Дверь купе с грохотом отъехала, в проеме возникла элегантная дама с такой же элегантной сумочкой в руках. Она бросила внутрь обжигающий взгляд из-под красивой кружевной шляпы и решительно шагнула вперед. Бесцеремонно швырнув сумочку на правое нижнее место, она звонко хлопнула рукой по верхнему и холодно процедила мальчику, сидевшему внизу:
- Так, эти места наши. Пересядь к маме.
От окна к ней повернулось усталое лицо беременной женщины, до того безразлично смотревшей в окно.
- Нижнее место наше. У нас билет есть, - проговорила она.
- И у нас есть! – бросила дама с тенденцией к повышению голоса. – Мальчик, освободи место. И вещи возьми. –
Мальчик несмело, глядя на мать, вскочил с места. Дама воткнула ему в руки сумку, и он так и остался с ней стоять. Второй мальчик, сидящий возле матери, прижался к ней.
- Постойте, постойте, - женщина у окна никак не могла сообразить, что к чему.- Мы всей семьей едем, нужно разобраться…
- Ничего не знаю! – отрезала дама, раскладывая свои вещи.
Тут в проеме купе показались двое мужчин с сумками.
- Вам сюда?- одновременно спросили они и встретились глазами. Возникла пауза.
Женщины отвели взгляды от мужчин, встретились глазами. Вдруг всем стало страшно неуютно, и чтобы как-то справиться с этим чувством, они начали суетиться, затаскивать сумки, устраиваться в купе.
Первым взял себя в руки Ильяс. Уложив багаж, он бережно усадил на нижней полке сыновей, жену, встал, выпрямился, заговорил весело.
- Ну что, здравствуйте! – сказал он. Тут на слегка испуганном, конопатом лице его жены Фании, на красивом лице временно притихшей дамы по имени Магдания, на лице ее мужа Вагиза, не знавшего, куда бросить взгляд, появилась легкая улыбка. Но не более.
- Здравствуйте! – уже менее уверенно повторил Ильяс. И снова молчание было ему ответом.
- Как видно, на одно место продали два билета, - поспешила на помощь мужу Фания. - Ильяс, куда уложим детей?
Мужчина, не знавший, как завязать разговор, обрадовался такому проявлению заботы о себе. Он стал потихоньку успокаивать свою внутреннюю дрожь.
Вагиз, увидевший пламенный взгляд своей жены, брошенный на Ильяса, усмехнулся:
«Ага, моя хищница начала расставлять сети своей жертве. Ну-ка, готовы ли мы к противостоянию?
Он испытующе посмотрел на Ильяса.
«Хм. Вовсе не похоже, чтобы страшненькая жена и измученные дети смогли его защитить! Плохи дела у парня!»
Тем временем его Магдания, выскочившая в коридор, вернулась, переодевшись и обновив макияж. Волна пьянящего аромата влетела вместе с ней в купе.
«Ого, моя женушка в полной боевой готовности! – подумал Вагиз. – И где это она успела переодеться? Туалет-то закрыт!»
Вопрос остался без ответа. Свет в вагоне приглушили и поезд тронулся.
Обессиленные путники, целый день мотавшиеся по Москве, почти ничего не соображая, улеглись спать, кое-как устроившись на неудобных ложах.
У Вагиза перед погружением в сон мелькнула злорадная мысль: «Вот и хорошо! Сегодня в ее сети никто не попал!».
А к Ильясу сон не шел.
- Ах, Магдания, Магдания! Ты все так же ослепительно красива!
Сколько мечтал он об этой встрече, сколько слов носил на кончике языка, которые так хотел сказать! А сейчас голова кипит, словно чайник, память клокочет, а сердце ноет. Мысли унесли его в тот весенний вечер, что отшумел восемь лет назад…
…В клубе было весело. Молодежи – не протолкнуться, гармонь играет, магнитофон наяривает. Ильяс неделю назад снял с себя снял солдатскую форму и теперь чувствовал себя, словно рыба в воде, наслаждаясь жизнью. Мать ругала: «ты словно пес, что с цепи сорвался».
Он огляделся. Магдания задерживается, не видать ее. Чем бы таким заняться?
Он увидел Фанию, подошел, сел рядом. Ильяс чувствовал, что еще в школе (она на два года моложе) он ей нравился. И сейчас ему показалось забавным, что у нее загорелись глаза, и она покраснела от смущения.
- О, да ты повзрослела! Потанцуем? – шутливо бросил он. Девушка удивительно легко двигалась, словно ее ноги и не касались земли. Они радостно закружились под музыку.
Наткнувшись друг на друга, они чуть не упали – кто-то подставил им подножку. Оказалось, Вагиз, его друг, куда-то тычет рукой.
В дверях стояла Магдания - вся в белом, с красиво уложенными волосами, с гордо поднятой головой. Ошеломленный красотой любимой, Ильяс тут же забыл про Фанию и, словно заколдованный, медленно пошел к ней. Магдания медленно погшла ему навстречу.
Вот уже она уже стоит перед Ильясом, пристально смотрит в его глаза и… неожиданно бьет его по лицу: раз, другой, третий… Резко повернувшись, красиво покачивая бедрами, она уходит. А опозоренный, покрывшийся краской стыда Ильяс стоит посреди клуба, держась за лицо...
- Что ты стоишь, беги за ней, - снова и снова звучит голос Вагиза.
- Не побегу!- снова и снова отвечает Ильяс.
- Тогда пойду я,- опять говорит Вагиз.
- Воля твоя!- говорит Ильяс…
Сколько раз проклинал себя за это Ильяс, что не рванулся за ней, не умолял его простить! И сейчас обида и досада рвали его сердце на куски…
… На утро Ильяс проснулся от тихого разговора.
- Папа давно обещал показать Москву. Меня брать не хотели, сама напросилась, – говорила Фания. - Столько впечатлений! Оказывается, когда смотришь глазами детей, многому удивляешься.
- А только в ГУМ да ЦУМ зашли, - это уже Вагиз. – Надо было нам тоже сына взять, - добавил он с сожалением.
- Он один у вас?
- Один. Да и его-то не знаем, куда девать.
- Зачем плодить нищету? – Ага, это Магдания проснулась. Ильяс почувствовал, как у него загорелись щеки. - Моя Марина говорит: «Чем держать восемь коров, лучше держать одну, но толстую».Это только бестолковые рожают много, - многозначительно сказала Магдания, поднимаясь с постели.
- Почему бестолковые? Нас у мамы восемь, - попытался возразить Вагиз.
- Твоя мама тоже бестолковая, – безаппеляционно оборвала его Магдания.
- Так вас же тоже шестеро, - все еще не сдавался Вагиз. – Или твоя мать…
- А мои мальчики, - пытаясь предотвратить ссору, вмешалась в разговор Фания, - мои мальчики, замучили, говорят, сестренка нужна.
- Конечно, без дочки никак, – нашел удобный повод спрыгнуть с верхней полки Ильяс. – Доброе утро, - нарочито бодрым голосом поприветствовал он всех.
- Нет, что ни говори, а дочка нужна. – Он аккуратно укрыл сладко спящих сыновей. – А то эти разбойники совсем запугали. Возвращаюсь с работы – дверь страшно открыть. С криком бросаются, свяжут и в плен возьмут, потом бокс или каратэ показывают. А дочка… - он шутливо зажмурился. – Обнимет, по голове погладит! Это же чистая радость!
Вагиз с Фанией засмеялись, Магдания поджала губы, но почему-то ничего не сказала.
Умывшись, Ильяс остановился в коридоре, никак не решаясь войти в купе. Он до сих пор не знал, как себя вести.
-Эсэй[i]! - послышался звонкий голосок его младшего сына.
Ильяс схватился было за дверную ручку, но услышав голос Магдании, остановился.
- Господи, он что у вас, по башкирски разговаривает?
- Ну конечно!
- Я своего не учу. Хватит того, что сама намучилась, не зная русского.
- Можно знать и башкирский, и русский. Ты же меня не слушаешь! – это уже Вагиз подал свой голос. Ильяс почувствовал раздражение. « Вагиз хорош, как мужчина, мог бы немного уступать жене».
- Не лезь! –отрезала Магдания. - Не будет он смешить людей, лопоча по башкирски.
- Так вот почему ты теперь стала Мариной. – Ильяс не выдержал и вошел в купе. – А я все голову ломаю, не ослышался ли.
- А ты думал! - Магдания красиво встряхнула головой, убрала упавшие на лоб волосы. От этого знакомого жеста у Ильяса, как в молодости, все внутри перевернулось.
- У нашего народа нет толковых имена! – злилась Магдания. Тоже мне Аскапьямал! Язык сломаешь! Я теперь Марина Федоровна!
Округлив глаза, едва удерживаясь от смеха, Ильяс с Фанией переглянулись.
- А дед Фатхислам знает, что он стал Федором? – спросил Ильяс и грубо захохотал. Отсмеявшись, он заметил, что Магдания надулась, сказал шутливо-примирительно:
- Простите, Марина Федоровна, мы, кроме Уфы, нигде не бываем, культур-мультур плохая совсем!
- Мы решили со своими детьми на родном языке разговаривать, - мягко сказала Фания, словно извиняясь за смех. Эти слова сильнее задели самолюбивую Магданию, чем грубость Ильяса, и она еще сильнее закусила губу.
***
Прошлое у них было общим. Что ни вспомни, они всегда вместе: Ильяс, Вагиз, Магдания. Видимо, поэтому разговаривать им было опасно и в то же время увлекательно, словно шагаешь по извилистой, узкой тропке, вьющейся по краю пропасти. Оступишься – пропадешь, скажешь что-то не подумав – измучишься.
Вагиз все пытался связать нить беседы, которая была на грани разрыва. Вспоминал то одного одноклассника, то другого.
- Видел Фанаиза. Женился. Доволен.
- Жена тоже некрасивая. - Магдания бросила злобный взгляд на Фанию и повторила. – Некрасивая, из самых некрасивых.
- А свекровь моя так говорит, - не осталась в долгу Фания. – Вроде не красавица, а душу греет.
Замолчали. После паузы Магдания посмотрела своими волнующими карими глаза на Ильяса. Словно они были наедине, она медленно проговорила:
- А как ты бегал за мной…
В ее голосе прозвучало не только сожаление, но и призыв…
- За кем только не бегаешь в молодости… - проговорил Ильяс с еле заметной дрожью в голосе.
- Нам все завидовали… - подбросила масла в огонь Магдания.
- Да, не было людей, которые бы не восхищались вами. Оба высокие, красивые... – вдруг сказала Фания с грустью.
Ильяс уже не знал, как закончить этот мучительный разговор, который бередил его старые раны. Поэтому он очень обрадовался, что с верхней полки показалась голова его старшего сына. За ним завозился и младший.
У сыновей не осталось и следа от вчерашней вялости. Они проснулись свежими, словно умылись росой, и своими звонкими голосами наполнили не только купе, но и весь вагон.
- Конец нашей спокойной жизни! – радостно сказал Ильяс. Посмотрев на его сияющий вид, Вагиз снова вспомнил своего сына и внутри у него все сжалось.
***
На одной из больших станций Ильяс с сыновьями вышел на перрон, Магдания вышла за ними.
Вагиз, сославшись на головную боль, забрался на верхнюю полку и притворился спящим. Погрузившись в мысли, он незаметно следил за Фанией, которая бездумно смотрела в окно.
Удивительно прекрасна была эта женщина! Как цветы, что полны аромата, так она была полна чем-то важным, чего вчера Вагиз не заметил. Вот она сложила руки на груди, прислонила голову к оконному косяку. Она вдруг напомнила Вагизу его мать. Да,да, такой же ласковый нрав, стремление в любой ситуации понять, не огорчать человека. Понимает ли Ильяс цену своей жене? Вряд ли. Что бы оценить верность, нужно испытать боль, пережитую Вагизом, нужно разочароваться в том, чего больше всего хотела душа.
- Ты очень сильно изменился, Вагиз. – Фания сказала это задумчивым голосом, не поднимая головы. Мужчина вздрогнул. После некоторого молчания, словно поняв услышав вопрос, она продолжила. – Не обижайся за прямолинейность, но ты стал одновременно скользким и колючим.
- Попробовала бы ты прожить столько лет в одной клетке с хищником, не такой бы стала. – Вагиз хотел отделаться злой шуткой, но теплота в голосе Фании, даже беспокойство за него, невольно развязали ему язык. – Не изменился я, просто сам себя потерял, - выпалил он.
Фания не удивилась этим словам. Кивнула головой понимающе. А Вагиз опять схитрил. Он-то знал, где он себя потерял.
…С Магданией они жили через дорогу. Сколько Вагиз себя помнил, у него перед глазами всегда была эта девушка. Вместе играли, ходили за ягодами. Когда ходили за черемухой, он наклонял дерево, а она собирала. В школе до пятого класса они сидели за одной партой. Они были как родные. Войдя в подростковый период, Вагиз не сразу понял, что к Магдание он испытывает ни что-нибудь, а любовь. Когда таскал письма своего друга Ильяса, он не понимал, отчего у него так болит душа. А когда, наконец, понял, то спрятал свое чувство не только от людей, но и от себя.
После того рокового вечера он сказал себе: «Ильяс не любит Магданию также сильно, как я, раз не смог перешагнуть через свою гордость. Он не сможет сделать ее счастливой. Вот так Вагиз ради Магдании и от дружбы, и от себя отрекся.
Но жизнь у них не получилась. Готовность его жены все время унижать, давить людей, ежедневные скандалы, обиды высушили его любовь, казавшуюся неиссякаемой. Приучил себя Вагиз настоящие свои чувства скрывать, смотреть на все с насмешливой улыбкой. Как сказала Фания, стал скользким и колючим. И только сейчас понял он, насколько приелась ему такая судьба.
- Ты такая терпеливая, великодушная, ты как будто знаешь секрет счастья… - сказал он, и у Фании от жалости пробежала по телу дрожь.
- Секрет счастья, говоришь, - повторила она задумчиво. – Секрет счастья.
***
- Ты особо не радуйся. Я тебя не люблю. Я женюсь только назло Магдание! - вот что шепнул ей в самый разгар свадьбы Ильяс, нагнувшись к уху. А потом как ни в чем ни бывало, смеясь, заговорил о чем-то с гостями.
Словно задушенный заморозками цветок увяла тогда невеста, опустила голову, не зная, как спрятать слезы, коснувшиеся ее ресниц. «Нашел время, - всхлипнула она. – Потерпел бы хотя бы немного. Встать и уйти? Еще не поздно передумать!»
Нет, ей не хотелось жить без Ильяса. Она стала себя успокаивать:
«Я люблю его, так люблю, что этой любви хватит на двоих, и даже еще останется!»
И потом, когда была обижена и унижена, когда была оскорблена, повторяла эти слова, как молитву, как заклинание. А Ильяс, словно желая отомстить ей за обиду на весь мир, постоянно набрасывался на молодую жену.
- Ты тряпка! У тебя совсем нет гордости. Иначе ты давным- давно бы ушла от меня! – говорил он, положив ноги в сапогах на белоснежную постель и нацелив пьяный взгляд на жену. Ее страдания доставляли ему какое-то необъяснимое блаженство.
- Разве ты человек? Человек должен быть гордым. Вот Магдания гордая. Как она меня любила! Но через свою гордость не перешагнула. И я тоже… - повторял он как в бреду.
«Кому польза от вашей гордости!.. - думала Фания, глотая слезы. Она мыла полы, убирала дом, шила, готовила, а внутренне отвечала мужу, ведя с ним бесконечный спор. - Это не гордость, это гордыня. Вы любите только себя. А я сильнее вас, потому что я способна прощать. Я все равно стану счастливой! Я все равно сделаю тебя счастливым. Вот увидишь!»
И вот мир, который она выстроила с таким трудом, сегодня испытывался на прочность.
«Да, Магдания действительно создана для того, чтобы ей поклоняться. – Фания не могла этого не отметить. Как бы ни было ей тяжело, она хорошо понимала состояние Ильяса. - Разве человек, у которого есть душа, сможет остаться равнодушным к такой красоте?! К тому же это его первая, единственная любовь, - говорила она. Она знала, что муж ее не любит и удивляться тут совершенно нечему.
Удивилась она своему равнодушию, своему спокойствию. Отчего так? Ведь этой встречи она ждала много лет, ждала со страхом в душе. По ночам в холодном поту просыпалась. А вот сейчас сидит как человек, махнувший на все рукой.
«Наверное, это сама природа оберегает моего младенца», - вот к какой мысли она склонилась тогда.
***
Ильяс, как ни старался обуздать себя, поддался чувствам, забыл обо всем. «Да, годы тебя совсем не коснулись», - повторял он про себя, с наслаждением слушая голос и смех стоящего рядом дорогого для него человека. Он почувствовал себятак, словно сбросил со своих плеч все, что пережил, все проблемы, заботы, даже радости, словно вновь стал прежним. От ее красоты в глазах у него потемнело, в сердце словно иглу воткнули.
Почувствовав, что Ильяс потерял от нее голову, Магдания окрылилась. Чтобы закрепить свою победу, она поспешила дать понять, что он жил с такой некрасивой женой, не видя в жизни никакой подлинной радости. Подробно, увлекательно стала она рассказывать, что ей ничего не стоит среди недели сорваться в Ригу, о легких нефтяных деньгах, о том, что она себе накупила, о прекрасной квартире, о путешествиях заграницу, как один негр, влюбившись в нее, целый день ходил за ней по пятам…
То, что она всегда ставила себя выше других, резало уши. «Но красивые женщины и должны быть такими,» - вновь оправдывал ее Ильяс. Прошлое, не давая покоя, снова набросилось на него.
…Долго жалел он о том, что не побежал тогда за Магданией, не упал на колени. Даже когда него была своя семья, а у Магдании своя, он все же мечтал быть с нею вместе. Но не было у него ни возлюбленной, ни друга, ни счастья.
Однажды, в один темный осенний день, измученный и промокший, он пришел с работы. Было безрадостно, на сердце лежал камень. Он свыкся с этим ощущением, с этой горечью, и все равно страдал.
Не снимая мокрой одежды, он прошел в дом. Младенец, лежавший в колыбели, вдруг засиял глазами и устремился к нему. В его сверкающем взгляде, в улыбке с двумяи крохотными зубиками, была опьяняющая жажда жизни. И вдруг вся жизнь предстала перед Ильясом во взгляде этого младенца, и он почувствовал, что мир засиял перед ним в своей полной красе.
Ильяс наклонился к сыну. Ребенок, словно птенчик, что рвется поскорее вылететь из гнезда, с наслаждением обнял отца за шею. Почувствовав, как горячая волна нежности накрыла его целиком, Ильяс крепко обнял сына. Он, теряя разум, вдыхал его запах. Так родилось в нем отцовское чувство.
Начиная с этого дня, он всегда спешил домой, скучая по сыну. Перед ни словно отступили все горести.
- Вот за чью улыбку можно отдать полцарства» - восклицал он порой. - Почему нигде ничего не написано о любви отца к своему сыну? - думал он удивленно. – Веками восхваляют любовь мужчины и женщины, а о любви отца к сыну - ни слова. Почему? Видно, это оттого, что в любви к женщине есть какой-то грех, а это чувство настолько чистое, что язык человеческий не в силах его воспеть! Порой он испытующе смотрел на жену: «Знала ли она это счастье, испытывала его или нет?»
Ильяс вздрогнул.
- а где мальчики, почему они затихли? – спросил он Магданию, которая увлеченно говорила о своих очередных победах.
- Откуда я знаю!- огрызнулась она. – Какой-то старик повел их в свое купе!
Ее хорошее настроение куда-то улетело, когда она увидела, что Ильяс бросился за детьми. «Мужлан!», - бросила она ему вслед, вздернув своими округлыми плечами. Но в купе не торопилась, подождала, что Ильяс вернется. Но когда увидела мальчиков, которые шумно шли впереди отца, ее лицо налилось бешенством.
Ильяс весело повернулся к ней.
- Помнишь, как в седьмом ездили на экскурсию в Уфу? И как только Рим Галиевич успевал присматривать за двадцатью пятью школьниками? Тут с двумя-то детьми голова идет кругом. – И он с довольным видом потрепал волосы своих мальчиков, так ничгео и не заметив.
***
Прощались в Уфе, на вокзале.
- Надеюсь, ты и в следующий раз будешь так же прекрасна, Марина Федоровна! – насмешливо усмехнувшись, бросил Ильяс. – Валеру береги.
Он крепко пожал руку обмякшему Вагизу.
- Крепись, друг!
Повернулся к жене и сыновьям.
– Ну что пойдем, жена! Пойдем, ребята!
Мягко обнял свободной от сумок рукой за плечи.
– Ох уж эта гордая походка беременных!
[i] Мама(башк).
Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"
Автор: Гульсира Гайсарова-Гиззатуллина
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.