Толик был обескуражен, в горле у него защипало, вдруг стало жалко себя, жалко тех двух лет жизни, которые прошли в такой обстановке, которую он не мог представить и в самом дурном сне. Без матери, без Маринки. Если бы не это, у них с Маринкой уже был бы ребенок...
Вошла Ольга, постояла у дверей, увидев состояние обоих мужчин, тихонько вышла во двор. Она заплакала, вспомнив все, что пришлось пережить им в последние два года.
Толик вышел из дома, вытирая глаза, и быстро пошел к калитке. Ольга не стала его останавливать. Она понимала, что все начал Василий, но и простить Толика с Сашкой она не была готова: они же не дети несмышленые, понимали, что делают. Войдя в дом, Ольга подошла к Василию, который лежал с закрытыми глазами.
- Ну что, Вася, поговорили?
Василий открыл глаза.
- Поговорили, - тихо произнес он. – Жалко, Ваньку не увижу. Но если не успею ему сказать, передай ему, что прошу у него прощения. Если сможет, пусть простит. А у дочечки уже там попрошу прощения.
Ольга взяла его за руку:
- Ну что ты, Вася, куда ты собрался? Оставить нас с Аленкой хочешь? А Ивану сам скажешь все. Может, приедет он сюда: за могилками его родителей никто не ухаживает, вот и приедет он. В октябре, говорили бабы, поминальная суббота, вот и приедет он.
Конечно, она не знала, приедет ли Иван, но ей хотелось успокоить мужа, которому, как проскальзывала у нее мысль, оставалось немного...
... Петр принял решение доработать до весны, а потом ехать на целину. Как раз весной нужно будет пахать, сеять, вот тогда и нужны там будут трактористы. А летом – комбайнеры, чтобы убрать то, что вырастет. О своем решении он не говорил никому. Отчасти из суеверия: ведь отъезд на шахты откладывался несколько раз именно потому, что он всем рассказал о нем. Поэтому теперь он предпочитал молчать и просто работать. Коля подрастал, и Зоя стала говорить о том, что можно было бы родить еще одного ребенка, чтобы между ними не было большой разницы в возрасте. Петр был не против второго ребенка, тем более что он действительно уже хотел дочку, но мысли о целине исключали мысли о ребенке. Чем больше он думал об отъезде, тем труднее было ему спускаться в шахту. Смены казались бесконечными, он выходил из забоя уставшим не столько от работы – в нее он уже втянулся, сколько от ожидания ее окончания.
Зато дома ему было хорошо: Колька уже много соображал, с ним можно было играть, Зоя всегда ждала его с радостью. Она похорошела, слегка поправилась, но это ее не портило – она излучала мягкий свет, рядом с ней было так уютно, тепло, что Петр не мог пройти мимо нее спокойно. Он всегда норовил тронуть ее, обнять, погладить, прижать ее к себе. Она шутливо отмахивалась, но по ее лицу было видно, что это ей нравилось, она была счастлива.
Петр не оправдал надежд Маргариты, не оценил ее достоинств и симпатии к нему, и скоро она тоже охладела – нашла другой объект своего внимания.
Зато начальник Зои стал оказывать ей знаки внимания. Человек немолодой, он не мог спокойно смотреть на нее, такую красивую, спокойную, вежливую с клиентами, даже если они были не совсем вежливыми. Она всегда с улыбкой приходила на работу, с улыбкой уходила. Александр Васильевич приходил в зал, где работала Зоя, чаще, чем того требовала работа, и это не осталось незамеченным для остальных работников. И, как водится в небольших городках и в женских коллективах, поползли слухи, не имевшие под собой ничего реального, но тем не менее стойкие и растекающиеся, как вода весной.
- А знаете, Зоенька, что означает ваше имя? – спрашивал он тихо, подойдя сзади и склонившись почти к самому ее уху.
- Знаю, Александр Васильевич, - отвечала Зоя, не оглядываясь.
- Оно обозначает «жизнь», Зоенька, - шептал начальник. – Ты моя жизнь!
Он незаметно прикасался к ее плечу, проходя дальше, к другим женщинам, сидевшим в помещении и обязательно откликавшимся на его внимание. Когда он уходил, они обсуждали его слова и действия:
- Зоя, а наш Александр Васильевич неровно дышит в твою сторону!
Зоя улыбалась:
- Не говорите глупости – он мне в отцы годится! А я люблю моего Петю, и никто мне больше не нужен!
- Но Александр Васильевич тебя не считает дочкой!
- Хотя у него дочка почти твоя ровесница!
Зоя начинала сердиться:
- Девочки, я прошу прекратить разговоры об этом!
Однажды после смены, выйдя из душевой, к Петру подошел один из шахтеров и громко сказал:
- Петя, ты слышал, что к твоей подбивает ее начальник? К моей подруга приходит, она работает на почте, так рассказывает, как начальник увивается вокруг твоей. Ее ж Зоя зовут?
Петр не ответил ничего, только сжал зубы. Он впервые ощутил ревность, захотелось немедленно оказаться рядом и дать по морде тому, кто посмел посмотреть в сторону его жены с особым значением. Настроение было испорчено, и Петр пришел домой мрачным. Зоя сразу уловила это, подумав, что что-то случилось на работе.
- Петя, что-то случилось? Ты чувствуешь себя плохо? – спросила она его, как только он прошел в комнату.
- Она еще спрашивает! – взорвался вдруг Петр. – Вся шахта болтает, как ты с начальником...
- Я? С начальником? Петя, ты слышишь, что говоришь?
Зоя не могла поверить своим ушам. Петр таким не был никогда, даже когда Иван Дудников пытался ухаживать за ней.
- Как ты мог поверить каким-то сплетням? Неужели ты до сих пор не знаешь меня?
Она отвернулась и ушла в кухню. Петр остался стоять посреди комнаты. В это время к нему подполз Коля, тащивший грузовик по ковру. Он уткнулся в ноги отца и поднял глаза на него. Петр отодвинулся, потом прошел в кухню. Зоя стояла лицом к плите, помешивая картошку в сковороде. Ее плечи были опущены. Петр подошел, обнял ее.
- Ну не обижайся, просто я разозлился, когда мне сегодня при всех стали говорить, как он за тобой ухлестывает.
- Петя, он мне в отцы годится, и вообще, у меня есть ты и Коля, и никто больше мне не нужен!
- Ну все, все! Успокойся, раз ничего не было. Вот и оставляй тебя здесь одну!
Он отошел от нее, сел за стол, стал ждать, когда Зоя подаст ужин. Зою царапнуло то, что он даже не подумал извиниться за свою грубость. И потом, что значит – «оставляй здесь одну»? Он собирается куда-то уезжать без них? Зоя решила обязательно спросить его об этом.
После ужина Петр лег на диван, взяв газету, Зоя стала мыть посуду. Потом она села с Колей читать книжку.