В моей любимой песне Фрэнка Вильямса - младшего припев звучит так: трудно жить в тени великого человека. Это он о своём отце, тоже певце кантри, тоже Хэнке Вильямсе, но старшем. В песне Хэнк-младший рассказывает о том, как друзья отца, слыша его собственные песни, частенько говорят: надо же, в какой своеобразной манере ты исполняешь песни своего великого отца. Но пойми, парень, второго Хэнка Вильямса не будет, хоть ты ему и сын, и имя носишь то же. И далее несколько куплетов в том же духе.
Услышанная мною уже не помню и где и по какому поводу, эта песня как нельзя лучше иллюстрирует мою жизнь. По тому принципу, что я подобно Хэнку Вильямсу младшему полжизни стояла в тени своих родителей и вечно воспринималась окружающими то как мамина, то как папина дочка.
Сколько себя помню, а помню я себя лет с трёх, когда меня спрашивали имя и фамилию, всегда кто-то всплескивал руками и умилённо произносил: "ах, это дочка Людмилы Викторовны", или грубовато рокотал: "ба, это же дочь Володи Переверзева". Вот именно так "Людмилы Викторовны" по отчеству, а "Володи" по имени и фамилии. Как я теперь понимаю, эта разница объяснялась очень просто: мои родители были из разных профессиональных сред. Мама - врач, а врачей пациенты всегда звали по имени и отчеству и относились с большим пиететом. Отец - спортсмен, волейболист, там всё проще, мало кому придёт в голову кричать на площадке: Владимир Афанасьевич, дай пас! Позднее, когда карьера отца в качестве арбитра начала резко идти в гору, его всё равно все продолжали звать Володей, потому что он был самым молодым из тогда только появлявшихся судей-международников. Доходило до курьёзов: когда мы с мамой приезжали к нему на какие-то сборы или соревнования, то по гостинице быстро разносилось: к Володе приехала супруга (не жена, а именно супруга) Людмила Викторовна с дочкой.
Если нахождение в статусе маминой дочки давало некоторые преимущества и существенное количество недоразумений и неудобств (об этом надо писать отдельно), то принадлежность к папе давало неоспоримые преимущества. Особенно в детском возрасте. О чём я? По порядку.
Считается, что в раннем детстве ребёнку больше нужна мать, а вот отец может проявить себя несколько позднее как руководящая и направляющая рука. Дескать, мать закладывает чувственную сферу, а отец рациональную. В моём случае всё было не совсем так, если не сказать совсем не так.
К семейным преданиям относится рассказ о том, как я в детстве попросила у Деда Мороза, новую маму, «которая бывает дома». Это теперь, будучи не просто взрослой, но и возрастной персоной, я понимаю, что мамы так часто не было дома, потому что она постоянно дежурила, с одной стороны, будучи действительно хорошим врачом, а с другой – закрывая собой семейную амбразуру. Папа всё время учился: сначала он заканчивал институт, потом второй, но уже заочно, потом аспирантуру. Все связанные с этим тяготы, конечно же, принимала на себя мама.
Наверное, именно поэтому своё раннее детство я больше ассоциирую с отцом: то я с ним на тренировке, то еду в качестве бесплатного приложения на соревнования, то мы просто гуляем по Муравьёвке и едим мороженое. Это потом, когда позднее детство стало переходить в раннюю юность, моменты, когда я видела отца, можно было пересчитать по пальцам. Все мои концерты, олимпиады, выступления, да, что грехе таить, и дни рождения этого периода он был то на судействе, то на соревнованиях в качестве тренера. Зато рядом всегда была мама, которая стоически переносила все мои закидоны и метания.
Что же касается преференций бытия маминой дочкой, то они, конечно же, тоже были, но в большей степени носили, скажем так, овеществлённый характер. Одна из них, для меня самая яркая и важная – это какао с булками. Читающая меня молодёжь, конечно же, удивится – и только? Это сейчас – только. А тогда на дворе стояли поздние шестидесятые, а Кострома в то время по снабжению – город не то третьей, не то четвёртой категории. За белым хлебом очереди, за колбасой и мясом поездом в Москву, а какао только на рекламных картинках. Я его вкус узнала только благодаря маминым дежурствам, во время которых им выдавали этот немыслимый деликатес. Вот за ним, за этим душистым и ароматным какао, я и приходила к маме на ночные дежурства. Пила какао, а потом засыпала в ординаторской, счастливая и довольная.
Позднее преференции быть дочерью гинеколога стали выливаться в дефицитные сапоги на каблуке «казачок», новомодные комбинированные пломбы на мои никчёмные коренные зубы, путёвки в республики Прибалтики по комсомольской линии и многое другое. Дефицит дефицитом, а гинекологи всем нужны.
Круче моей мамы среди всех родительниц моих подруг была, наверное, только одна – тётя Тамара Егорова, которая пекла невероятные сладкие пирожки, такие же изысканные и изящные, как она сама. Мама в ту пору пирогов не пекла, стоя в тени великого кулинара – моей бабушки. Как потом оказалось, мамины пироги были гораздо круче бабушкиных, но вот она, ирония судьбы - мы с мамой шли одной и той же дорогой, пробивая себе путь из сферы влияния родителей.
С годами внешне я всё больше стала походить на маму, а характером – на отца. К материнской железной воле прибавились его гибкость и мягкость. Все вокруг чуть ли не заключали пари: куда я двину после школы. От меня ждали медицинской либо спортивной карьеры, но эти ожидания одинаково не оправдались, ведь я с одинаковым ожесточением ненавидела и то, и другое. Я считала, что всё моё детство спорт отбирал у меня отца, к медицина - мать.
Наверное, поэтому я ударилась сначала в музыку, потом в историю, потом в иностранные языки, а потом и вовсе в политику. И хотя ни в первом, ни во втором, ни тем более в третьем и четвёртом мои родители не были замечены, но и там меня продолжали воспринимать то как папину, то как мамину дочку. Сказать, что меня это злило – не сказать ничего. Я как одержимая защищала диссертацию, писала книги, получала премии, но всякий раз слышала одно и то же: ну, конечно, при таких-то родителях...
И всё же мой звёздный час настал. Я избралась в мэры. И тут же всё поменялось с точностью до наоборот. Уже моих родителей стали называть «мать мэра» и «отец мэра». Не знаю, как их (мы это никогда не обсуждали), но меня это как-то успокоило. В моём понимании наконец всё встало на свои места. С тех пор так и живём. За последние годы дорогие мои старики плавно перекочёвывали из родителей мэра в родителей консула, советника, директора, доктора, потому что все эти годы они колесят вместе со мной по странам Азии и Европы. Они – моя семья, верность и любовь к которой я пытаюсь доказывать каждым своим поступком. С Днём семьи, любви и верности всех нас! Да будут счастливы наши семьи, ведь наше счастье – в их счастье.
P.S.
Своей цели я всё же добилась, и доказала всем, что больше не стою в тени столь горячо любимых мною родителей, но песню Фрэнка Вильямса от этого я любить не перестала. Вот ссылка на неё:
