Церковный сторож Владимир человек со странностями. Появился в храме не так давно. До этого вел жизнь обычную для наших мест, беспокойную (бес покоя в нем точно присутствовал): перебивался случайными заработками, много пил, с женой ссорился, на уговоры тещи взяться за ум отмахивался с раздражением.
Жена его Елена работает в православной гимназии. По воскресениям ее можно увидеть на церковных службах.
Молилась иногда дома. Чем сильно искушала Владимира. До бешенства доходило. Он пробуждался с похмелья, и когда слышал, как Елена шепчет молитвы, выходил из себя. Накидывался на нее с упреками, говорил, что она занимается ерундой. А в воскресение лучше хорошо поесть да попить, чтобы утром в понедельник было "мучительно больно за бесцельно прожитый выходной", вместо "этих бабьих молений какому-то Богу". В общем, обстановка в семье была адова.
Когда теща пеняла на то, что он после венчания в храме никогда не был, Владимир отвечал: "Бабье дело - по церквям бегать. Я еще не обабился до такой степени".
Елена во многом сама подсознательно провоцировала мужа на агрессию. Зная реакцию Владимира на религиозные обряды, тем не менее, зажигала на кухне по утрам лампадку, надевала на голову платок, читала вслух утренние молитвы. Владимир просыпался под шепот молитв и тут же приходил в ярость. Выползал заспанный, с всклокоченными волосами, с пересохшим ртом на кухню, видел жену, кланяющуюся иконам и не обращающим на него внимания и немедленно злился. Люди церковные назвали бы это "беснованием Владимира". Но психологически все объясняется просто: столкновение разных ценностей. Думаю, если бы Елена по утрам читала обычные книжки или болтала по телефону с подругами, это раздражало бы похмельного мужа не меньше.
Так было до того памятного дня, после которого, по словам самого Владимира, в нем "открылся третий глаз".
Есть такое поверье в народе: к кому приходил ангел смерти и ошибся адресом, тому дается в награду еще одна пара глаз - духовных. Очевидно, речь идет о так называемом "третьем глазе".
В один из жарких летних дней Володя отправился с друзьями на рыбалку. Точнее, на браконьерский промысел с бреднем вдоль реки. Поехали рано, часа в три ночи, выпили крепко, вошли в воду, стали тянуть сеть и в этот момент в глазах Владимира потемнело. Очнулся в больнице в реанимации. Врачи сказали, что он был на волосок от смерти. Оторвался тромб.
Когда его навестила жена, она не узнала Владимира: он не грубил, не ругался, не просил спиртного, был тих, спокоен, говорил о том, что во время клинической смерти в нем открылось другое зрение. И теперь он видит то, что не видел раньше. Попросил прощение за то, что мешал ей молиться дома.
Спустя время изменился напрочь. Пить перестал совсем. С друзьями прежними больше не встречался. Не испытывал желания. Стал радушен, доброжелателен. Что с ним творилось в больнице, не рассказывал. Но очевидно, что-то серьезное.
Вскоре устроился сторожем в церковь, начал учиться на курсах катехизаторов. Иными словами, поменялся решительно. Вера открылась в нем неожиданно, как "третий глаз" из народного поверья - пришел к нему ангел смерти, но ошибся адресом, оставил жизнь, а взамен дал подарок - еще одну пару глаз - духовных.
Он и к жизни поменял отношение. Стал на многое смотреть как бы через духовные очи.
Однажды я встретил его в микрорайоне с двумя баулами, наполненными какими-то компьютерными дисками, книгами с броским заголовками, кассетами с эро- картинками, пустыми банками из-под пива и бутылками из-под вина, и прочими вещами из его прошлой жизни. Все это он нес на помойку. Довольный, ясный, трезвый, счастливый.
Я спросил, как у него дела. Он рассмеялся и, указывая на баулы, ответил:
"Совершаю ритуал отречения от сатаны и дел его".
И заметив мое удивление, прибавил:
"Когда меня в детстве крестили, мои крестные произносили клятву верности Богу и отречения от сатаны и дел его. Вместо меня, понимаете?"
Я кивнул.
"Так вот, теперь я сам хочу совершать отречения не на словах, а на деле".
Поистине, чудны дела твои, Господи.