала кажется, что его невозможно выучить, но по мере изучения и погружения в языковую среду становится легче. А вот когда начинаешь изучать английский, кажется, что он очень простой, но чем глубже ты в него проникаешь, тем сильнее понимаешь, что он очень сложный. Английский язык состоит примерно из одного миллиона слов. Для сравнения, в иврите слов в несколько раз меньше. Иврит вполне поддается изучению. Но чтобы кое-как объясняться, нужно не менее полугода проживать в стране.
— Вы пишете, что с погружением в иврит как раз не очень просто!
— Там очень часто задают тебе вопрос: сколько вы уже в Израиле? Если считанные месяцы, то слабое владение языком тебе простят. Я начал изучать иврит еще в Москве, но пассивный язык без общения мертв. В России иврит не выучишь. Нужна языковая практика в стране, ежедневное общение. Овладение языком на хорошем уровне занимает от двух до трех лет. Но в это время придется поработать, к примеру, разносчиком на складе. В Израиле я столкнулся с тем, что никто не хочет разговаривать на иврите с человеком, который запинается и долго подбирает слова. Поэтому люди моментально переходят на русский или английский.
С одной стороны, работодатели требуют, чтобы ты свободно владел ивритом, а с другой стороны, никто не хочет с тобой на нем разговаривать.
Даже продавец лавки, с которым я пытался общаться на иврите, заявил мне, что он говорит с человеком только на том языке, который тот хорошо понимает.
— Получается замкнутый круг?
— Да. А без знания языка на престижную работу устроиться невозможно, и даже грузчиком вряд ли возьмут. Разве что поломойкой или метапель — так называются люди, которые ухаживают за престарелыми. Этой работы там очень много. В Израиле я познакомился с девушкой из Колумбии, которая занимается уходом за престарелыми чилийцами. Русскоговорящие тоже без труда находят работу метапель, ведь в стране много наших бывших соотечественников преклонного возраста, которым сложно общаться на иврите. Многие репатрианты в первые шесть месяцев, пока сидят на пособии (корзина абсорбции), изучают в ульпане иврит, а потом устраиваются продавцами, грузчиками и т.д. Без свободного иврита и связей карьеру не сделаешь.
— И все же удивительно, что с вашим образованием и опытом не удалось найти работу, не считая, конечно, частных уроков.
— Еще в Москве я подготовил несколько резюме и не сомневался, что буду востребован как менеджер по маркетингу, переводчик или преподаватель английского языка. До отъезда в Израиль я написал в несколько мест, и мне ответили, что с таким блестящим резюме, как у меня, проблем не будет. Я поверил, но в реальности все обстояло не так хорошо. Я размещал свои резюме на разных ресурсах, и на меня посыпались предложения о работе в качестве метапель или садовника. Для того чтобы преподавать английский в израильской школе, надо хорошо знать иврит. Как правило, все обрывалось еще на стадии звонков. Когда человек начинает очень быстро задавать тебе вопросы на иврите, а ты просишь говорить помедленнее, разговор заканчивается.
— Как устраиваются новые репатрианты?
— По-разному. С голоду здесь никому умереть не дадут. Особенно много преимуществ у людей пенсионного возраста: для мужчин это 67 лет, для женщин — 62. Несмотря на то что человек в Израиле ни дня не работал, он сразу будет получать пенсию. Сегодня это примерно 1300 долларов, но цифра постоянно растет. На уровне кнессета требуют поднять ее до минимальной зарплаты, а это 5200 шекелей (1550 долларов). На скромную жизнь этого вполне достаточно. Я жил, имея меньший бюджет. В Израиле сильная социальная поддержка незащищенных слоев населения. Одновременно со мной приехала женщина 38-ми лет, в разводе. У нее двое детей 3-х и 9-ти лет. До достижения ими совершеннолетия она будет получать около 800 долларов ежемесячно на содержание детей. Конечно, период адаптации непростой. Поскольку без знания иврита найти работу по специальности не удается, людям приходится заниматься любой работой. Помню женщину с театральным образованием, которая вкалывала на заводе, пока не освоила новую профессию. Продавщица родом из Курска рассказывала мне, что получает минимальную зарплату 5200 шекелей (около 1550 долларов), а ее муж трудится на заводе. Он работает по 12 часов. Обеденный перерыв не оплачивается. Его день выглядит так: подъем в 4.30 утра, в 5.30 выезд из дома, в 6.00 начало работы. Возвращается в семь вечера домой, ужинает и ложится спать. Он получает около 2,5 тысяч долларов. По российским меркам, вполне солидный бюджет, но Израиль — одна из самых дорогих стран мира.
— Говорят, что Хайфа работает, Тель-Авив развлекается, а Иерусалим молится.
— Так и есть. В Иерусалиме много ортодоксальных евреев, Тель-Авив поражает своей красотой, а Хайфа деловая, она для работы. Город стоит на горе Кармель. Дома у подножия, рядом с портом, самые дешевые. Чем выше, тем лучше и дороже. На вершине расположились самые красивые дома, построенные по новым технологиям: с большими кухнями и верандами. Я жил внизу, в районе Адара.
— Израиль — воюющая страна. За то время, что вы находились в стране, случалось попадать под обстрелы или стать свидетелем теракта?
— Мне повезло, я лично с этим не сталкивался, но в Хайфе я видел следы налетов, на зданиях остались пробоины. В Израиле говорят, что если хочешь здесь жить, к этому надо привыкать. Страна находится в положении непрекращающейся войны. Как сказала когда-то Голда Меир, «если арабы сложат оружие, больше не будет войны. Но если Израиль сложит оружие, больше не будет Израиля». Географическое положение городов влияет на стоимость квартир: чем ближе к линии соприкосновения, тем дешевле. Например, в Беэр-Шеве можно найти сравнительно недорогое жилье. А в прифронтовом городе Сдероте, от которого до сектора Газа рукой подать, квартиры еще доступнее. Но люди там живут в условиях регулярных обстрелов. Бомбоубежища в Сдероте практически на каждом шагу, так как у жителей есть всего 15 секунд, чтобы спрятаться от ракетного обстрела. Это быстрее, чем горит спичка…
— Изменилась ли ваша национальная самоидентификация в Израиле? В России вы ощущали себя русским, а в Израиле?
— Там естественно чувствовать себя частью еврейского народа. Особенно, если ты родился от матери-еврейки. Если има (мама) — еврейка, значит ты стопроцентный еврей.
— Появилось ли у вас в Израиле чувство дома?
— Да. Чем дольше я жил в стране, тем чаще меня посещали мысли остаться там навсегда. Я продвинулся в изучении иврита, налаживал преподавательский бизнес, причем спрос там есть не только на английский, но и на другие европейские языки. Мне оставалось только создать ИП, что в Израиле очень просто. Письмо в налоговую, и всё! Отчетность раз в год. В первый год налогов не платишь совсем, но и потом они минимальные. Израиль как бы говорит тебе: «Развивайся!»
— Но все же чаша весов качнулась в сторону России?
— Перевесил груз прошлого. Когда человек в детстве или в юношестве пускает корни в другой стране, он легче приживается. А взрослого тянет прошлое, которое полностью никогда не отпускает. Люди, прожившие в Израиле по 30 лет, боятся приезжать в Россию, чтобы не испытывать сильный эмоциональный стресс. На спортплощадке в Хайфе мужчина по имени Игорь рассказывал мне, что приплыл в Израиль не теплоходе из Одессы 25 лет назад, ему было 46 лет. Долгое время работал в автосервисе. Взял машканту (ипотеку в банке), купил квартиру — предмет особой гордости в Израиле. Выплатил ссуду, переводя часть будущей пенсии в счет ипотеки. Сейчас он на пенсии, но подрабатывает в страховой компании и получает 1000 шекелей. Это прибавка к пенсии 3500 шекелей в месяц. Налаженная жизнь. Но когда я задал ему вопрос, который не задавал в Израиле еще никому: «Скажите, Игорь, а вам не снится Одесса?» — он помрачнел, ничего не ответил и продолжал крутить педали тренажера.
— Вы оказались на распутье: уехать или остаться? Все решил сон, в котором вы увидели себя — человека, живущего в Израиле постоянно. Вы стояли на берегу обводного канала, а на другой стороне, только перейти мост, открывались родные российские пейзажи: березы, клены, дубы. Там вы увидели маму, бабушку и дедушку. Но напрасно вы звали их к себе, в Израиль. Они не захотели перейти этот мост и растаяли в тумане. Сон, разрешивший последние сомнения, литературный прием или правда жизни?
— Через сны я попытался передать внутреннее состояние своего героя, его чувства. Мы с ним все-таки разные. Но и я вполне представлял себе жизнь в Израиле, и жену бы уговорил переехать. Однако оставалась еще эмоциональная память и привязанность к России. И я пока не знаю, что с этим делать. Израиль — замечательная страна. На память о ней я купил кипу — маленькую шапочку со звездой Давида.
