Памяти Дмитрия Агеева.
14 октября 1986 года, вторник. После обеда объявили вдруг общеучилищное построение. По команде “Смирно!” замерли чёрные коробки рот. На плацу тишина. Оба виноватых курсанта стояли перед фронтом. Они вышли из строя по команде начальника ОСО Шмакалова. “Встать в строй!” для них не прозвучит. Вместо того, при роспуске строя, для всех будет “Вольно. Разойдись!”, для этих двух, совсем не по Уставу, — “Свободны!”. От Олега Андреевича, так уважаемого курсантами, в недавнем прошлом отца-командира их роты! И вот тебе на — “Свободны”! Конечно, было обидно.
В самое первое мгновение, как офицер только начал зачитывать приказ ректора об их отчислении, Дмитрий уже всё понял, и та маленькая надежда, которая ещё жила в его сознании, умерла. Он уже не слушал грубого голоса, отрывистых и рубленых формулировок совсем свежего приказа, подписанного ректором Панченко буквально перед этим самым построением. Думал о своём. Не помогло комсомольское собрание роты, и зря его благородный товарищ Олег Исмайлов ходил на второй этаж к первокурсникам технологического факультета извиняться за него и за Стаса. “Это уж совсем зря”, — думал Дима, — “Олег же ничего не знал и унижался. Они все ничего не знали…”
Диме не хотелось думать об этой заварухе, обрушившейся столь стремительно, как снежный ком, на их со Стасом головы, из-за которой количество энтропий — неопределённых состояний или возможных вариантов, что с ним случится завтра — множилось и множилось. А ведь ещё на прошлой неделе всё было понятно и так железно определено — он был курсантом.
Странно, но в голове крутились мысли совсем о другом. Вспомнилось, как год назад, по возвращении с морей, с практики, в Системе прогремела новость, что теперь с нами будут учиться девчонки. Ведь доселе в мореходке курсантами были только ребята. Как диковинно было видеть тех первых “технологичек” (так моментально окрестили их)! Взвод сногсшибательных красавиц, одна другой стОит, в синих приталенных жакетах и юбках, в белоснежных сорочках с кружевными воротничками. Они взорвали стандарт единообразия курсантской формы! У одной яркая косынка на шее, у другой волосы до талии, у третьей туфельки на шпильках… Жуть, но глаз не оторвать!
Конечно, пошли споры, которая из них краше! Эти разговоры, в окружении ухарской братвы "на публику", часто имели сальный окрас, со скабрезными шуточками. Внутри же себя, в обстановке расплывчатого воздушного замка, думы о ней были чисты и прозрачны. О ней! Для Димы уже не было вопроса "которая из?", хотя поначалу он не мог в этом признаться даже сам себе. Со временем как-то узнал её имя и ждал случая познакомиться. Но всё не клеилось. А ведь целый год искал этот самый случай: то на переходе прогуливался или в вестибюле с надеждой встретить её, то задерживался в столовой, чтоб завязать какой-нибудь диалог. Она — Оксана — ни бровью, ни взором…
Наступил октябрь, хотелось отпраздновать день рождения по-особенному. Навроде того раза по приезде из Тювы, о котором вспоминая, друзья всякий раз со смехом подначивали Диму: “Ну что, “минусы”, попались!”. "Минусы" — это они сами, ещё первокурсники с одной лычкой или "соплёй", но уже в "залёте". У него — 9-го, у Фати — 13-го, а у Вали трёхкомнатная квартира свободна — батя пришёл с морей и они с матушкой укатили в отпуск. Объединили праздники. Тут ещё Вадюха говорит: “Давайте пригласим Оксану, мою землячку из Николаева, технологичку. У неё как раз днюха 11-го!” “Ту самую Оксану!” — промелькнуло вспышкой в голове Димы. Конечно пригласили, и конечно с подружками. Пол роты набилось тогда к Валентину!
Ящик пива в руках Димы. Немало усилий приложено, чтоб урвать его в магазине.
— Валя, куда?
— Давай на кухню! — Дима с грохотом заваливает на кухню, а там Оксана готовит закуски на всю ораву. Коряво сколоченный ящик с двадцатью бутылками Кольского водрузился на пол.
— А ты не хочешь мне помочь? — произнесла замотанная в хлопотах Оксана. Обратилась сама, в самый-самый первый раз! Вот мгновение, которого Дима искал целый год! Глаза их встретились. Тет-а-тет. Что ответить?
— Нет, нисколечко не хочу! — с вызовом, неучтиво бросил Дима. Возможно из-за досады от тщетных попыток познакомиться, которая копилась целый год. Или из опасения, что Оксана догадается? Но именно так, по-школярски, ответил Дима.
С этого самого момента, энтропия — мера беспорядка, степень неопределённости, множилась бесконтрольно. Нет, не сказать, что много было выпито алкоголя. Поделённое на количество народа, очень даже умеренно. Но Оксана в тот вечер улизнула домой одна, раньше, чем ожидалось, и с впечатлением: “Фу, какой грубый и неотёсанный малый!” Мурманчане в тот субботний вечер разъехались по домам, иногородние потелепали в роту.
Стас и Дима на лестничной клетке Общежития №5. Их вторая рота судоводов четвёртого курса — на самом верхнем этаже. Вероятность оказаться в роте перваков технологов ничтожно мала. Но в том и коварство энтропии! Случилось враз, и Стас уже нависал над вахтенным, стоящим у тумбочки — первокурсником-технологом.
— Как стоишь? Не так стоишь! — и кулаком в грудину тому бедолаге. Показался дежурный по роте, собиралась толпа курсантов. Дима еле-еле унял Стаса, утащил восвояси. Поднялись на свой этаж. В кубрике Стас разделся и был уже в трусах, когда пришёл тот дежурный с роты технологов. Бугай, 28 лет, под стать и здоровяку Стасу. Произошла словесная перепалка, они ушли выяснять отношения, Стас так без штанов и пошёл. А Дима выскочил вслед, на выручку другу — так, по крайней мере, представлялось ему в тот момент.
На этом бы всё и закончилось, но с подачи дежурного по роте технологов написавшего рапорт, инциденту уготовано было развиваться в грядущий понедельник. Между тем, раз уж после субботы ещё надлежит быть воскресенью — самому скоротечному дню в неделе, случилось Вале только-только просочиться в роту из самоволки, а ему сразу вопросы:
— Смотрел “Франция-СССР”? — это Коляпа, загремевший в наряд на выходной, с тумбочки атаковал вопросами своего товарища. — Кто выиграл? Где играли? Счёт?
— 0:2! На стадионе “Парк де Пренс”!
— Гонишь, Валя! Быть такого не может! Выиграли?
— Клянусь!
— Кто забил?
— Беланов и Рац.
— А что же Платини?
— Дасаев намертво стоял в воротах!
Вот так хаос случайностей показал ещё один пример, на первый взгляд, самого невероятного исхода событий! Метко подметил классик Антон Чехов: “Только энтропия даётся легко!” Коляпа искренне ликовал успеху советских футболистов тогда, достаивая свою вахту дневальным.
Понедельник начался с ротного построения, когда командир роты С. В. Ерасов говорил: “Надо же, два года у нас не было зафиксировано ни одного случая пьянства, а тут сразу такое!”
Проинформированный народ кипел. “А этот дежурный по роте технологов, дылда, не школьник же, не мог сам всё выяснить, дать сдачи; сразу докладную писать?” “Вся рота их высыпала, видели, как били своих, и не вступились!” “Да если бы этот дежурный не написал, никто и не узнал бы ничего!” Эмоциональные, хотя и не самые объективные, доводы сыпались со всех сторон. Решили после обеда собрать комсомольское собрание и отстаивать ребят. Условились заранее, чтоб подобные суждения попридержали при себе, а выступит тот, кто умеет говорить логически, аргументированно и убедительно.
Собрание выдалось бурным, совсем не похожим на формальное сборище с заранее заготовленным “Комсомольское собрание постановило”. Кроме курсантов роты, участвовали в нём преподаватели, заместитель декана факультета А. Л. Чевризов и журналист Н. Н. Чеснокова. Сокурсники отстаивая ребят, приводили их достоинства: удивительная целеустремлённость Стаса и редкая доброта Димы.
— Да вы, вторая рота, — обвинял Чевризов, — прожили вместе три года! А не слышали вы того, что не нужно нам "ложного чувства товарищества"? А нужно перед всем коллективом принципиально выступить! Порой даже против лучшего друга своего!
— Что же получается? Отчислят их из училища, исключат из комсомола — но как же тогда разговоры о воспитании, о воздействии коллектива? Мы тогда не сможем их воспитывать, влиять, — гнул свою линию Валентин.
Два года назад уже был случай, когда не очень ещё сложившийся ротный коллектив, решал судьбу одного из них. Тогда Стас дал честное мужское слово своим товарищам. Поверили. Два года, говорят, всё было нормально. Однако все знали — трезвый он может быть резким, несдержанным, а выпьет — становится агрессивным и неуправляемым. Замдекана по политработе задал Валентину прямой вопрос:
— Поставь себя на место того дневального-технолога. Как ты поведёшь себя?
— Стас сильный, — субтильный, даже хрупкий Валя смерил глазами двухметрового Стаса. — Я буду делать всё, чтоб конфликта не случилось, — Валентин признавал очевидное, но не сдавался. — Не могу согласиться с установкой, что “Твои успехи и достижения — заслуга всего коллектива, а твои проступки — это только твои личные ошибки”! — упрямо твердил он, по сути встав на защиту Стаса и Димы.
Речь на том собрании снова и снова возвращалась к Указу о борьбе с пьянством. Много слов было сказано об ответственности каждого воплощать в жизнь его сверхзадачу. Критиковались мёртвая формальность, фиктивность отчётов по его выполнению и, разумеется, обличалось единое порочное стремление курсантов уйти от огласки и избежать наказания.
Выяснили, кто же стоял дневальным в самый момент инцидента, кто мог бы предотвратить само ЧП, мог и должен был остановить своего сокурсника. Чудо, и тут не обошлось без энтропии! Сам случай распорядился так, что дневальным был не кто-то другой, а приятель Стаса, его Табаки. Один из совсем немногих, кто сносил необузданность и вспыльчивость Стаса. Так в данной истории появился Будников, тот ещё “герой”.
— Почему не остановил?
— Что я лысый, что ли? Кто осмелится встать против Стаса? Только не я!!! — так непринуждённо, отступившись от своего товарища, скривив физиономию в нечто подобное улыбке, выдавая за шутку юмора, ответил Будников.
Со Стасом после этих слов вопрос был закрыт, и его участь решена. Поднялся Андрей Зубрихин, взял слово.
— Люди упали в грязь, но мы не можем теперь пройтись по ним строем, потому что мы в этом виноваты, — произнёс он не без доли патетики, но с целью ходатайствовать о неотчислении из училища Дмитрия, хотя бы одного из провинившихся. Это и было утверждено, как решение комсомольского собрания.
Невзирая на апелляцию, просьбу оставить Дмитрия, данное решение коллектива было признано руководством училища недействительным. Последовал приказ ректора об отчисления Станислава и Дмитрия. Отдельным пунктом в том приказе значился выговор Будникову. И было то памятное “Свободны!” после построения из уст Шмакалова, больно уязвившее душу Дмитрия.
* * *
Конец первой части рассказа, название ей “0:2”. Так уж вышло, что название оказалось в конце, не вначале, как это делается обычно. Быть и второй части, озаглавлю её “2:0”.
28 июня 2023 года.
