Книгой для обсуждения в июне в книжном клубе любителей детской литературы мы выбрали "Каникулы Кроша" Анатолия Рыбакова. Это вторая книга из цикла "Приключения Кроша", в которой Сергей Крашенинников по прозвищу Крош закончил девятый класс и проводит летние каникулы, помогая соседу-искусствоведу.
Этот искусствовед коллекционирует японскую миниатюрную скульптуру - нэцке - и привлёк для помощи несколько подростков. Среди них есть бывший одноклассник Кроша Игорь (парень старательно пытается походить на "золотую молодежь" и в любую свободную минуту отирается на Мосфильме), Костя (боксер, биография которого омрачена некой печальной историей) и главный герой Крош. Эта компания бегает по коллекционерам и комиссионкам и отчасти обманом, отчасти убеждением покупает или выменивает одни фигурки на другие. Параллельно Крош ухаживает за девушкой-продавщицей из соседнего магазина и много-много рассуждает.
В литературе и в рецензиях очень много говорится о социально-культурной основе книги: текст был написан в середине 1960-х годов и впервые опубликован в 1966 в журнале "Юность". Крош кажется более-менее типичным "шестидесятником", как и его товарищи. Интересно, что совсем недавно я читала монографию Алексея Юрчака "Это было навсегда, пока не кончилось", в которой были многочисленные примеры из повседневной жизни советских людей. Перечитывая повесть про Кроша, я вдруг поняла, что почти каждый тезис Юрчака я могу проиллюстрировать примерами из этой книги. Мы легко можем найти в сюжете повести примеры "перформативного сдвига", любви к "воображаемому Западу" и, конечно, вненаходимости. Отзыв на книгу Юрчака размещен по ссылке:
Но в контексте "Каникул Кроша" порассуждать мне хочется не об этих совпадениях, а о двух лишь отчасти связанных с ними аспектах.
Первый - это нетипичный выбор объекта коллекционирования. Рыбаков сочиняет книгу не о филателистах или нумизматах, не о филокартистах или коллекционерах спичечных этикеток, которых в СССР было полным-полно, а о собирателях нэцке. Кажется, многие советские читатели узнали об этом явлении именно из книги Рыбакова! При этом фигурки нэцке не остаются неизвестным макгаффином, который лишь двигает сюжет, автор активно включает их в повествование. Каждый раз, когда Крош видит очередную фигурку, он подробно описывает ее. С одной стороны, эти описания хорошо характеризуют главного героя как человека неравнодушного, эмпатичного, умеющего ухватить главное и увидеть историю за произведением искусства. С другой, выполняют роль своего рода пауз, замедляющих довольно динамичный сюжет. Кроме того, они добавляют немного философских рассуждений в простой в общем-то подростковый текст, углубляя его.
Веэн взял в руки фигурку старика с высоким пучком волос на голове и длинной редкой бородой. Одной рукой старик придерживал полы халата, в другой сжимал свиток. Фигурка была величиной всего с мундштук, и все равно было ясно, что этот старик — мудрец. Что-то вечное было в его лице, в длинных морщинах, в худом, истощенном теле. Его высокий лоб, скошенные монгольские глаза выражали спокойную и мудрую проницательность. Много нужно затратить труда, чтобы вырезать из дерева такую крохотную и выразительную фигурку.
— Мудрец? — спросил я.
— Мудрец, — ответил Веэн, любуясь фигуркой. — Работа великого мастера Мивы-первого из города Эдо, восемнадцатый век, вишневое дерево. Для профана она ничто, но знаток ее оценит.
Интересно, что нэцке в Советской России популяризовал Максим Горький, который собирал их коллекцию. Говорят, что посмотреть на нее можно в доме-музее Горького на Никитском бульваре в Москве. Мне не повезло: когда я пришла туда в прошлом году, музей оказался закрыт, а прийти повторно уже не успела, мне пора было ехать домой. Зато я полюбовалась на нэцке в музее Востока, который расположен довольно близко от дома-музее Горького. Покажу несколько фигурок нэцке оттуда.
Не сказать, чтобы советские люди все, как один, разбирались в японском искусстве и знали о нэцке. В то же время стоит отметить определенный интерес к японской тематике именно в те годы. Повесть, напомню, была издана в 1966 году. В том же 1966 в ГМИИ Пушкина состоялась масштабная выставка живописи Кацусико Хокусая.
В том же 1966 году в прокат вышел советско-японский художественный фильм "Маленький беглец" с Юрием Никулиным в главной роли. Никулин, который играет доброго клоуна, в этом фильме помогает маленькому японскому мальчику искать папу. Отца он не находит, зато находит новую жизнь.
Еще в 1966 году вышел сборник рассказов японских детских писателей "Лети, журавлик!", главной темой которых стала трагедия в Хиросиме и Нагасаки. В сборник вошли рассказы пяти японских писателей: Томико Инуи, Мицуко Ооно, Ясуко Миямото, Юко Ямагути, Токиэ Митараи, я как-нибудь его покажу, у меня в коллекции японских детских книжек он есть.
А еще можно вспомнить интервью советского востоковеда Евгения Штейнера, в котором он рассуждал о том, почему вообще советские учёные занимались темой Востока. Интервью озаглавлено "Япония в своё время увела многих советских интеллигентов в сухой сад", полный текст можно найти в интернете, и в целом мы понимаем из него, что востоковедение было одним из вариантов внутренней эмиграции для советской интеллигенции (Юрчак в своей книге называет это "вненаходимостью"). А еще Штейнер говорит в интервью о некоей "воображаемой Японии", аналоге "воображаемого Запада", который заочно любили некоторые граждане Советского Союза.
Таким образом, японская тема в повести Рыбакова не так уж случайна для советской массовой культуры в целом и для 1960-х годов.
Второй аспект, о котором хочется поговорить в контексте повести "Каникулы Кроша", это ее литературоцентричность, точнее сосредоточенность главного героя на литературе. Но об этом я, наверное, уже завтра напишу.
***
Читали ли вы цикл повестей Анатолия Рыбакова о Кроше? Я в школьном возрасте очень любила эти книжки, несмотря на то, что детство мое пришлось на 1990-е годы, а книжки были написаны в 1960-е.