Для одних авторов книга о писательстве — повод поразмышлять о профессии, для других — обратиться к начинающим с советами, а для кого-то — поговорить о себе. «Дзен» — яркий пример третьего варианта.
Мемуарная составляющая зашкаливает. Текст, исполненный самолюбования пополам со здравым смыслом. Нет, самопиара все-таки больше.
Пара азбучных истин вроде «корми музу: читай стихи» и «пиши по тысяче слов в день» (Энн Ламотт, кстати, не так сурова, у нее 300). А остальное — о себе любимом, о том, как создавались те или иные произведения, разные случаи из писательской жизни.
Ну так а из чьей же еще жизни ему примеры приводить? Всё законно. Но если вы автор, который хочет извлечь для себя что-то полезное и практическое, то надо сразу уяснить: здесь не про тебя, а про Брэдбери. Книга рассчитана на фанатов его творчества.
А вот поражающие разум слова, которые человек говорит сам о себе: «отворение истинного источника моих будущих творений». Может, трудности перевода? И дело не в тавтологии. Может, эпатаж для привлечения внимания, вроде названия самой книги? В любом случае, не пытайтесь повторить это дома. Глядишь, чувство юмора незаметно сбежит. А вдруг не вернется?
Вообще пытаться что-либо повторять за великими бесполезно. В другом пространстве и времени, у другого человека это не сработает. Мемуары надо читать для удовольствия, как худлит, и следовать собственным путем.
А вот то, что Брэдбери не предал детскую любовь к комиксам, очень понравилось! В тот момент он своим путем и пошел.
Незапланированный дзен-эффект
Из нашего прекрасного далека очевидно, что проклятье каторжного писательского труда, необходимость гнать строку на самом деле было не чем иным, как редким совпадением таланта и возможности его реализовать.
Людям нужны были новые истории. За них платили деньги. Писателям не говорили, что они должны быть рады самовыражению и тому, что их вообще соглашаются читать, а платили гонорары. Два опубликованных рассказа в месяц обеспечивали прожиточный минимум. Два договора на книгу давали средства всей семье на целый год.
Это было еще 30–40 лет назад. Писатель мог не таскаться на работу, с тоской вспоминая об увядающем замысле, а бодро стучать на своей машинке. Его голова принадлежала ему полностью! Стимул работать был не только высокодуховный, и это была именно работа, уважаемый труд, а не хобби вроде бисероплетения.
Страшно представить, как долго бы продержались наши гении, если бы им приходилось писать исключительно в свободное от основной работы время. Боюсь, собрания сочинений превратились бы в худенький томик избранного.
Еще о писательстве:
О творчестве:
Писатели на открытках:
Источник здесь