Хотя девичья честь очень хрупкая вещь, из-за нее крайне редко начинались военные действия между индейцами Северной Америки. С одной стороны это связано со свободой нравов, царившей в первобытно-общинном обществе индейцев, а с другой было проще “покрыть” эту обиду ценными подарками, а не устраивать войну из-за такой малости, если только она не привела к смерти девушки, но тогда в силу вступал закон кровной мести, а это уже другая “статья”.
В 1758 году англичане захватили крепость Луисбург во французской колонии Акадия и опубликовали в печати несколько писем из захваченного архива, касающиеся нравов и обычаев местных индейцев - микмаков и малеситов. Первое письмо, датированное 27 марта 1755 года, принадлежало перу аббата Жана Луи Ле Лутра, который с 1737 года работал с христианской миссией среди индейцев Акадии. Он подробно описал своему корреспонденту некоторые обычаи микмаков, в.т.ч. и касательно церемоний объявления войны и ведения боевых действий. В качестве примера casus belli Ле Лутр привел случай, когда малеситы нехорошо поступили с лучшими дочерями микмаков.
Отрывок из книги “Отчет об обычаях и нравах диких народов микмаков и малеситов”
Проводят они и особенные пиры, которые можно назвать военными, поскольку устраивают их только во время войны, объявленной, начатой или уже решенной. По своей форме это пиршество сильно отличается от мирного или дружеского празднества. Военный пир пропитан смесью чувств сопричастности к общему делу и ненависти к врагу, что сильно воодушевляет присутствующих.
Это доказывает, что дикие люди рассматривают войну как очень торжественное событие, и считают, что не вправе начинать ее без веских оснований и острой необходимости восстановления справедливости. Когда они убедились или дали себя убедить в необходимости войны, то в отношении врага нет никаких запрещенных приемов, которые они считали бы нужным соблюдать, и ждут того же самого от своего противника.
Чтобы дать вам некоторое представление об подготовительной церемонии к объявлению войны, я приведу здесь недавний пример усобицы, которая не так давно разгорелась между микмаками и малиситами. Вторые нанесли жестокое оскорбление первым, смысл которого вы поймете в ходе дальнейшего описания. Однако, в данном случае агрессорами были микмаки, ибо они первые перенесли военные действия в поле.
Когда одна сторона решает начать войну, они отряжают определенное количество воинов для вторжения во вражеские охотничьи угодья, чтобы разогнать дичь и разрушить все, как построенные, так и на половину готовые, бобровые хатки, которые только смогут обнаружить на водоемах. Из этого похода воины возвращаются, нагруженные дичью и шкурами, после чего весь народ собирается для грандиозного пиршества, в котором больше от насыщения плотоядного зверя, чем от человеческой трапезы
Пока они едят, или, скорее, пожирают мясо, все они, молодые и старые, большие и маленькие, клянутся солнцем, луной и именем своих предков сделать то же самое с вражеским народом.
Заранее позаботившись о том, чтобы доставить живого зверя из той местности, где производили опустошение, они перерезают животному горло и пьют его кровь, а мальчики руками и даже зубами вырывают сердце и внутренности, которые яростно пожирают сырыми, давая тем самым понять, что пленным врагам, не придется ожидать от них лучшего обращения.
После этого они приносят оуракины (чаши из коры) с грубо растолченной краской из вермилиона (сульфид ртути, использовался всеми индейцами континента для изготовления красной краски - прим. Ф.Д.З.), который можно найти на побережье Чибукто и на западе Акадии (п-ов Новая Шотландия). Эту краску окропляют остатками крови животного и разбавляют водой до жидкого состояния.
Затем стар и млад мажут этой диковинной краской лицо, живот и спину, а после приступают к стрижке волос. Одни только с одной стороны головы, другие с другой. Третьи оставляют только небольшой хохолок на макушке головы, четвертые удаляют все волосы с левой и правой стороны головы, пятые не оставляют на голове ничего, кроме челки и локона на затылке.
Некоторые прокалывают уши и пропускают через проделанные отверстия тончайшие волокнистые корни пихты, которые они называют туби (тoobee) и обычно используют в качестве ниток, но в данном случае они служили для нанизывания небольших раковин. Завершив этот военный маскарад, который одновременно служит для устрашения и маскировки, они собирают все шкуры зверей, убитых во вражеской стране, и складывают в одну кучу.
Затем встает старейший сагамор, и спрашивает: "Какая погода? Ясно ли небо? Светит ли солнце?". Получив положительный ответ, он приказывает молодым людям отнести кучу шкур на возвышенность, находящуюся на небольшом расстоянии от хижины совета. Как только это проделано, он следует за ними и, на ходу продолжает свое обращение к солнцу.
Ф.Д.З. - Речь очень длинная, поэтому сокращу, где только можно. Сагамор хвалил и призывал в свидетели Отца Дня - Всевидящее Солнце, которое лично могло лицезреть все беззакония совершенные малеситами, пока микмаки считали их своими друзьями. А затем приступил к изложению обстоятельств главной обиды:
Вот уже более пяти, шести, семи, восьми лун прошло с тех пор, как мы отвели к ним своих самых лучших дочерей, чтобы еще больше укрепить заключенный союз (ибо, говоря простым языком, мы и они - одно и то же по своей сути, строению и крови). Но мы увидели, что они смотрят на наших девушек из самого высокого рода, кайхепидетчек, как на простую игрушку, забаву, отданную нами в их руки, чтобы быстро и легко утешить за те смертоносные удары, которые мы нанесли им в последней войне.
Однако мы дали им понять, что привели к ним наших лучших девиц для того, чтобы они вновь заселили свою страну людьми благородной крови, и для того, чтобы они убедились в наших искренних дружеских намерениях, ибо мы вручили им такой священный залог нашей дружбы, как собственная лучшая кровь. Можем ли мы спокойно смотреть на то, как подло малеситы злоупотребили нашим глубоким доверием?
Ф.Д.З. - Здесь сагамор вновь продолжил восхваление солнца, его всевидящее око и живительную силу, и рассказал, что оно является отцом всего сущего, а раз так, то микмаки его дети, и желают подражать своему отцу, солнцу. Еще сагамор припомнил, что есть на свете такие мерзкие места, которые их Отец не считает нужным посещать, и вывел из этого факта, а также фактов родства и преемственности, идеологическую базу для начала боевых действий против малеситов.
Итак, дабы брать пример с тебя, нам не остается ничего лучшего, чем перестать поддерживать и лелеять тех, кто показал себя в столь недостойном свете. Они нам больше не друзья и не добрые соседи. Им придется дорого заплатить за то зло, которое они нам причинили. Правда, они не разоряли наши охотничьи угодья, чтобы лишить нас мяса для еды и шкур для одежды. Они не перекрывали нашим каноэ свободный проход по озерам и рекам этой страны. Однако, они поступили еще хуже: они предположили, что мы готовы молча проглотить оскорбление, чего в нас нет и быть не может! Они развратили наших лучших девиц и легкомысленно отправили их обратно к нам. Это справедливый повод, чтобы утолить нашу месть.
Солнце! Будь же благосклонно к нам в этом деле, как и в делах охоты, когда мы умоляем тебя указать нам путь к местам, богатым дичью. Будь благосклонно к нам, чтобы мы не угодили во вражеские засады, чтобы нас не застигли врасплох в наших домах или где-либо еще, и, наконец, чтобы мы не попали в руки наших врагов. Не давай им удобного случая против нас, ибо они его не заслуживают. Вот шкуры их зверей - это наша огненная жертва. Прими ее, как если бы трут, который я держу в руках и сейчас подношу к этой куче, было сразу зажжено от твоих лучей, а не от огня из домашнего очага.
Ф.Д.З. - Далее все члены племени издали вопль и начали проклинать врагов, грозить их всех уничтожить и т.д., кое-кто клялся спалить на этом самом месте в честь Солнца определенное количество шкур, захваченных во вражеской стране. В конце церемонии в огонь навалили кучу камней, из которых потом наделали навершия для своих боевых дубинок. Здесь вновь возвращаюсь к оригинальному повествованию.
Изготавливают они и другие орудия войны. Например, длинные шесты, на один конец которых крепят обоюдоострую лосиную кость по форме, напоминающую саблю, чтобы доставать до врага на расстоянии, когда тот прячется в густом подлеске. Делают они и стрелы с наконечником из острой кости. Дерево, из которого изготавливают стрелы и луки, а также кишки, из которых вьют тетивы, должны быть высушены на священном огне. Нужно отметить, что сейчас я говорю о происшествии, которое случилось несколько лет назад, потому что в настоящее время индейцы хорошо обеспечены огнестрельным и железным холодным оружием, которое им поставляют европейцы в обмен на меха к обоюдовыгодной пользе. Но вернемся к моему рассказу.
Пока еще горит костер, вокруг него беснуется танцующая толпа женщин, они ведут себя словно фурии, охваченные вакханальным безумием. Внезапно ярость женщин обращается на собственных мужчин. Они угрожают им, что если те не снабдят их скальпами, то на них будут смотреть как на низших существ, и откажут им в самых законных удовольствиях, что дочерей своих не отдадут никому, кроме отличившихся на войне, что, сами найдут средство отомстить врагу если мужчины покажут себя трусами.
Мужчины при этом начинают переговариваться между собой и приказывают женщинам удалиться, говоря им, что они будут удовлетворены и, что через некоторое время они могут ожидать, что к ним приведут пленных, чтобы сделать с ними все, что они пожелают.
Следующее, о чем они договариваются, - это послать несколько гонцов, навроде глашатаев, с топорами, колчанами, луками и стрелами, чтобы объявить войну народу, который, как они считают, их обидел. Они направляются прямо к самой большой вражеской деревне, соблюдая по дороге угрюмое молчание и не вступая в разговор ни с кем из встречных. Приблизившись к деревне, они наносят несколько ударов по земле своими топорами в знак начала военных действий, а чтобы не оставалось сомнений в серьезности намерений, выпускают по деревне две лучшие стрелы и удаляются с величайшей поспешностью. Теперь война разгорается всерьез, и каждая сторона должна быть начеку.
Затем глашатаи возвращаются домой, чтобы доложить о проделанной работе, и в доказательство того, что они были в назначенном месте, не забывают прихватить с собой какие-нибудь приметные доказательства из вражеской местности. После объявления войны люди каждого народа начинают всерьез размышлять, оставаться ли им в деревне и готовиться к обороне, или удалиться в более безопасное место, а может сразу отправится на поиски врага.
Для решения этих вопросов они собираются, совещаются и проводят бесконечные, хотя и небезынтересные консультации. Ведь именно в таких случаях люди, обладающие наибольшей смекалкой и красноречием, имеют все шансы выделиться и проявить все свои таланты.
Одна из самых распространенных военных хитростей, когда у обеих враждующих народов были свои причины не нападать друг на друга или не вступать прямое боестолкновение, заключалась в следующем. Одна из сторон делала вид, будто отказывается от всякой мысли о наступательных действиях, и одновременно тайно отправляла отряд воинов во вражеские земли. Этот отряд рассредоточивался в лесу, стараясь держаться у его границ, и если появлялись какие-нибудь враги-одиночки, кто-нибудь из воинов подделывал крик животного, в подражании которому он наиболее преуспел. Эта немудренная приманка, однако, часто удавалась, вовлекая в засады неопытных молодых людей из вражеского стана.
Порой одна из сторон занимает такие места, которые врагу никак не миновать, например, по пути на охоту или, чтобы добыть кору для своих каноэ. Обычно именно в этих узких дефиле происходили самые кровавые бои и схватки, когда целые народы уничтожали друг друга с такой истребительной яростью с обеих сторон, что мало кому удавалось остаться в живых.
По правде говоря, все они были обычными каннибалами. Редко случалось так, чтобы они не пожирали, по крайней мере, некоторые конечности своих пленников, после того как пытали их до смерти самым жестоким и шокирующим образом. При этом, если они и не ели своих пленников, то никогда не отказывались пить их кровь, словно воду. Хотя сейчас, спустя некоторое время, наши микмаки, в особенности микмаки, уже не в состоянии проявлять такое варварство.
…Религия, к которой мы их приобщили, и наши способы убеждения во многом способствовали смягчению того дикого нрава и зверской мстительности, которые царили среди них в прежние времена. Но помните, мессир, что в этом вопросе я говорю только о микмаках и малисетах, которые, хотя и отличаются по языку, имеют одинаковые обычаи и нравы, одинаковый образ мыслей и действий. Конец отрывка.
В принципе ведение боевых действий малеситами и микмаками практически ничем не отличается от аналогичных действий остальных племен региона. Однако вызывает интерес момент с подрывом экономического благосостояния племени-конкурента, когда на его землях уничтожают бобровые хатки. И это при всех тех рассказах о гармоничном сосуществовании индейцев с природой. Видимо, микмаки могли гармонично сосуществовать с бобрами только на своей территории.
Источник - An Account of the Customs and Manners of the Micmakis and Maricheets Savage Nations, Now Dependent on the Government of Cape-Breton. Antoine Simon Maillard, 1758, London.
Присоединяйтесь к чтению увлекательных историй эпохи Фронтира и Дикого Запада на ЯДе, в Телеграме и ВКонтакте.
