Продолжаю начатый вчера разговор о повести Анатолия Рыбакова "Каникулы Кроша". Вчера я писала о японской теме в повести, а сегодня хочу поговорить о том, как в ней преподносится тема литературы.
С самого начала книги мы понимаем, что главный герой, он же рассказчик, большой любитель литературы. В любой непонятной ситуации он обращается к Пушкину. Крош к месту и не к месту вспоминает его цитату "и чувства добрые я лирой пробуждал". Из-за этой любви к Пушкину другие подростки временами относятся к Крошу, как к чудаку. Вот один из подобных эпизодов:
В ответ я напомнил слова Пушкина:
— Чувства добрые я лирой пробуждал» — вот что главное.
— Что я говорила?! — злорадно произнесла Нора.
Эта реплика означала, что Нора предупреждала Веэна: я не подхожу для их компании. Это меня не удивило — мы с Норой терпеть не можем друг друга.
— Крош, ты баптист, — объявил Игорь.
— Но это сказал Пушкин!
— Пушкин жил сто лет назад. Каменный век.
Позже он про эти чувства добрые сообщит и художнику Краснухину.
Несколько минут Краснухин молча любовался пуговицей, потом сказал:
— Что прекрасно в этой нэцкэ? Прекрасно доброе чувство, которое двигало ее создателем, сознание, что и сотни лет назад люди радовались прекрасному и доброму. Я бы так и оценивал произведения искусства: по степени доброго чувства, которое они вызывают.
— Это верно, — заметил я. — Еще Пушкин сказал: «Чувства добрые я лирой пробуждал…»
Краснухин повращал на меня глазами, но ничего не ответил. А чего отвечать? Лучше Пушкина не скажешь!
Дома, на досуге, Крош тоже думает о Пушкине.
Пушкин — каменный век, сказал тоже! У меня сердце щемит, когда я читаю Пушкина, слово даю! «Прими собранье пестрых глав, полусмешных, полупечальных, простонародных, идеальных… незрелых и увядших лет, ума холодных наблюдений и сердца горестных замет…» Кто еще мог так сказать? Только Пушкин!.. «Как часто в горестной разлуке, в моей блуждающей судьбе, Москва, я думал о тебе…» А?! «Блуждающей судьбе»…
Интересно, что литература для Кроша - часть повседневной жизни, он может вспомнить цитату к случаю, не для того, чтобы покрасоваться, а просто это его способ смотреть на мир, понимать его. Вот пример из эпизода, в котором он провожает родителей в отпуск:
Но когда мама поцеловала меня, провела рукой по моей щеке и тревожно заглянула мне в глаза, я чуть не заревел, честное слово! У кого это сказано: «…матери моей печальная рука»?.. «Звезда полей над отчим домом и матери моей печальная рука». Это Бабель сказал, вот кто! У Бабеля в «Конармии» эти строчки.
Что до современной ему переводной литературы, то к ней Крош относится очень критически. В одном из эпизодов он вспоминает свой спор в подругой и одноклассницей Майкой по поводу новой книги одного американского автора. Он не называет ни имени автора, ни названия книги, но из описания вполне можно понять, что речь идёт о "Над пропастью во ржи" Дж. Сэлинджера. Повесть про Кроша вышла в 1966 году, а перевод повести впервые был опубликован на русском языке в 1960 году в журнале "Иностранная литература". Отдельным изданием книга вышла в 1965 году. Что же думает о книге главный герой?
Но Майка уехала на все лето, и перед самым отъездом мы с ней здорово поспорили по поводу одной книги, — забыл, как она называется, нескладно очень, и я не запомнил. И писателя не запомнил, неизвестный еще писатель. Неизвестный, а сразу написал книгу о неврастенике. В наш век много неврастеников, вот про одного и написал.
Майка возразила, что у него переходный возраст. А я сказал, что никакого переходного возраста не бывает... Майка сказала, что герой книги — продукт капитализма. Может быть, не знаю. Но мне всегда подозрительно, когда человек оправдывается капитализмом...
Вот кстати как выглядело первое издание этой книги.
В одном из эпизодов Крош перечисляет свои любимые литературные произведения. Это "Мертвые души", "Бравый солдат Швейк" и "Золотой телёнок". Также он любит рассказы Чехова. Он играет с друзьями в игру "Какие десять романов я бы взял с собой на необитаемый остров" и называется следующие книги:
Я назвал «Войну и мир», «Мертвые души», «Красное и черное», «Бравого солдата Швейка», «Тихий Дон», «Золотого теленка», «Трех мушкетеров», «Утраченные иллюзии», «Боги жаждут» и «Кожаный чулок». Я бы еще назвал, но можно было только десять.
Согласитесь, для книги о летних каникулах советских подростков здесь слишком много упоминаний литературы! Я бы сказала, что это не слишком типично, особенно если учесть, что для подростковой книги важнее всего увлекательный сюжет, а не все остальное. Здесь же автор постоянно характеризует своего героя через его увлечение литературой и его рассуждения о ней. Кстати, другие персонажи, в отличие от Кроша, почти не говорят о книгах, разве что интеллектуал Веэн упоминает Ремарка (в 1960-е произведения Ремарка издавались в СССР огромными тиражами) и Дюма. Так что эта "книжная характеристика" характерна в первую очередь для главного героя.
Мне кажется, что в образе Кроша Рыбаков вовсе не стремился изобразить типичного подростка, совсем наоборот, Крош - яркая индивидуальность, юный интеллектуал, который выделяется из общей массы. Он не самый умный и не самый взрослый, он постоянно делает глупости и автор все время подчеркивает отсутствие у него жизненного опыта. Но все же он нетипично живой, активный, неравнодушный, яркий и чем-то слегка раздражающий. Именно такой человек может разоблачить мошенничество на автобазе (в первой книге) и двуличие искусствоведа (во второй).
***
Вообще в последнее время люблю обращаться к советским детским книгам и пробовать посмотреть на них иначе, не так, как в детстве, переоценить в соответствии с накопившимся опытом, в том числе читательским. Скажу, что книга про Кроша меня ничуть не разочаровала. Да, теперь я обращаю внимание не на те вещи, что в детстве, но это по-прежнему совсем не пустое чтение!