*ЗАЩИЩЕНО АВТОРСКИМ ПРАВОМ*
- Ма-ам…
В сонно-сладком воздухе квартиры волнами разливался аромат свежего хлеба, а за окном детской раскачивалась под ветром старая рябина, задевая гроздьями киноварных ягод по стеклу.
- Ну что, кузюмка?
Кузюмкой Марина Васильевна часто называла свою маленькую дочку Ларису. Девочка, устроив себе нору в байковом одеяле, улыбалась и глядела на мать лукавыми серыми глазёнками.
- Мам, расскажи мне сказку… про варежку.
- Опять? Ты же её, наверное, уже наизусть знаешь.
Маленький носик смешно сморщился, а его обладательница, заговорщически понизив голос, произнесла: «Не-а.»
- Ну, тогда слушай… Пошла я однажды гулять с…
- Нет, мам, не так! Ты с начала расскажи!
- Ладно-ладно, так и быть. Случилось это, когда я была чуть постарше тебя; мы с родителями только что переехали в другой город, на новое место службы моего папы. Все друзья остались далеко-далеко…
- Но вы же могли разговаривать по телефону, когда захочется. Почему ты им не звонила?
- Это сейчас, Лариса, всё стало так просто, а в моё время домашний телефон был настоящая редкость, очень немногие люди могли себе такое позволить…
- А почему?..
- Так, болтушка, не перебивай маму, а то она не станет рассказывать тебе сказки.
Промельк притворного ужаса в глазах, маленький пальчик в знак смиренного молчания прижался к пунцовым губам.
- Ну вот, новых друзей завести у меня не получалось, ведь я с ребятами виделась только в самой школе, а всё потому, что я далеко жила – на самом краю города. Наш домик, старый бревенчатый и некрашеный, как и все остальные, был последним на сопке, за ним начиналась Тайга. По соседству жили старики – каждый в своём доме – и почти все держали собак, вот они-то и стали моими друзьями. Я к ним приходила, миски их мыла, приносила что-нибудь вкусненькое, даже конуры им убирала, выгребала шерсть, листья…Старички во мне души не чаяли за такую помощь и даже отпускали своих собак со мной погулять. А потом даже до того дошло, что они позволяли им провожать меня до школы и встречать, когда я шла обратно.
И вот как-то раз отправились мы на прогулку. Тяпка, Герда, Мишка, Полкан, Шарик и много ещё всяких. Гонялись друг за дружкой, в снег с головой ныряли, увидели за забором Ладу - овчарку соседскую, она прыгает, хвостом машет – ей тоже поиграть хочется. Мы откопали за каким-то сараем доску, перебросили ей как мост, она обрадовалась было, стала перебираться к нам, но потом передумала и вернулась обратно, как мы её ни звали – не пошла.
Глазки Ларисы затуманились – скоро уснёт.
- А потом Тяпка с Полканом полезли за забор, там как раз доска отвалилась, я сунулась за ними и чуть не застряла – узко. Пока выбиралась оттуда, подбежал Полкан, хвать меня за варежку, стащил с руки и убежал. Представляешь?
Дочка что-то пробормотала в ответ.
- Стою я, значит, перед забором и реву – мама с папой за варежку по головке не погладят. С вещами тогда вообще туго было. Ну вот, стою плачу, подбегает Мишка, и я ему давай про своё горе рассказывать: Полкан, мол, злодей, варежку утащил… Помоги, говорю, миленький. И Мишка, ты представь, шасть за забор, минуты две его не было, потом гляжу – бежит. А в зубах – моя варежка! Отбежит он на несколько шагов, повернётся, варежку на снег положит, огрызнётся на Полкана – тот от него не отставал, наверное, добычу хотел отобрать. Таким манером Мишка добрался до щели в заборе, морду в неё просунул и протягивает мне мою варежку. Как я тогда удивилась, передать не могу. Ведь понял! Понял, о чём я его просила, понял и побежал варежку выручать! Удивительно!
Марина Васильевна поглядела на дочь, та уже крепко спала. Мать поправила сползший край одеяла, из ладошки Ларисы выпал наполовину изгрызенный кусочек рафинада. У девочки была привычка лакомиться сладким непременно после чая. «Ох, зубы-зубы…», - подумала Марина Васильевна, вспомнив, как она сама в этом возрасте постоянно держала за щекой что-нибудь сладенькое. Сахар отправился на тумбочку, там он сразу стал похож на большую снежинку, неведомо как залетевшую в тёплую комнату. Мама тихонько встала и подошла к окну.
Ветер оставил в покое рябину, и неподвижные ягоды пламенели на фоне окружающей молочной белизны, совсем как когда-то алела на снегу чудом спасённая отважным Мишкой варежка маленькой Марины. Подумав об этом, женщина улыбнулась и пробормотала: «Как же он всё-таки меня понял, а?..»