Многие из нас смотрели художественный фильм "Пианист", кинорежиссера Романа Полански, основанный на опубликованных в Польше в 1946 году мемуарах известного польско-еврейского пианиста и композитора Владислава Шпильмана "Смерть города". Однако, далеко не каждый задавался вопросом, а закончился ли сюжет вместе с титрами киноленты? Именно о трагическом продолжении этой истории и пойдет сегодня речь.
Фильм, о котором мы упомянули в преамбуле заканчивается счастливым спасением еврейского пианиста, однако, трагическая судьба его спасителя осталась за кадром.
Равно, как кинокартина была снята на основе дневника пианиста Владислава Шпильмана, сегодня в нашем повествовании мы проследуем по страницам другого дневника, написанного немецким офицером Вильгельмом Хозенфельдом. Именно это имя носил человек, который спас главного героя фильма, а вместе с ним, и несколько десятков других поляков и евреев.
На протяжении долгих пяти лет Вильгельм Хозенфельд, рискуя собственной жизнью помогал бежавшим польским и еврейским военнопленным, преследуемым нацистскими властями священникам, борцам польского сопротивления. Точное число спасенных им людей доподлинно установить невозможно, но, когда ему самому понадобилась помощь - он остался одинок.
Справедливости ради следует сказать, что изначально, Хозенфельд поддерживает политические идеи Германии того времени, но, уже в 1936 вступает в противоречие с правящим режимом, за что лишается лицензии на право преподавания в школе, как политически неблагонадежный. Набожный католик, он осмелился высказаться против церковной политики нацистов.
26 сентября 1938 г. Речь Гитлера сегодня вечером нам не понравилась. Он говорит слишком высокопарно и высокомерно. Его призывы недостойны великого государственного деятеля. Мы опасаемся, что грядет война.
В 1939 году, Хозенфельд призван в армию, однако не участвует в боевых действиях. Большую часть времени он провел в Варшаве, отвечая за спортивную подготовку солдат вермахта.
27 сентября 1938 г. Мне уже совершенно ясно, какую огромную опасность представляет для всех такая форма правления, как абсолютная диктатура. Диктатор недосягаем. Народ, вот кто отправится на войну. Референдум? Это громкие слова. На самом деле у людей не спрашивают.
Окончательно Хозенфельд изменил линию поведения, когда стал свидетелем расстрела подростка за кражу охапки сена. С этого момента он осознает, что для него это война идеологий. Для себя он резко осуждает действующий режим. Он активно контактирует с польскими семьями, учит польский язык, принимает незаконное и опасное для него участие в польских католических службах.
Сохранилась обширная переписка Вильгельма Хозенфельда с женой, в которой он открыто выражал свои чувства. Уникальные тексты удалось сохранились, благодаря тому, что он регулярно отправлял тетради домой. В записях он подчеркивал свое нарастающее отвращение к угнетению польского населения, преследованию польского духовенства, жестокому обращению с евреями. А начало «окончательного решения» повергло его в неподдельный ужас перед лицом истребления еврейского народа.
Варшава. 13 августа 1942 г. Женщина рассказала моему информатору, что несколько гестаповцев ворвались в еврейский родильный дом, забрали младенцев, сложив их в мешок, который бросили на катафалк с вывозимыми трупами. Плач новорожденных детей, равно как и душераздирающие крики матерей не тронули этих нелюдей. Во все это не верится, но это правда. Я бы кинул этих собак под трамвай. Мы трусы, раз мы не хотим быть лучше. Мы допускаем эти зверства, поэтому и мы тоже будем наказаны. Это ударит по нашим невинным детям, потому что мы становимся соучастниками не выступая против этих безобразий.
Когда дневники были опубликованы, они заняли почти 1200 страниц, в книге с символическим названием «Я стараюсь всех спасти» - запись в его дневнике в тот краткий промежуток времени, когда он председательствовал на военном трибунале, который судил участников польского сопротивления.
В 1943 году, став свидетелем подавления восстания в Варшавском гетто, в своем дневнике Хозенфельд оставил следующую запись:
Мы животные. Ужасным массовым убийством евреев мы проиграли эту войну. Мы навлекли на себя вечное проклятие и будем навеки покрыты позором. Мы не имеем права ни на сострадание, ни на милосердие, каждый из нас имеет долю вины. Мне стыдно ходить по городу…
Должность офицера спортивной службы позволила Хозенфельду прятать беглых поляков и евреев, обеспечивая их фальшивыми документами. Одним из спасенных таким образом был священник Леон Варм, сумевший выбраться из поезда, отправленного в Треблинку в 1942 году. Именно Хозенфельд помог ему выжить, обеспечив документами и должностью при стадионе. Позже, Леон вместе с Владиславом Шпильманом, будут принимать активные попытки, чтобы вызволить своего спасителя из советского лагеря для военнопленных.
Варшава, 18 августа 1942 г. Современный человек эпохи машин, технологий, умеющий повелевать силами природы, лишился духовности, стал глупым и высокомерным. Конечно, удивительно, как легко сегодня мы можем проникать в тайны природы, срывая одну за другой пелену божественности. Это равносильно, как если бы ребенок сломал свою игрушку, и держа детали в своих неумелых руках не знал, с чего теперь начать. Наши великие исследователи не отличаются от этих детей. Они так же мало знают о великих тайнах жизни, как и ребенок, не понимающий как устроена его игрушка. Я вновь спрашиваю себя о причинах этой войны. В ней нет ничего, кроме противоречий и бессмысленности. Конечно, мы обязаны подчиняться и принимать все таким, как оно есть, но, также мы должны помнить, что человек сохраняет свою сущность, если остается верным себе и идет своим путем. Я прочитал главу этим утром в «Подражании Христу» Томаса фон Кемписа. Она содержит мудрые слова: «Сын мой, не дай себя поймать прекрасными и глубокими человеческими словами: потому что Царствие Божие не в словах, а в силе». Чем ближе человек приближается к Богу, чем глубже он погружается в себя, и тем меньше он думает о себе. Как противоречит эта мысль глупому хвастовству, претенциозности и самолюбованию.
После подавления Варшавского восстания, Хозенфельд уполномочен вести допрос пленных участников сопротивления, где он снова проявляет свою человечность. Вопреки обычной практике, Хозенфельд не вынес ни одного смертного приговора.
В письмах к своей жене и собственных дневниках он вновь и вновь пишет о своих попытках помочь заключенным и спасти их от неминуемого расстрела.
1944 год оказался наиболее драматическим для Вильгельма Хозенфельда. И не только потому, что исход войны был уже очевиден. В этот год он в последний раз видел свою семью.
В начале 1945 года Хозенфельд попадает в советский плен. 7 мая 1950 года военный трибунал г. Минска приговаривает его к 25 годам лишения свободы. В основе обвинения факт участия Хозенфельда в допросе участников Варшавского восстания. Данное деяние интерпретировано как укрепление фашизма.
Спустя шесть месяцев после вынесения приговора, в ноябре 1950 года, Леон Варм, перед своей эмиграцией навещает жену Хозенфельда, которая сообщает, что ее муж жив и показывает письма, полученные ею из лагеря. В одном из них Хозенфельд отправляет жене список спасенных им людей, среди которых Варм видит имя Шпильмана.
В это трудно поверить, но польский священник разыскал Шпильмана. Два человека, чудом оставшиеся в живых после ужасов гетто, потерявшие свои семьи и отчаянно пытавшиеся начать жизнь заново объединили свои усилия, чтобы помочь тому самому немецкому офицеру. Несмотря на то, что к этому времени Шпильман уже приобрел определенную известность - попытка восстановить справедливость и освободить Хозенфельда не увенчалась успехом. В 1952 году тот умирает в лагере для военнопленных под Сталинградом.
1942 год. Из письма к жене. История учит, что тирания всегда недолговечна. Скоро насупит страшный момент расплаты за убийство еврейских жителей. Сейчас, в самом разгаре кампания по уничтожению евреев. Так было с начала оккупации восточных территорий. Но теперь, в ход пошли силы полиции и гестапо, похоже, что решать вопрос они намерены радикально. Из достоверных источников мне стало известно, что гетто в Люблине полностью освобождено от евреев, подавляющая часть из которых массово убиты. Так же рассказывают, что евреев, не только мужчин, но женщин и детей отравляют в передвижных душегубках. Тела сбрасывают в братские могилы, а их одежду используют на текстильных фабриках. Мне страшно представить, какие сцены должны здесь разыграться, ведь варшавское гетто, насчитывает около 400 000 человек. Я знаю, ты не можешь в это поверить. Даже я, видя это не имею сил принять. Меня страшит, что я не могу позаботится о будущем наших люди, которым однажды придется искупить эти зверства. Я не хочу верить в то, что наш вождь действительно этого хочет. Я не могу принять,что это немцы, те, кто отдает такие приказы. Объяснение только одно, они больны. Они безумны.
В 1998 году Шпильман обратился в Мемориальный комплекс истории Холокоста Яд ва-Шем с просьбой признать роль Хозенфельда в истории его спасения.
Меня зовут Владислав Шпильман, я родился 5 декабря 1911 года в Сосновце в семье Эстеры Рапапорт и Самуэля Шпильманов.
Во время Второй мировой войны меня преследовал нацистский режим ввиду моего еврейского происхождения. В 1940 году я вместе с семьей попал в варшавское гетто. В 1942 году моих родителей, двух сестер и брата забрали с перевалочного пункта и депортировали, вероятно, в Треблинку, где они были убиты. По счастливой случайности мне удалось бежать с Умшлагплац, а позже и из гетто, и добраться до «арийской» стороны Варшавы. Я жил там, скрываемый многими поляками, вплоть до польского восстания в Варшаве 1 августа 1944 года. Мне тогда помогали: Янина Годлевская, актриса, Андрей Богуцкий – актер, Чеслав Левицкий – дирижер оркестра. Все они были признаны Яд ва-Шем Праведниками народов мира в 1978 году.
После того, как 1 августа 1944 года вспыхнуло варшавское восстание, всем полякам было приказано покинуть город, и любая помощь поляков, особенно в частях, находящихся под контролем Германии, стала невозможной. С тех пор я жил один на развалинах разрушенной Варшавы, без еды, без воды и без тепла. Примерно 15 ноября немецкий офицер нашел меня в доме на Aleje Niepodleglosci 221. Это был капитан Вильгельмм Хозенфельд из Талау. Этот офицер активно помогал мне, помог найти укрытие на чердаке здания, занятого немецким главным командованием в Варшаве. Он снабдил меня одеялом и пальто. Кроме того, регулярно обеспечивал меня едой в течение длительного периода времени. Но, самое главное, он оказывал мне моральную и личную поддержку до момента его отъезда из Варшавы в середине декабря 1944 года. Любая помощь евреям в то время каралась смертью. Без его помощи я бы не выжил. К сожалению, мои попытки освободить этого офицера из русского плена после войны не увенчались успехом, и он погиб в лагере под Сталинградом в 1952 году.
Позже я узнал из писем и в ходе личных разговоров с другими спасенными им людьми и их семьями, что Вильгельмм Хозенфельд помогал многим людям, в том числе Леону Варму, которому удалось спрыгнуть с поезда в Треблинку. Хозенфельд предоставил ему фальшивые документы и нанял его на варшавский спортивный комплекс. Подобную помощь Хозенфельд оказал нескольким членам семей Чечоры (сын выжившего в настоящее время является польским вице-консулом в Гамбурге), а также другим людям и маленьким еврейским детям в течение всей войны, начиная с сентября 1939 г. Капитан Хозенфельд оказался героическим человеком и противником фашизма и заслуживает награды.
К тому времени Леон Варм уже умер, но сохранилось его письмо к Шпильману, а его сестра написала в Яд ва-Шем из Австралии, подтверждая спасение Хозенфельдом ее брата.
Пишу вам от своего имени и от имени семьи капитана вермахта Вильгельма Хозенфельда, которого вы, видимо, хорошо знали во время оккупации. Я предполагаю, что, как и я и другие евреи и поляки, г-н Хозенфельд внес большой вклад в ваше спасение. В настоящее время г-н Хозенфельд находится в советском плену, скорее всего, в Бресте, и шансов на его освобождение, похоже, нет. Во время случайного пребывания в Германии я посетил его семью в Талау, недалеко от Фульды. Г-н Хозенфельд неоднократно упоминал ваше имя в своих письмах из тюрьмы и просил семью обратиться к вам за помощью, но, к сожалению, они не знали вашего адреса.
Из рассказов семьи я понял, что в какой-то момент упоминание вашего имени спасло его от расстрела (не знаю кем). Во время моих бесед с Хозенфельдом он ни разу не упомянул о вас, вероятно, потому, у него были основания держать все в секрете. Если бы я что-то знал, то связался бы с вами раньше, потому что часто видел вас в Варшаве после войны. Я не знал, что г-н Хозенфельд находится в плену, хотя я писал в различные инстанции с просьбой предоставить информацию о его судьбе. К сожалению, я так и не получил ответа. Когда я был в Австрии, случай помог мне найти его его домашний адрес и его нынешнее местонахождение.
Вероятно, предыдущие попытки его освобождения закончились неудачей. Отец Чечора пытался помочь ему, но в то время не обратился ко мне. Также не имели успеха усилия Карла Хёрле, члена немецкой коммунистической партии и офицера вермахта. который сейчас живет в Ханау, а в 1943 - 1944 годах служил на стадионе в Варшаве после того, как был призван в вермахт после освобождения из концлагеря. Мы работали там вместе. Несправедливость в том, что злодеи и преступники на свободе, а человек, заслуживающий признания, страдает.
Думаю, мне не нужно много говорить о Хозенфельде. Прилагаю его фотографию, а также адреса и заявление отца Чочора. Вы можете получить дополнительную информацию от следующих людей, которые, вероятно, все еще живут и работают на стадионе: Хамчик Леон, Кравчик Вацлав, Патела Вацлав, Залеговский Виктор, Верник-Токарска Мария, отец Чечора-Чихоцкий, проживающий в Познани, Карл Хёрле, проживающий в Ханау. Это письмо может служить моим заявлением, потому что через неделю я уезжаю из Германии, а адреса для пересылки у меня нет.
Сердечно прошу вас взяться за это дело и поддерживать связь с моей сестрой, которую вы знаете лично и которая сейчас живет во Франкфурте [адрес], или с семьей Хозенфельдов, Талау близ Фульды. Последние сведения о Хозенфельде пришли из Бреста. Говорили, что его должны освободить, но потом его обвинили в якобы преступлениях против человечности. Это вообще возможно? Он якобы просил: "выдайте меня полякам, именно там я жил все время. Я никогда не был в России".
Все те, кому помогал Хозенфельд или кто имел с ним какую-либо другую связь, никогда не допустят, чтобы против него были выдвинуты такие обвинения. Наоборот, все стремятся помочь ему за его доброту и вознаградить его. В течение последнего года семья Хозенфельда не получала от него никаких известий. Последние письма пришли из Минска. Однако появилась новая информация о том, что он находится в лагере вместе с гражданскими лицами, детьми и заключенными, осужденными или ожидающими суда. Его здоровье очень плохое - паралич, больное сердце и депрессия. Вместе с его отчаявшейся семьей - его женой и пятью детьми - я передаю ответственность за его судьбу в ваши руки - вы, который также в долгу перед ним. Я предполагаю, что вы подтвердите получение этого письма моей сестре. Я посылаю его через друга, потому что у меня нет вашего адреса.
С глубоким уважением и надеждой,
Леон Варм-Варчински
Прежде чем Комиссия по присвоению звания праведника мира могла присудить это звание, необходимо было убедиться, что Хозенфельд не был причастен к военным преступлениям.
Тогда, обращение Шпильмана осталось без ответа. До конца жизни пианист практически не говорил о Хозенфельде, переживая бессильную муку, от невозможности помочь тому, кому был обязан жизнью.
Позже, как только дневники и письма были обнародованы, дело было передано на рассмотрение Комиссии. Яд ва-Шем также получил подтверждение от Польской комиссии по расследованию нацистских преступлений, что его поведение не было запятнано.
В 2007 году Хозенфельд был награжден орденом Возрождения Польши. Посмертно.
В 2008 году Яд ва-Шем признал Хозенфельда Праведником народов мира. Посмертно.
Анализируя дневники и письма Вильгельма Хозенфельда явно прослеживаются три основные линии:
- Любовь. Любовью к семье буквально пронизано каждое письмо. Забота и переживание о жене, о призванных на службу сыновьях, страдание, вызванное невозможностью находится рядом.
- Вера. Именно вера давала ему силы пережить ту ситуацию, в которой он был вынужден находится.
В воскресенье я рано пошел в церковь и причастился. Я провел в церкви молясь около двух часов. 3 сентября 1942 г.
- Внутреннее освобождение от нацизма. То был длительный процесс, ход которого можно отчетливо проследить в его дневниках и письмах. Особенно ярко эта линия прослеживается в записях 1942 - 1943 годов.
Доисторические люди, быть может, и съели друг друга, но просто так вырезать целый народ - мужчин, женщин и детей - в 20 веке нам... Это кровавая вина, от которой хочется провалиться сквозь землю . Дьявол принял человеческий облик? У меня нет сомнений. Это нехороший конец письма, но я так несчастен, так подавлен, что не могу бороться с безысходностью нашего будущего... 1 сентября 1942 года
Ведя монолог со своим дневником, Хозенфельд пытался понять, куда ведет отрицание заповедей Писания.
Бог позволяет всему этому происходить, чтобы показать человечеству, что без него мы всего лишь конфликтующие животные, которые считают, что должны уничтожить друг друга. Мы не следуем божественной заповеди: «Возлюби ближнего своего»… и должны умереть, виновные и невиновные.
История Вильгельма Хозенфельда весьма необычна. С одной стороны это рассказ о прошлом. С другой - о настоящем. О том, как ситуация может проецироваться на будущее.
