Весенний ветерок ласково трепал молодую яблоньку, а та трепыхалась так, будто дитя, которое щекочут. И пусть незатейливая картина, да простая, привычная, а глаз не оторвать. Приятно на такие простые вещи смотреть. Вот Агний и уселся на лавочке, любуясь солнышком, да тем, как ветерок щекочет яблоньку.
Как вдруг крики и гам, смех, слова бранные и слёзы поблизости. Всё вперемешку.
Отставил старик кружечку с брагой сладкой, на палку облокотившись, приподнялся с лавки, зад почесав, да на шум подался. Глядь, а у соседской бани возня какая-то.
- А ну, воробьи, чего расщебетались? Кто разрешил к пустующей хате подходить? Всыпать бы вам, - грозно брови нахмурив, топнул дед ногой.
- А не пустует она уже. Вон, юродивые поселились, - фыркнул мальчонка с рассечённой губой и указал на девчушку, что на земле лежала и хныкала.
- Чой-то юродивые? Откуда такие фантазии? - старик подковылял поближе и, подняв девочку с земли, отряхнул ей юбку от пыли. Достав тряпицу, он вытер с щёк девочки слёзы и внимательно осмотрел.
Девчушка явно была не местной. Отроду зим так десять. Голубоглазая, белокурая, с острыми зубками и весьма милым личиком.
- Конечно юродивые. С виду девка, а на деле… - мальчишка плюнул на землю, и за ним повторили все его приятеле.
- Я тебе ща поплююсь тут. Дома на пол не плюёшься? И тут не смей!
Старик пригрозил детворе палкой и сделав шаг назад, ещё раз осмотрел девчонку. Всё как полагалось было при ней, никаких изъянов, что в глаза бросаются.
- Чья? Откудова? Тут каким ветром? Отвечай, - велел Агний.
- Зореслава, - прошептала девочка. – С подножья Алой горы мы.
- Где это? Чего не слышал?
- На север, в Захолустье.
- А, ну те места нашим мало знакомы. А те, что знакомы, по-своему обзываются. От чего бежали? Почему к нам явились?
Агний обернулся и поймав мальца на том, как тот корчил рожи девочке, погрозил ему кулаком.
- От людей злых бежали. Жизни спокойной искали. Да вот, тятя узнал, что тут деревня есть, где жизнь спокойная. Вчера в ночи и явились, нам староста этот дом и дозволил занять, - объяснила Зореслава.
- Ну, а что? Хорошее дело. Уж две зимы пустует. Дом без хозяина умирает. Так чего зашумели то, - старик обернулся на мальчишек.
- Юродивая она. На кой нам тут такие? Гнать надо, - рявкнул мальчонка с рассечённой губой.
- Я тебе сейчас зад напорю до красна, и пусть потом твой батька приходит с меня спрашивать. Я и ему напорю, - осерчал Агний. – Делом говори, а не воздух порть!
- Делом? Ну, делом так, - начал мальчишка. – Утром смотрим, из трубы дым, и у бани девка возится. Не нашенская. Ну мы и познакомиться пришли всей толпой. Глядь, а девка даже толком не знает, как баню топить. Ну мы и помогли, познакомились. А потом Алёнка с ней вот в баню пошли, попарить эту. Да потом Алёнка как выбежала и давай вопить, что не девка эта, а пацан.
- Никакой я не пацан, - тихо прошептала девочка.
- Ага, не пацан. А стручок то болтается, - высунулась из-за мальчишек Алёнка.
- А мы сейчас проверим, - рявкнул Агний.
Присев на бревно, старик жестом велел девочке подойди. Приблизившись к ней Агний принялся тщательно её обнюхивать. Так, как собаки обнюхивают незнакомца, пытаясь прочитать все его запахи.
- Ну? Орали они тут. Девка это, - изрёк Агний. – Хоть и со стручком пацаньим. Но, всё как у девки имеется. Ну, бывают такие люди, от рождения. Они ж не виноваты. Они ж не сами себе это придумали. Да от таких может пользы быть куда больше, чем от нас всех вместе взятых.
- Ага. Какая польза от девки с запортками? Девок обманом тетерить? Знаем мы, - зафыркал мальчишка с рассечённой губой.
- Шибко ты шумный, - нахмурился Агний. – Знает он. Гляди, какой знаток. Свои запортки ещё не отросли, а он уж про чужие всё знает.
Детвора захохотала, а мальчишка с рассечённой губой покраснел и нахмурился.
- Да знаете ли вы, что даже те, кто на вас не похожи, могут пользу принести. И наоборот, даже те, кто правильный шибко, может вреда много причинить. А вот такая нетерпимость к тем, кто от нас отличается, потом и вовсе, сожалеть нас заставляет. Ну ка, метнитесь к моей хате и кружку с брагой принесите. А я вам сейчас историю одну расскажу…
Далеко на юге, за Княжеским трактом, южнее ледяной реки, что льдами даже в зной закована, имя которой Тихая, там Чёрный лес наш и заканчивается. А как границу его перейдёшь, так в Топкие болота, бескрайние и страшные, гадами кишащие, попадёшь. И вот, на самой границе деревушка была одна, а может и сейчас есть. И жил там охотник Ширяй. Здоровенный мужик, что наполовину кровей народа из Белых земель.
Что говорить, жизнь в тех местах не такая спокойная. А в то время ещё и корча по лесу шибко часто ходила. Страшная хворь, что человека скрючить может так, что каждое движение болью ужасной по всему телу отзывается.
От корчи той и жена Ширяя померла, от корчи той и сын его страдал. Целыми днями только и мог сидеть на лавке, боясь пальцем шевельнуть. И, ничего ему не помогало.
И вот, отправился как-то Ширяй на охоту, и напал на след огромного борова. Столь огромного, что всю деревню можно было две луны кормить. Начал охотник добычу выслеживать, а та хитра, не спешит на стол к людям в виде жаркого.
Петлял боров, за ним и Ширяй петлял, настиг, убил. Да сам и не заметил, как в топкие болота забрёл. Вроде и всего-то сотню шагов сделал за границу леса. А вот обернулся, и не знает куда идти. Кругом топь, туман густой, пузыри болотные и газы зловонные. Да и следов никаких за собой не оставил. В грязи и воде болотной быстро они исчезли.
Хотел по солнцу выйти, так за туманом болотным его ещё меньше видно, чем в чаще за ветвями. В раздумьях своих чудом в сторону отскочил, когда прямо из болота жаба огромная вылезла и в один присест борова, которого на всю деревню хватило бы, умяла. Умяла, да вроде и не нажралась вовсе. На охотника посмотрела голодными глазами, уже закусить им хотела, да гул её вспугнул.
Ну, не так, чтоб драпать. Но будто решила она потихоньку слинять, в ил зарывшись. А гул всё сильнее и сильнее. И вот, комарик появился. С виду то обычный, только размером с собаку. Слёту Ширяю плечо хоботком пробил как ножом.
Ну, охотник не робкий был, своим ножом хоботок твари отсёк, а потом и башку отрезал. Да только за ней другие налетели. И некоторые размером с корову были.
Кровью обливаясь, кинулся охотник бежать. Да разве убежишь в болоте. Пропетлял шагов триста, от кровососов отбиваясь, да под корягу забившись и илом вымазавшись с ног до головы, замер. Покружили кровопийцы и улетели.
Долго бродил Ширяй по болоту в надежде путь к лесу отыскать. Столько уж страхов натерпелся, что не описать.
Змеи огромные, как стволы сосен. Пиявки размером с человека, что зазевавшиеся цапли в один миг иссушали. В ночи жабы огромные так орали, что Ширяй в ужасе уши руками зажимал. Ещё и рана в плече разболелась так, что рука плетью повисала. И уже думал охотник к Кондратию в объятья проситься, да будто запах дыма почуял. На запах тот поплёлся и на землю твёрдую ступил. И пусть земля та впросырь, а всё едино, уже не ил болотный.
Уставший, крови потерявший уйму, сопли на кулак наматывающий выбрался Ширяй туда, где посуше. С голоду траву жрать готов был. Схватив росток какой-то, охотник диву дался. Одуванчик то был. Огромный, мясистый, да только зелёный настолько, что глазам больно. И листочки, и стебель зелены, а не черны по-обычному. Лишь цветок, как и полагается, жёлтый. Диву давался Ширяй недолго, в рот цветок засунул и съел. Хотел было ещё чего-то съесть, да от усталости чувств лишился.
Привиделось охотнику, будто крысы огромные вокруг него кружат, а вместе с ними и зайцы клыкастые хороводы водят. И вроде не сами. Вроде твари какие-то бродят по одаль, пиками и кнутами вооружены.
Сколько дней и ночей в беспамятстве охотник провалялся, он и сам не понял. Но, как открыл глаза, так и испугался. Подумалось, что уже и схоронили его.
Лежит Ширяй в яме, над ним свод земляной, корнями деревьев оплетённый. Ну, как есть, помер он, да к Кондратию не отправился. А добрые люди нашли его, бедолагу, схоронили. И вот он, добрый охотник, живоедом обернулся, что голодом своим людей губить будет.
От обиды, досады и испуга вскочил Ширяй, головой о свод земляной ударившись. Упал и рукой в какой-то горшок с чем-то съестным угодил.
- Нет, - думает охотник – не помер я ещё. И не могила эта вовсе. Землянка, хоть и низкая, хоть и больше на нору похожа.
Покрутился, повертелся, выход с трудом и нашёл. На брюхе, ползком, ногтями землю царапая, наружу выбрался.
Лишь только рожу из полумрака на свет высунул, в тот же миг острыми пиками ему в ту самую рожу тыкать начали. Присмирел охотник не задумываясь и медленно, без шума, из норы выбрался и, ноги скрестив, сел.
Обступили Ширяя люди в одёжах странных. На вскидку десятка три, и все вооружены копьями и кнутами. Только вот опасности от них на ноготь, потому как сами они ростом не больше ребёнка в две-три зимы возрастом. Ширяй же крупнее многих здоровых мужиков был. Коль хотел бы, любого из своих стражников одной ладонью в кашу смять мог.
- Чего вам? Если я вам какой-то вред нанёс, так то невольно. Заплутал я, - осторожно подал голос охотник.
Отступили коротышки, пики опустили. А вперёд, ну явно староста вышел. Бородатый такой, в шапке причудливой, на ведро похожей. С огромным пузырём на носу, а из пузыря того волосы растут.
- Не суди по первому облику, велетень, - начал староста. – То, что мы тебя во всеоружии встретили, так то от неведения и страха. Сам видишь, сколь мы народ маленький. Такой как ты нас перетоптать может и наши пики нам не помогут. Но, не враги мы тебе. Мы тебя нашли и от ран излечили.
И только тогда Ширяй про раны свои вспомнил. Плечо, что комар огромный пробил, потрогал. Удивился сильно тому, что даже шрама не отыскал. Да и остальные раны, что в болоте получил, шрамы, что при жизни отметинами остались, пропали будто и не было. Даже зуб, что третьей весной раскололся, почернел и выкрошился, вновь целым стал. Вот диво то.
Пригласил староста Ширяя на пир. И уж столько там было всего, да такого чудного, что у охотника глаза разбежались. И огромные слепни, размером с собаку, на вертеле зажаренные. И земляные черви, с руку охотника толщиной, на углях печёные. Овощей и фруктов, ягод и семян, кореньев и орехов, грибов всяческих столько, что всю деревню охотника можно накормить.
За трапезой и рассказал староста, что народ их тут, в болотах, с тех самых пор живёт, как небо низким стало. Предки их тут обосновались и с тех пор на острове, среди топких трясин, газов болотных и сырости, два десятка поселений возникло.
Рассказал, что сперва в росте своём и силе не уступали они Ширяю. Но, жизнь в болоте свои правила вносит. Чем ты больше, тем вкуснее для гадов огромных. А потому, стал болотный народ мельчать, и с каждым новым поколением рост его уменьшался, пока не стали они такими маленькими, неприметными и в еду для тварей непригодными.
Научились жить в норах, научились землю возделывать, и даже зверя приручили. Зайцев клыкастых и крыс длинноносых оседлали. Звери эти и по хозяйству помогают, и в охоте незаменимы.
- А как так вышло, что все мои раны таким чудом исцелились? Даже зуб новый вырос, - удивился охотник. – Или среди вас ведьма живёт?
- Нет у нас никакой ведьмы, и чуда никакого нет. Раньше мы вечным народом звали себя, потому как был у нас источник вечной воды. Коль пить её, так и все раны заживают, и кости срастаются. Даже на смертном одре, испивший водицы, уже к утру умирать передумает и вновь станет здоровым. Жизнь наша была долгой. Успевали внуков своих правнуков понянчить. Да только, потом людоед чудесный источник захватил. И теперь он решает какому из селений воду давать раз в одну весну. Ту, что на тебя потратили, последняя у нас была. За неё мы прошлой весной пятерых на съедение отдали.
Рассказывает староста, а Ширяй чувствует, как внутри него всё закипает. Стукнул он кулаком по столу и велел старосте указать дорогу к жилищу людоеда.
Сказано – сделано. Указали. Пол дня пути всего к центру островка.
Взял охотник дрын побольше, да посучкастее, и туда. Быстро место то нашёл, да малость присмирел. Странное оно. Будто из камня и железа башенка построена причудливая. Гладкая, как лёд, вроде водой обтёсана. Только одна дверь выступает.
Открыл Ширяй дверь, а там лестница вниз. Старая, железная, но прочная. По кругу идёт, в темноту увлекает. И явно ступени не под маломерный народец делались. Явно кто-то большой там.
Осторожно охотник вниз спускался, и чем ниже уходил, тем отчётливее звуки странные слышал. Будто метал скрежещет, будто бормочет кто-то, будто гудит что-то.
Самого низа достигнув, охотник уши уж зажимать хотел. Огромные бочки, в которых что-то гудит. Огромные колёса стальные вращаются. Пар кругом, языки пламени, искры яркие.
Дальше побрёл, а там и логово людоеда. Висят на крюках тела растерзанные, кто-то в банках стеклянных спиртом залит, а кто-то пополам разрезан и смолой обмазан. А в дальнем углу копошится сам людоед.
Подкрался к нему охотник, окликнул. Повернулся людоед и в лоб дрыном получил. Треснула его голова и к Кондратию тот отправился, коль принимает таких Кондратий.
Глянул на него охотник, а то старик дряхлый и немощный. С таким и коротышки справиться смогли бы. Огляделся, добра всякого насобирал, что в жизни сгодиться может, и давай обратно выбираться. А путь обратный куда больше сил потребовал.
До деревни охотник лишь на следующий день добрался и всё как есть рассказал. Обрадовались люди маленькие, праздник устроили. А староста гонцов во все другие поселения отправил, чтоб весть радостную разнесли.
- За твою смелость, за твою доброту, отблагодарим мы тебя, - говорит староста. – Отдам я тебе в жёны свою дочь. Первую красавицу нашего селения.
Лишь только оповестил о том староста, так и невеста появилась. Крохотная, как дитя двух зим отроду. Но, не солгал староста. По красоте своей могла она посостязаться с самими красивыми девушками, каких только встречал Ширяй.
- Честь это для меня. Да только, разве сможем мы как муж и жена жить? Шибко разные мы, - смутился охотник.
- А ты не смущайся, не бойся, - говорит староста. – Девушки наши от рождения учатся и хозяйство вести, и мужьям угождать в постели. А уж кроме привычных тебе утех, десяток таких знают, о которых и помышлять ты не мог.
- Спасибо за такое доверие. Но, не смогу я с вами остаться. Дома меня мои люди ждут. Да и сынишка у меня, хворью страшной поражён. Каждое движение болью во всём теле его разносится. Подарите лучше мне водицы чудесной, чтоб и сына вылечить, и всех людей моих, - попросил охотник.
- Это можно. Коль людоеда не стало, никто нам не запретит водицы брать столько, сколько надо. Только вот, она же тоже не льёт как из родника. Чтоб кувшин набрать, времени немного нужно, - говорит староста. – Ты, вот что. Вертайся домой, дорогу мы тебе укажем. Для сына твоего мы воды достанем и с собой дадим. А вот для людей твоих подождать придётся. На следующую луну привезём мы тебе столько, что всем хватит, там и сразу свадьбу сыграем. Ты, главное, укажи нам, где искать тебя. Болота мы знаем, но в ваш лес мы никогда не входили, потому как зверя лесного опасались. Но, с водой чудесной, нам уже не так страшно.
На следующее утро попрощался охотник с коротышками. Они ему с собой и еды дали, и побрякушек всяких, и воды чудесной для сына. Тропу безопасную указали, да научили, как от тварей болотных держаться подальше. И на диво своё, уже к закату Ширяй ноги из ила болотного вынул и на тёплый ковёр лесной ступил.
Вернулся он в свою деревню, рассказал всем, что приключилось с ним, диковинки показал, едой необычной поделился. Да главным дивом было то, что сынишка охотника, водицы чудесной испив, уже по утру на своих ногах на улицу выбежал.
- Погоди, дед, - нахмурился мальчонка с рассечённой губой. – А где ж в сказке твоей про девку с запортками? Ты же для этого сказку затеял, чтоб вот на эту, - мальчишка кивнул на Зореславу, - по-иному мы взглянули.
- С чего ты взял?
- Батька мне говорил, что ты всегда к месту свои байки травишь. Он как-то со своим другом драку затеял из-за дудочки и пустыми словами бросался. А ты им байку поведал о том, как девка на пустой ругани, на ненужных спорах время чужое отнимала, да своё потеряла, состарившись быстро. После той байки мой батя вовсе никогда в жизни за зря не спорил и не ругался ни с кем…
- И что?
- Ну, как же, - удивился мальчишка. – Эта же сказка к месту тоже должна быть. Ты нам хотел, чего донести? Что юродивые тоже люди? Так эти коротышки ведь просто маленькими были, а не юродивыми. Или у той дочери старосты тоже запортки болтались?
- Вот ты перебил меня, не дослушав, вмешался. А я ведь сказ не окончил.
Агний сделал три больших глотка, обтёр сальные усы и, задумавшись на мгновение, продолжил.
Луну спустя всё было к свадьбе готово. Ширяй, как и обещал старосте, решил жениться на дочери его. И, с одной стороны хотелось ему с этим народом маленьким дружить, чтоб водицу чудесную для своих иметь. А с другой стороны ему даже интересно стало, каким таким искусством утех девки эти малорослые владеют. Ведь явно, привычные утехи с обычными людьми им не под силу.
И вот, в назначенный день к околице вся деревня вышла встречать. Глядь, а по дороге целый караван.
Три десятка воинов на зайцах верхом скачут. Ещё два десятка коротышек на крысах длинноносых семенят. Десяток телег гружёных разными товарами, в каждую по три крысы запряжено. А в центре настоящая карета, шестью крысами запряжена. Украшена карета цветами и серебром. В ней явно невеста едет. А позади неё ещё одна телега с большой бутылью, в которой вода голубоватая искрится. Правит ею сам староста
Всё это дивно, интересно. Да только шибко крохотное всё. Народ вначале удивлялся, а потом и хихикать начал. А как кто-то ляпнул, что в первую же брачную ночь Ширяй, если и не сумеет чего-то с невестой своей, то во сне, как есть, запортками собственными придавит и на смерть.
Смеяться толпа начала, представляя это. А кто-то возьми и ляпни, мол отобрать воду волшебную, да всё добро. Зайцев на вертел, а коротышек погнать. Нечего таким мелким по деревне бродить. В любую дыру забраться могут. Того и гляди, украдут чего.
Как услышал это староста, оскорбился, рассвирепел.
- Вот так вы гостей встречаете, - закричал он и молоток схватив, разбил бутыль с водицей чудесной и велел своим поворачивать.
Тут уж и деревенские рассвирепели. Кинулись они коротышек ловить, псин спускать. Да те прыткие. Кто в заячью нору, прямо верхом на зайце шмыгнёт, кто под корягу, остальные в рассыпную. А то ещё пиками своими ноги мужикам проткнуть успеют. Только двоих псинам удалось догнать и разорвать. Остальные сбежали. И как не кричал охотник, как в драку не кидался, а толпу не остановить было.
- А. Вроде понял, - раскрыл рот мальчишка.
- Да, тихо ты, не всё ещё, - фыркнул Агний.
Две зимы спустя на деревню охотника мухи напали. Заразу разнесли так, что каждый, кто к Кондратию не отправился, язвами страшными покрылся и в кровь себе всё тело расчёсывал. Как всё утихло, стали люди Ширяя уговаривать пойти на остров и набрать воды столько, сколько нужно. А коль недомерки эти бузить начнут, так перетоптать их и псинам на корм. И решил Ширяй на остров в болотах один воротиться. Объяснить вечному народу, что не по его вине сие произошло. Думал, договориться, объяснить, а может и остаться там. Думал, как-то выкрутиться, чтоб и этот народец в покое жил, и своим воду чудесную добыть. Да только вернулся опечаленный, с пустыми руками.
Как потом рассказал всем, что нет больше воды чудесной. Как прознали селения, что нет людоеда, кинулись воду черпать столько, сколько нужно. Да источник не так много за раз выдавал, всем не хватало.
Начал вечный народец спорить, кому и в какую очередь водица та будет дана. Поначалу жребий кидали, да не честно выходило. Кому дважды полагалось, а кому и ни разу. Тогда решено было общим советом старост, что каждое селение в свою очередь получать водицу будет.
И опять не понравилось это некоторым. Кто-то в первую очередь получит, а кто-то в самую последнюю. Да и, пока до первых вновь очередь дойдёт, многое случиться может.
Тогда уж было решено воду давать тем, кому она нужнее. И тут опять несогласных нашлось много. У кого-то палец сломан и от боли страдания испытывать приходится ничем не соизмерены с тем, что у кого-то в чужом селении жена умирает. Вроде как, чего это я должен страдать от боли нестерпимой ради какой-то бабы мне незнакомой?
Ну и, дошло до того, что враждовать поселения начали. И, одно поселение возьми, да и захвати источник. Возьми, да и начни свои правила придумывать. Дескать, тому вода достанется, кто больше дань принесёт.
И так вышло, что это всё хуже, чем при людоеде стало. Тот то просто, указывал пальцем на селение, велел людей в дань привести и воду в награду давал. А тут, можешь стараться, дань собирать, себя не жалея, а ни с чем и остаться.
И разразилась на острове бойня. Друг друга били за право источником владеть. А как закончили, так и поняли, что некому уже воду ту собирать. Перебили друг друга. А те, кто остались, к источнику потянулись, чтоб раны залечить, а воды то и нет.
Может сам пересох, может кто-то сделал чего. Может просто много воды с него брали. А может и людоед знал, как правильно ту воду брать, чтоб не кончилась она.
Как не верти, а остались на том острове одни немощные, когда Ширяй туда явился. Они то всё и рассказали.
- Вообще не понятно, к чему байка эта, - фыркнул мальчишка.
— Вот ты пень - псам мочиться, - отмахнулся Агний. – О том она, что не смотри ты на то, как выглядят люди, а смотри далеко вперёд. Может от самых правильных и добрых зла быть больше, чем от людоеда. Может от людоеда, что жертвы людские требует, пользы быть больше, чем от героя, что его победит и всех освободит. Мир не делится на хорошее и плохое. В мире вообще нет ничего полностью хорошего, и полностью плохого. А то, что кто-то просто по особенностям своим от всех отличается, так и вовсе ничего не говорит.
Агний сделал несколько глотков из кружки, осушив её. Утерев сальные усы, слегка вздрогнув от крепкого послевкусия и, тихонечко рыгнув, он добавил.
- Есть среди людей и трёхрукие, и хвостатые, и шестипалые. Встречаются и те, кто в темноте видит, как днём, и те, кто в мороз голышом бегает и не замерзает. А есть и такие, как Зореслава. Во всём девка, а причиндалы пацаньи ко всему имеющемуся прилажены. Так не по своей вине они такие, такими родились. Это ж не те мужики, что по дури своей бабское шмотьё надевает и бабой себя выдают, мужиков к мужеложству склоняя. Вот и судить их нужно не за то, какими они родились, а за дела. Вот Ширяй, всем был мужик по делу, никаких изъянов. А делами своими добрыми беды наделал. Или людоед тот, что зло чинил. Без его зла большее зло случилось. Вот об этом байка. На дела смотри, а не на человека.
Покряхтывая, опираясь на палку, Агний поднялся. Встряхнув кружку, избавившись от последних капель браги он медленно поплёлся к своей хате. На пол пути остановившись, он обернулся.
- Чуть не забыл. Я чего именно эту историю вспомнил то? У Ширяя отец был родом из Белых земель. Огромный мужик, как гора. А вот мать его, бабка Ширяя, по слухам была первой красавицей на родине у себя. Во всём ей равных не было. Только вот, ко всем её достоинствам ещё одно прилагалось, мужское. Поговаривают, что сама матушка природа таких людей создала после того, как люди стали забывать то, как детей рожать. Поговаривают, что девки с пацаньими стручками и сами детей родить могут всегда, и сколько угодно, и другим девкам подарить.
Весенний ветерок ласково трепал молодую яблоньку, а та трепыхалась так, будто дитя, которое щекочут. И пусть незатейливая картина, да простая, привычная, а глаз не оторвать. Приятно на такие простые вещи смотреть. Но, куда приятнее Агнию было смотреть на то, как деревенская детвора просила прощения за свою дурость у пришлой девчушки.
Спасибо Юлии за редактуру текста.
