С утра Цветкова вызвали в полк. Рассыльный прибежал с КПП и передал требование с утра прибыть в строевую часть.
– Пойдем к командиру, – увидев его, поднялся майор-кадровик, – с утра ждет. Твоих начальников в группировке предупредили, что ты сегодня весь день в полку.
За время откомандирования в штаб группировки Цветков как-то отвык, что на службе наказать могут в любой момент и за что угодно. Потому сразу насторожился.
– Что-то в роте случилось?
– Все нормально в твоей роте. Нас сегодня корреспонденты снимать будут, – успокоил его кадровик. – В новостях по телевизору покажут. В округ доложили, что благодаря нашему с тобой участию освобождены несколько незаконно удерживаемых военнослужащих срочной службы, оттуда прислали краевое телевидение, – пояснил майор, пока они шли по коридорам штаба.
– Кто доложил? – не понял Цветков.
– Я и доложил. Документы на этих солдат оформлял, проездные, расчет делал, увольнял, а потом думаю, что же оно все мимо идет?! Бумагу обо всем этом приготовил, у командования подписал и в округ отправил. Это же нам с тобой какой плюс!
Они пришли к командиру, в предбаннике, где корпел над бумагами сержант-писарь, майор, оглядел себя в зеркале и постучал в дверь кабинета.
За командирским столом сидел начальник штаба. Перед ним раскрытая пухлая папка. Подполковник по диагонали просматривал очередной рапорт, накладывал резолюцию и откладывал документ в сторону. Некоторые, прочитав, комкал и бросал в корзину под столом.
Очередная бумага полетела под стол, и он поднял голову.
Майор четко и толково доложил, как им была организована работа и как, в общем, неплохо капитан Цветков ее выполнил, что и вызвало положительное внимание командования округом.
– Молодцы! – заключил подполковник. – Снимайтесь, раз такие лихие, вот вам еще довесок к славе. Про вагон-лабораторию в Ростове слышали, где неопознанные бойцы лежат? Там какой-то новый метод опознания применяют, по ДНК. Одного погибшего солдата установили, что наш, вернее не наш, но откомандировали от нас в девяносто пятом. В общем… – неожиданно разозлился он, – тело здесь в морге, передать родным! Обеспечить отправку и оформление всех документов. Получить матпомощь и передать из рук в руки. Выразить соболезнование. – Он стукнул кулаком по столешнице, словно поставил точку. – Майор! Отснимитесь на своем телевидении и поедете на родину солдата, с военкоматом организуете прощание и похороны. Это недалеко, послезавтра вернетесь.
– Товарищ подполковник! Я прикомандирован для обеспечения кадровой работы штаба группировки! Постоянно идут документы…
– Майор! – откинул папку с бумагами начальник штаба, – к нам прикомандированы и делайте, что прикажут. Вас что представления на себя писать прикомандировали?! Теперь по съемке. Из округа мне звонили. Предупредил, чтобы вид был приличный. На весь край, а может и на всю страну вас покажут. Не ляпните в эфир чего-нибудь. Через час жду по парадному одетыми и при наградах.
– Товарищ подполковник!.. – попытался встрять майор.
– Кругом!..
Зато майор без проблем взял у дежурного уазик. Меньше чем за час они обернулись до общежития и обратно.
В комнате Цветков скинул повседневный камуфляж, сдвинул Светин сарафан на вешалке, переставил ее туфли, в самом углу шкафа нашел «ночку», серую с черными разводами пижонистую форму, на ней были и нашитая красная полоска за ранение, и училищный ромбик, и «Знак участника боевых действий» на рубиновой ленте, похожий на небольшую медаль. Его потом отменили, как неверно разработанный и неправильно утвержденный, но офицеры предпочитали носить его, а не тот аляповатый «правильный», который выдавали взамен.
За светиными босоножками выудил полуботинки с резинками по бокам вместо шнурков на смену пропыленным берцам.
Сергей спустился к машине и там еще дожидался майора, который появился минут через пятнадцать, неся перед собой тихий торжественный медальный звон. И лицо его стало другим, соответствующим многочисленным наградам.
Майор с недоумением глянул на красную нашивку и единственный знак на груди Цветкова.
– У тебя же ранение? – уточнил он уже по дороге обратно в полк. Почему орден не дали?
– Контузия, – поправил Цветков, – к ордену представляли, потом переписали на медаль, да и та как-то не дошла…
– И здесь у тебя что-то не так, – покрутил он головой. – Почему кителя нет?
– Не влезу я в него, еще лейтенантский, а потом из формы не давали ничего кроме камуфляжа. Хорошо на войне «ночкой» у саперов разжился.
Майор молчал всю дорогу. А Цветкова все происходившее с утра начало раздражать. И позвякивавшие плотной завесой награды на майорской груди и собственный негеройский на его фоне вид. Раздражало что в один день выпало и отправлять погибшего и распинаться перед телекамерой. И телевидение едет к ним, а не в забытый Богом поселок или деревню, где через несколько лет после войны будут хоронить погибшего солдата.
И майор этот шустрый сбоку прилепившийся, лезет, как в каждую бочку затычка, появляется, аккурат, к раздаче слонов. Хотя, что майор? Поедет хоронить от части, напишет, вернее, сочинит представление на награду, все равно тех, с кем служил солдат, никого уже в полку нет, а еще через полгода пришлют родителям орден.
Они снова зашли в штаб полка. Только кадровик уже не готовился трещать перед подполковником, как сорока, а надулся, недовольный.
– Терпеть ненавижу эти дела, – пробормотал он Сергею, – каждый раз везешь родственникам и вроде как виноват во всем. Придумывай, что в наградном писать, где он отличился, в чем? Будет, как под копирку: «в бою действовал умело... вовремя выявлял... ответным огнем подавлял. Лично уничтожил...» У меня вообще личного состава нет!
– Мне один полковник главка в штабе группировки говорил, что у кадров весь личный состав их, – меланхолично заметил Цветков.
– В штабе… – уничижительно произнес кадровик и, взявшись за ручку двери, сразу сменил голос, рявкнув:
– Разрешите?!
– Ну-ка покажитесь, – крутнулся в кресле начальник штаба.
Капитан с майором встали рядом.
– Цветков! Ты что, кроме училищного «поплавка», ничего не заслужил? Майор! – глянул он на увешанную медалями грудь кадровика, – почему у меня офицер без наград?! Своих бы, что ли, одолжил…
– Товарищ подполковник, как по выслуге срок выйдет – сразу к медали представим. Вопрос на контроле.
Начальник штаба хмыкнул, полез в сейф. Достал коробочку со знаком «За отличие в службе» и незаполненный бланк.
– Писарь! – гаркнул он.
Тут же в дверях появился сержант из приемной.
Заполни удостоверение на товарища капитана и в первый приказ его включишь. А ты, Цветков, можешь сразу и прикрутить. Еще рапорта на матпомощь напишите, начфин в курсе, все отдадите родственникам солдата. Свободны!
В кассе Цветков отдал полученные деньги майору, тот сложил купюры в конверт, заклеил его у него на глазах.
Когда приехали в морг, тело было готово к отправке. Бестолковый дежурный прислал вместо обычного медицинского уазика-буханки грузовик. В стороне курили прапорщик и четверо солдат.
Гроб заколотили в деревянный ящик. Он стоял за дверьми подготовленный к выносу.
За телом приехали трое родственников – две женщины и мужчина. Женщины в платках, мужик в черном свитере. Гадать, кто из них кто не приходилось. Мать на коленях стояла у ящика и водила по нему руками. Шершавые доски цепляли ладони, она не замечала этого и что-то едва слышно шептала.
Лица не было видно. Не понять, сколько лет ей. Туфли стоптаны внутрь
Вторая женщина, тоже в черном платке, стояла рядом с мужчиной в свитере.
Цветков, сжав зубы, замер в стороне, майор сразу подошел к ним. Он тронул женщину за локоть, о чем-то тихо спросил. Отдал конверт мужчине. Отвел его в сторону и стал что-то объяснять. Достал распечатанный лист бумаги. Кадровик водил пальцем по строчкам и втолковывал родственнику. «Военкомат... собес... салют... пенсионный фонд...» – доносились слова.
Он же и распорядился. Подозвал прапорщика и солдат, бережно поднял мать. Похоже, она не понимала, что происходит:
– Будьте вы прокляты, чистенькие в цацках своих! Живые! – простонала женщина.
Солдаты взяли гроб. Цветков поднял руку к козырьку.
Мать вырвалась и, оттолкнув майора, полезла следом в кузов. Родственники сели в кабину.
Машина ушла.
– Мать и тетка с мужем приехали, – вздохнул майор, – Цветков! Ну почему всё я, а ты в стороне?! Стоишь, как одеревенел. Сказал бы им, что служил парень на отлично, геройски. Родину от бандитов защищал. Понимаю, ни ты, ни я его не знали, но сказать-то надо! Так почему мне? Мне ведь еще к ним на родину ехать, на митинге выступать, представление к награде сочинять...
Этот день растянулся до бесконечности. Телевидение, которое должно было приехать к обеду, появилось только под вечер, и Цветков весь день при параде слонялся по полку. Хотелось переодеться, уйти домой, отправиться привычной дорогой на вокзал и встретить гудермесский поезд. Наконец, прикатил микроавтобус с надписью "телевидение" по всему борту.
Вдвоем с майором их поставили за КПП у постамента с боевой машиной пехоты. Корреспондентка неизвестного канала – невысокая чернявая девица и оператор такой же черноволосый горбоносый в спортивном костюме и шлепках на босую ногу. У девицы круглый обтянутый поролоном микрофон на палке в руке смотрелся как гигантский чупа-чупс, оператор камеру держал на плече, глазом припал к окуляру, водил объективом по сторонам. Он лишь мазнул по Цветкову, потом задержался на ряде медалей на груди майора, медленно провел по нему камерой.
Тот шагнул вперед и гладко со значительным лицом стал рассказывать. Цветков мгновенно отключился. У него так часто бывало, если разговор был ни о чем или говорил человек к делу, о котором распинался, отношения не имеющий.
Объектив видеокамеры с майора перепрыгнул на БМП на постаменте, потом на ворон, оседлавших ветки ближайшего дерева, оттуда на строй солдат, идущих в столовую.
Цветкову не нравилось ни эта суета, ни весь в медалях праздничный майор, явно упивающийся своей ролью, ни, больше похожая на чеченскую, телевизионная группа. Знак, который он не получил на войне, вручили сегодня, непонятно за что, просто сунув руку поглубже в сейф. Господи, какой знак?! Мать приехала погибшего сына забирать, а никто из них сказать про него ничего не может!
Телевидение приперлось. Мурыжат их уже час, а покажут минутный сюжет в новостях на местном канале или в Ростове.
– Война не закончена, не только пока не захоронен последний погибший солдат, но и пока не освобожден последний пленный, вернее незаконно удерживаемый военнослужащий – почему-то выставив ногу вперед, со значительным лицом вещал, прямо глядя в камеру, майор-кадровик.
– Что хотите сказать вы, товарищ капитан? – Он только теперь заметил, что корреспондентка поднесла микрофон – чупа-чупс к самому его лицу.
– Я? – переспросил Цветков. – Да гори оно все синим пламенем!
Сергей развернулся и четким шагом пошел от КПП в сторону города. Снова подумал, что со всеми этими делами пропустил гудермесский поезд. Почему-то показалось, что с ним он упустил что-то важное. Капитан, срезая путь, пошел переулками, вышел к общежитию и по лестнице уже бежал. Из-под половика достал ключ и открыл дверь.
Шкаф был открыт, виднелись голые вешалки. Полочка, на которой стояла светина косметика, была пуста. На обувнице за входной дверью, остались лишь его берцы и комнатные тапки. Только королевская сверкающая полировкой кровать победно занимала чуть ли не половину комнаты.
Все было аккуратно прибрано, вымытая посуда стояла в сушилке. На столе лежал довязанный свитер, белел небольшой в половинку тетрадного лист бумаги.
«Сережа, извини, срочно пришлось уехать!»
Он прочитал записку, скомкал ее и бросил в корзину под столом.
«Никто никому ничего не обещал, – подумалось ему, – зато жива!"
Цветков закрыл дверцу шкафа, зеркало вернулось на место. Взглядом зацепил на камуфляже новенький знак «За отличие в службе» и усмехнулся:
– Служи, дурачок – получишь значок.
Из повести Андрея Макарова «Дорога на Моздок»
http://artofwar.ru/m/makarow_a_w/text_0990-1.shtml