Пока Лана открыв рот, наблюдала за игрой природных самоцветов, воздух в сказочной комнате задрожал и ниоткуда, по частичкам, по крупицам прямо на глазах материализовались две незнакомки. Одна юна и печально-взволнована, другая спокойно-уверена и в возрасте. Несмотря на возраст благородства в старшей незнакомке было хоть отбавляй. Седые волосы собраны в высокую прическу, нос с горбинкой, разлет бровей красив необыкновенно, а глаза… темны и нет в них просвета.
- Что же ты хочешь, это Кавказ, детка! - прошептал кто-то за спиной.
Вздрогнув, Лана оглянулась… никого. А голос и интонация такие знакомые, вот точно слышала и, причем, совсем недавно. Слышала, слышала…
Подкравшиеся воспоминания, спугнул голос седовласой незнакомки.
- Подумай еще раз, - спросила она девушку. - Точно желаешь этого?
Взглянув на говорившую, Лана еле успела прикрыть рот ладошкой, чтобы не ойкнуть. С чего это она взяла, что женщина в возрасте? Да за такой красавицей мужчины на край света пойдут. Пойдут и не задумаются!
Ах, эти непроглядные агатовые очи! А эти черные непослушные локоны, что выбиваются из-под зеленого, замысловато повязанного легкого платка такого прозрачного и невесомого, кажется, подуй ветер и улетит он за тридевять земель, не поймаешь, или же развеется как туман. Фу-у-ух, и нет его…
А эти серьги с изумрудами, что покачиваясь, издают такой нежный перезвон; дзинь-дзинь и, слышится, отзывается на этот звон величественная гора, верно переговаривается.
Тут Лана поймала себя на том что, ничуть не таясь, стоит и таращится на двух незнакомок, а те, будто не замечая ее, ведут промеж собой разговор; не совсем понятный и чем-то тревожный.
- Христя, ты точно желаешь этого? – повторила черноокая. – Ведь забудешь, до последней капельки забудешь…
Девушка вдруг упала на колени и разрыдалась.
- Не могу я так больше! – призналась она. – Нет мне без него жизни! Не хочу помнить, не хочу…
Как любили друг друга, как потеряла его… Горько на душе, так горько, что свет не мил. Помоги, Зелейница, прошу… Руки наложу на себя, если не поможешь!
Зелейница, видимо, так звали черноокую, не спеша пригладила мелкую травку что, казалось, росла прямо на столе и, приподняв один край, оторвала небольшой кусочек и протянула его девице.
- На убывающей луне придешь на кладбище и бросишь траву на могилу любимого. Как зарастет вся могилка травой этой, так и память твоя забытьем покроется. Будешь хотеть, да не вспомнишь!
Замялась вдруг девушка.
- Никогда, никогда не вспомню? – стыдливо промолвила она.
- Страшно забывать счастье? – вздернула красивые брови Зелейница. – И правильно, светлые воспоминания у сердца держать надо, - и, протянув руку, нетерпеливо поманила пальцами.
– Дай-ка на секунду назад, я нужные слова прошепчу.
Робко вложив в ладонь добытую вещицу, Христя вытянулась в струнку и, боясь шелохнуться, внимательно следила за черноокой. А та нашептала над травой слова, да вернула обратно.
- Вспомнишь, - пообещала она. – Как снова встретишь эту траву, так и вспомнишь, - и, заметив, что девушка тревожно покачнулась, тут же успокоила. – К тому времени сердце твое уже готово будет к воспоминаниям. Покроются они светлой грустью и подарят радость, а какую, потом поймешь. Просто запомни, вся наша жизнь, круговорот. А теперь ступай…
- Спасибо тебе, Зелейница, - пятясь к двери и беспрестанно кланяясь, приговаривала Христя.
- Не за что, милая…- вздохнула черноокая и, дождавшись, когда девушка выйдет, шагнула в стену и исчезла.
Оставшись незамеченной, Лана перевела дух, и хотела было потихоньку уйти, но любопытство взглянуть на загадочную на траву, что заставляет забывать, пересилило. Трава, почуяв интерес гостьи, тут же засияла разными оттенками ничуть не хуже самоцветов и, не справившись с искушением, Лана легонько дотронулась до светящихся стебельков.
Трава была теплой и ластилась к ладошке как живая. Испуганно одернув руку, Лана еще секунд пять таращилась на ладонь, которая теперь тоже переливалась различными оттенками и чуточку горела, будто ее перцем натерли.
Любопытство не унималось и, подковырнув краешек, Лана поняла, трава растет вовсе не на столе, а на мягком коврике, напоминающем тонкий ластик.
- Прямо артефакт какой-то… - скатывая коврик в трубочку, пробормотала она, и тут ее взгляд упал на зеркало, что скромненько притулилось в углу.
Серебристая гладь была пуста и совсем ничего не отображала. Приглядываясь, Лана нечаянно коснулась молчаливого стекла, и зеркало сразу отозвалось. Ожило, заиграло, и увидела Лана не себя, а юную особу, что совсем недавно вышла отсюда. Опустив голову, Христя стояла перед могилой...
Машинально поддавшись вперед, Лана даже не сообразила, как очутилась на кладбище, но опечаленная девушка по-прежнему не замечала ее, будто она была невидимой; вечерней дымкой, утренним туманом… Да и не до этого было Христе; облокотившись на кованную оградку, она плакала и вытирала слезы подолом ситцевой блузки. Потом шаркая как столетняя старуха, подошла к деревянному кресту и кончиками пальцев провела по фотографии молодого парня.
- Прости, Степан, - произнесла еле слышно. – Не могу больше. Не в силах дышать без тебя. Память всю душу выгрызла. А я жить хочу… Прости, – и, бросив на могильный холм кусочек, что вручила Зелейница, зарыдала в голос и унеслась без оглядки.
Оставшись одна, Лана беспокойно завертелась, а ей-то в какую сторону идти? По идее должна выйти, откуда пришла, но ничего похожего на зеркало, или же дома-дерева поблизости не наблюдалось. И сновидение не отпускает… Значит увидеть должна что-то. Присев на скамейку возле могилы Степана, Лана принялась ждать. Ночь сменил день, потом луна снова засеребрила молчаливый погост, пока лучи солнца не прогнали ее на запад и так несколько раз. А Лана все сидела, сжимая в руках коврик.
На исходе пятого дня тот самый кусочек, что бросила на могилку Христя, вдруг зашевелился и принялся разрастаться. Быстро покрывала трава забвения холм, заставляя напрочь забыть все те красивые и светлые чувства, что зовутся любовью. Наблюдая за этим, Лана почувствовала в душе пустоту, словно это у нее стирали счастье. А ведь она тоже желала забыть те прекрасные дни с Артемом, забыть, чтобы не мучиться воспоминаньями, а теперь поняла, не надо так…
Вместо светлости останется в душе дыра, не заштопать.
Вот вроде и увидела что надо, выводы сделала, а все одно осталась на кладбище. Придется, видимо, самой дорогу искать. Петляя между оградками, Лана наткнулась на могилку бабули.
- Бабушка? – чересчур громко от удивления воскликнула она. - А ты как здесь? – и оглянувшись, уперлась в родительское надгробье. - Так мы с Христей из одного города? – озарило ее.
Стоило догадаться, как исчезло кладбище и пред глазами возникло больничное окно и кровать, на которой крепко спала соседка по палате Кристина.
Продолжение
Предыдущая часть
Начало
