Последняя неделя августа повисла над городом жарким маревом духоты. Оставались считанные дни до прихода осени, в воздухе витали запахи зрелых трав, начинающих уже увядать; прогретой за лето земли, отдавшей все свои соки на пользу растениям; лёгкий аромат дыма приносимого ветром из частного сектора, где жгли на кострах уходящий август. Школьники старались вместить в оставшиеся дни каникул невместимое и успеть всё и сразу. Взрослые озадачены были помимо работы закрутками на зиму, покупками канцелярии и формы, уборкой дачно-огородных имений. Дочери Серовых проводили остаток каникул у своей бабушки в деревне, куда их отвезла мать, после того, как отец попал в а.в.а.р.и.ю. Бабушка не рассказывала им подробностей их разговоров со своей дочерью, а сама Тамара также на вопросы дочерей по телефону отвечала коротко и размыто. Единственное, что они знали, это то, что папе очень плохо и дело, кажется, идёт к концу. Целыми днями они плакали украдкой, даже младшая, Валерия, присмирела и не устраивала своих выходок, выводя из себя близких. Девочки уходили будто бы погулять, а сами подолгу сидели на берегу реки, давая волю слезам, ибо здесь никто не видел их, и можно было дать волю чувствам. Сами того не понимая, они сейчас уподобились отцу, выбрав каждая по своему дереву и получая от него утешение. У Валерии это была берёза, у Алины ольха. Они повязали на «свои» деревья разноцветные ленточки и каждый день навещали, чтобы поделиться своими горестями, обнять шершавый, тёплый от солнца, ствол, послушать о чём перешёптывается листва и поёт ветер в их кронах. Тамара же, оставшись одна в городе, активно устраивала свою жизнь, решая, как и что она предпримет теперь, когда Егора не станет. В том, что это произойдёт совсем скоро, «добрая» женщина не сомневалась. Она всё-таки имела медицинское образование и разбиралась в положении своего мужа. И всё было совсем плохо. Для него.
Тамара усмехнулась, подойдя к окну, и чуть отодвинув штору, выглянула во двор:
- Театр окончен, поиграли в семью и хватит. Довольно я строила из себя любящую жёнку. Пора и для себя пожить. Хотела я, конечно, чуть позже всё это начать, да видно судьба иначе распорядилась. Так тому и быть. Средств, чтобы вырастить детей у меня достаточно. В крайнем случае продам либо дом, либо квартиру. Да и по потере кормильца от государства будет копеечка перепадать. Опять же, родители не вечны, со временем будет доля и там. Но не суть, зарабатываю я прилично, можно будет взять ещё несколькочасов в «Здоровой семье», допустим так пару раз в неделю. Девчонки уже взрослые, могут и сами посидеть, и уроки сделать, и поужинать.
Она постучала ноготками по подоконнику со стоящим на нём засохшим цветком бегонии в глиняном горшке, бросила на растение раздражённый взгляд:
- Очередной с.д.о.х.
Цветы у Тамарки не росли, хоть ты тресни. К мамке, как ни приедь, снова хвалится очередным пышноцветущим кустом, будто только что спущенным в её сад из рая самолично архангелом Гавриилом, всё то у неё благоухало, множилось, кудрявилось и зеленилось. А вот у неё, Тамары, любое комнатное растение засыхало на корню уже через пару месяцев после посадки, хоть ты тресни. Дольше всех продержался декабрист, задержавшийся в их квартире на полгода, но и тот сделался по весне квёлым, склизким и чёрным. Пришлось тоже выбросить. Тамара взяла бегонию в руки и отнесла на кухню. Выбросив в мусорное ведро вместе с горшком, она вымыла руки:
- К чёрту всё это садоводство. Не моё это, видимо.
Она налила чаю, устроилась поудобнее за столом, придвинув вазочки со сладостями, положила в рот шоколадную конфету. Сегодня у неё был выходной и она намеревалась провести его с пользой, а именно отомстить кое-кому, кто посмел унизить её достоинство и указать ей на её якобы недостатки. Тамара фыркнула:
- Убогое создание. И с ним я ещё хотела строить отношения! Пусть ползёт к своей бесплодной смоковнице, авось простит его.
Она расхохоталась, вспомнив затравленный, потухший взгляд жены Ильяса, когда они впервые вошли в её кабинет. Бедняжка так хотела родить своему милому муженьку наследника, что готова была на всё. После гор.мо.наль.ной те.ра.пии выглядела женщина мягко говоря не очень: поправившаяся, расплывшаяся, отёкшая и к тому же ещё унылая, как вобла. Неудивительно было, что Ильяс клюнул на неё – подтянутую, стройную, моложавую.
- Ну, ничего, я вам устрою, голубки. Обоим, - злорадно процедила сквозь зубы Тамара.
При чём тут жена её теперь уже бывшего любовника, Тамара не знала. Ей просто хотелось сделать бо.л.ьно всем и сразу. Теперь, когда так резко отпала необходимость строить из себя высокоморальную даму, играть роль любящей жены, чудесного доктора и идеальной мамы, Тамара ощутила небывалый прилив своей энергии, она наконец-то могла стать самой собой, настоящей, а не актрисой, всё время примеряющей на себя различные маски. Всё! Отныне она будет жить только так, как ей нравится. И начнёт она с того, что устроит карнавал Ильясу. Сегодня к двум часам пополудни её ждут в салоне «Ветерок», куда она отправится, чтобы заказать порчу на этого м.у.д.а.к.а, который не сумел оценить её по-настоящему и уж совершенно точно недооценил её ресурсы.
- Жалко, что бабка Шура померла, эх, та ещё сте.рва была, язык, что помело, но хороша! – Тамарка зацокала языком, вспоминая деревенскую ведьму и их последнюю встречу.
Вдруг промелькнули в голове кадры, как ум.ир.аю.щая старуха изрыгала ей вслед страшные проклятия, когда Тамара обманула её, не выполнив обещания.
- А вот и поделом ей! – хихикнула она, - Была бы действительно сильной ведьмой – предусмотрела бы то, что я её проведу и не дала раньше времени "рецепт" присухи. А коль уж не увидела, значит нет в ней той мощи, о которой все так толковали. Так, блеф один.
В комнате что-то упало, рассыпавшись звоном осколков. Тамара поперхнулась чаем, закашлялась, соскочила со стула, опрокинув его, бешено вращая глазами согнулась пополам и, приложив кулак к району эпи.гаст.рия сделала несколько толчков. Спустя десять секунд из её рта вылетел кусочек мармелада и она сделала глубокий шумный вдох. Судорожно дыша, она вытерла слёзы с глаз, отдышалась и направилась в комнату. Там, у самой полки над телевизором стояла её фотография. Она в зелёном сарафане кружится на берегу реки и смеётся. Случайный кадр, но удачный, как это часто бывает. Они тогда отдыхали с коллегами на дне медработника. Сейчас фотография валялась на полу, деревянная рамка сломалась, а стекло разбилось вдребезги, разлетевшись мелкими осколками по ламинату. Пробурчав под нос про чью-то мать, Тамара побрела за совком и щёткой. Вернувшись, она принялась за уборку, но вдруг вскрикнула – из стопы побежала к.р.о.вь. Она наступила на довольно крупный осколок, который остался незамеченным. Вне себя от злости, Тамара кинулась к холодильнику, где стояла пе.ре.кись и лежали би.н.ты. Взяв всё необходимое, она побежала в ванную, оставляя за собой багровый след на полу. Обработав ра.ну и наложив повязку, Тамара потянулась к шкафчику, чтобы убрать ножницы и в этот момент услышала тихий, вкрадчивый голосок.
- Никогда не суди о силе ведьмы по её отношению к тебе. Ведьма может быть очень терпеливой. Истинную же силу её узнать не торопись, не выводи из себя, иначе худо будет. Ох, как худо-о-о-о...
Тамара стремительно обернулась – никого. Но теперь уже голос зазвучал из противоположного угла:
- И уж тебе ли, девонька, рыпаться, ты давно уж проклята. Ничего тебе не впрок, не в науку... Дурная!
В ужасе Тамара отпрянула и тут же стукнулась затылком о раскрытую дверцу шкафчика. Она завопила не столько от боли, которая лишь послужила триггерной точкой отправления, сколько от дикого страха.
- Проклята, проклята, проклята, - звучало разом изо всех углов.
- Нет на мне никакого проклятья! Нет! – заорала Тамарка.
- У проклятья нет срока годности. Коли колесо ишшо не начало свой оборот, не думай, что оно проржавело. Всему свой срок. Всё впереди. Когда я скажу «гоп», тогда и прыгнешь, поганка.
Тамара выбежала из ванной комнаты, со стуком захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Шишка на затылке пульсировала, нога ныла, сердце готово было вырваться из гр.у.д.и. А вслед ей из ванной неслось сдавленное хрипловатое старушечье хихиканье. Она узнала этот голос. Это была покойная бабка Шура.
- Что значит, у проклятия нет срока годности? – судорожно думала Тамарка, вспоминая про старую каргу, проклявшую её перед с.м.ер.т.ь.ю, - То есть оно может вступить в действие не сразу после того, как его произнесли?!
И будто прочитав её мысли, из ванной донёсся протяжный вздох:
- Неужто догадалась?…
И всё смолкло.
Трясущимися руками Тамарка вытащила из кармана домашних брюк мобильник, набрала номер гадального салона «Ветерок», куда она вчера обратилась с просьбой «кое-что уладить в личной жизни», и хозяйка которого, именуемая себя Лёлей Лиссо, гнусавым, манерным голоском инстадивы пообещала ей «сделать всё в лучшем виде-е-е» и пригласила на сегодня, и задала вопрос:
- Алло? Это Тамара. Вы можете принять меня сегодня пораньше?
- Ой, даже-е-е не знаю-ю-ю, - гнусаво прогоготали в трубку, - У меня пока клиент. Но вы приезжайте, возможно я освобожусь пораньше-е-е.
- Спасибо.
Тамара поморщилась, и помассировала ухо.
- Надеюсь, специалист она действительно хороший в отличие от её мерзкого блеяния. Будто жвачку жуёт, - ей тут же вспомнилось деревенское детство, и их корова Манька в стойле, которая вот так же муторно и долго жевала свою отрыжку, переваливая её во рту с боку на бок, и точь в точь, как эта Лёля мычала: «Пораньше-е-е».
Тамара расхохоталась и, погрозив кулаком в сторону ванной комнаты, поскакала переодеваться. Настроение её начинало улучшаться.
- Скоро вы у меня запляшете, у.б.л.ю.д.к.и!
(продолжение следует)
Иллюстрация - художник Здзислав Бексиньский.