41
Строчки сливались в глазах Макара, когда он читал протокол допроса брата, в котором говорилось о родной деревне, родителях, доме, а также о расквартированных в его стенах командирах Белой армии. На этом комиссар остановился. Он вчитывался в рассказ брата о том, что в комнатах устроили госпиталь для раненых и его мать и невестка за ними ухаживали.
Узнавать это было невыносимо. Враги, которых он уничтожал, получали лечение из рук его матушки. Макар вспомнил её мягкие, тёплые ладони, которыми она обрабатывали его синяки и раны, обнимала и успокаивала, пока он мальчишкой плакал от сильного ушиба, её прикосновения, несущие исцеление, и ласковый голос, что отвлекал от боли.
С такой же заботой она ухаживала за теми, против кого он воевал. Чьё мировоззрение хотел уничтожить или изменить под свои идеалы. А она их спасала, отогревала своей заботой. В том, что мать относилась к раненым со всей душой, мужчина не сомневался. Не умела она иначе, не могла отказать.
Аню он тоже помнил: худенькая девушка из бедной семьи, к которой бегал Ваня. Они были не похожи, но так счастливы вместе. За Анной ухлёстывали многие парни, но она смотрела только на Ивана. А сейчас она тоже спасала врагов его страны. Макар выругался и продолжил чтение.
Далее в протоколе были записи о тяжёлых боях и потерях, которые нёс корпус Добровольческой армии, в который вступил Ваня. Это вызвало уже профессиональный интерес комиссара. Посмотреть на произошедшие события глазами врага, зная их с другой стороны, всегда интересно. Продолжив чтение, Макар понял, что брат вступил в ряды Белых, когда их успех уже подходил к завершению. Все самые значимые победы на Северо-западном фронте они одержали до июня этого года.
«Неужели они и правда верили, что смогут захватить Петроград?» - удивлялся комиссар, читая строки о планах Северной армии.
Далее в протоколе начинались бессвязные фразы о предполагаемом Ваней направлении бегства командиров. Не раз ведя допросы, Макар умел отличать ответы тех, кто скрывал правду и тех, кто на самом деле не знал, но под пытками пытался что-то ответить. По протоколу допроса брата было видно, что тот не владел нужной информацией.
На полях были заметки, оставленные рукой проводившего дознание комиссара. Одна из них гласила: «Проверить дом Лебедевых, арестовать».
«Родители в опасности», - подумал Макар. И начал неистово рвать мелко исписанные листы.
Потом, глядя на них, в замешательстве сжал кулаки. Допустить ареста своей семьи он не мог. Не одобряя их убеждения и следование за идеалами его врагов, он всё-таки любил родных, скучал по ним и по дому, мечтал вернуться к родителям вместе с женой. Мужчина был уверен, что сможет убедить их в своей правоте, особенно, когда его армия одержит победу, которая была всё ближе.
Но как спасти своих родных, имея свидетелей допроса и комиссара?
«Он же сейчас докладывает об этом», - подумал Макар и кинулся следом, намереваясь не дать своему коллеге рассказать о проведённом дознании.
Оказавшись наверху и разузнав о том, что происходит, мужчина выдохнув. Повод, по которому мучителя Вани вызвали на разговор, был другим и недавнего допроса не касался. Теперь оставалось забрать это дело себе.
Подавшись в канцелярию он довольно быстро перевёл дело Лебедевых на себя, мотивируя тем, что хорошо знает этих людей, и сможет разобраться на месте. Макар сказал, что это его родственники по отцовской линии. Сообщить о том, что речь идёт о его родителях, которые сейчас на стороне врага, он не мог. Хотя такие случаи были не редки. Семьи часто раскалывались на приверженцев Красных и сочувствующих Белым. Предавали и закладывали друг друга. Шли брат на брата. Но Макар так не хотел, он желал спасти своих. Убедить их в правоте своих убеждений или по крайней мере попросить делать вид, что они теперь сторонники Красных.
На следующий день, убедившись, что Ваня выжил и находится под наблюдением врача, мужчина выехал в родную деревню. С ним поехало несколько солдат, так как перемещаться в одиночку было опасно.
Выезжая из Петрограда, он был абсолютно уверен в своей правоте, чувствовал себя сильным и уверенным. Но чем ближе становились родная деревня, чем больше появлялись окрестные места, вспоминал, как ездил здесь с отцом, как носился с братьями, как дрался с деревенскими, тем больше он возвращался к своим истокам, вспоминал устремления юной души и тем дальше становился от своих нынешних убеждений.
Добравшись до знакомой с детства калитки, он велел своим сопровождающим ждать у ворот. Не мог привести их в дом без разрешения отца. Потом спешился и, ведя коня под уздцы, вошёл во двор.
Первое, что кинулось ему в глаза, было запустение. Никогда ещё их большой, просторный двор не казался Макару таким заброшенным. Было видно, что за ним ухаживают, но впечатление всё равно оставалось тяжёлым. Тёмный остов недостроенного дома так и высился за углом родительского.
«Почему Иван его не закончил?» - удивлённо подумал мужчина, вспоминая, как загорелся его брат идеей отдельного дома для себя и жены.
Помявшись на ступенях крыльца, Макар направился к конюшне, чтобы поставить лошадь. Постройка встретила его зияющей пустотой, небрежно распахнутыми воротами и полным отсутствием коней и сена. Мужчина понял, почему так остро ощущается запустение - на местах не было привычных вещей.
Он завёл коня в стойло, налил ему воды в найденное поблизости ведро. Осматриваясь вокруг, и замечая всё больше изменений, направился к дому. Макар надеялся первой увидеть матушку.
В сенях никого не было. Около печки в большой комнате тоже. Даже Акулина не хлопотала у стола. Макар с трудом вспомнил, что мать писала ему о том, что кухарка больше у них не живёт. Пройдя дальше, он увидел две склонённые перед иконами женские фигуры. В одной узнал мать, в другой - Анну. От звука его шагов молящиеся вздрогнули и испуганно обернулись.
Взглянув на него, мать пошатнулась и обмерла. Потом поднялась и на затёкших ногах кинулась обнимать вернувшегося сына. Анна тоже встала. Она смотрела на пришедшего с опаской, чувствуя в нём чужака. А ещё от него веяло Иваном. Молодая женщина не могла себе этого объяснить. Но точно ощущала дух своего мужа, исходящих от его нежданно вернувшегося брата.