... Ему не было и одиннадцати, когда в Орёл вошли фашисты.
Поздним вечером полицай схватил на улице мальчишку, потащил в комендатуру.
— Извольте видеть, господин офицер, — захлёбывался угодливый полицай. — В недозволенное время ходит. Подозрительный.
— Партизан?
Толя молчал: просто боялся, что оштрафуют родителей. Его били, пытали, допрашивали. Потом бросили в полицейский участок.
Мальчишка сбежал. В районе города Клинцы он пробрался к партизанам. Стал связным.
Толе давали старое лукошко, на дно клали краюху хлеба. Беззаботно насвистывая, «пастушок» шагал в деревню. Там находил, кому надо было вручить донесение (его вплетали в ручку корзинки), и поворачивал обратно в лес. Иногда вместо лукошка Толя брал большую суковатую палку. В палку вкладывали записки.
Однажды Толя бойко шагал по дороге, размахивая палкой. Неожиданно показался гитлеровский обоз. Толя размахнулся и швырнул палку в сторону. Мальчишку схватили. Снова угрозы, побои.
Два года перебрасывали его из одного концлагеря в другой в Германии, Голландии, Бельгии, Франции. Он убегал, его ловили, он снова убегал... И всякий раз мечтал найти партизан.
Отчаявшись, мальчишка решил самостоятельно «перейти в наступление». В районе Либурна он попытался поджечь бензозаправщики. На этот раз его приговорили к смертной казни.
Шли последние часы его жизни... И тут случилось невероятное, почти чудо. На тюрьму напали советские партизаны, которые сражались в рядах движения Сопротивления во Франции. Это был отряд Виктора Алексеенко. Командир сам вынес из камеры смертников полуживого русского мальчишку и принял в свой отряд.
... Осенью 1945 года Толя Каширин вернулся на Родину.
Отстукивали по рельсам свою бесконечно длинную песню колёса, мелькали за окном поля, леса, избы... Родные поля, родная земля. За Полтавой на остановке Толя спрыгнул с подножки вагона и побежал к ларьку за хлебом.
— Послушай! — Какой-то мальчишка тянул его за рукав. — Чего мы нашли... Бомбу!
— Где? — Толя не шёл, он бежал.
Ещё издали увидел противотанковую мину и вокруг неё троих ребятишек. Они что-то деловито ковыряли. «Запал!» — Толю бросило в жар.
— Не трогай! Беги-и-и!
Но было поздно. Страшной силы взрыв! И всё...
Когда он открыл глаза, было: тихо. Так тихо, что стало страшно. Острая боль в голове. Изуродовано лицо, оторваны пальцы на руке. А Толе исполнилось всего пятнадцать лет...
Г. НЕЧАЕВ (1966)
☆ ☆ ☆
