Яна была близка к панике. Не к тихой, тщательно скрываемой от окружающих. А к настоящей. С истерикой, воплями и швырянием предметов на дальние расстояния.
Тем более что в радиусе как минимум нескольких километров не было никого, кто мог бы помешать Яне оторваться всласть. Так она давно не влипала…
Все началось с вполне естественного для женщины и совершенно противоестественного с точки зрения мужчины желания Яны водить машину. Она хотела этого всегда.
Во-первых, это удобно. Во-вторых, эффектно. В-третьих, «просто хочу и все…»
Вскоре к этим причинам прибавилась еще одна:
— Я должна это, наконец, сделать. Что я, хуже других, что ли?
Проблема была в том, что страстное желание Яны категорически не совпало с ее возможностями. Не было в Янке какой-то искры, черты, качества, которые делали из человека высшую форму «Хомо Сапиенс» — Человека Машиноводящего.
Студентка пятого курса технического ВУЗа по специальности (ни больше не меньше) «Прикладная математика и информатика», что сразу автоматически исключало ее из рядов людей неумных, пишущая стихи, играющая на пианино, в общем, полнейшая умница, красавица, спортсменка и «некомсомолка» только по причине упразднения комсомола, Яна до неузнаваемости менялась, садясь за руль автомобиля.
Она не просто катастрофически глупела, теряла реакцию и уверенность, она даже как будто дурнела внешне. Объяснить это феномен было невозможно. Но Яна не сдавалась. Решительно отвергая общественное мнение с главным аргументом «ну, не дано», она снова и снова сдавала, вернее, не сдавала экзамен по практическому вождению.
Наконец, автомобильные боги сжалились над Яной, и, ни разу не заглохнув и включив правый, а не левый, как обычно, при повороте направо «сигнал», она преодолела положенный ей на экзамене километр дороги. К огромной радости всего преподавательского состава автошколы Яна была, наконец, выпущена в полный чудес и доброжелательности мир автолюбителей.
Но как очень умная девушка, она прекрасно понимала, что человек, получивший «права», и водитель — это две большие разницы. Нужно было практиковаться. Перед ней встало новое препятствие. Оказывается, ни папа, ни брат Слава не горели желанием рисковать семейным транспортом ради любимой дочери и сестры. Нет, конечно, они с внешней готовностью, но внутренним протестом, взялись предоставить Яне возможность попрактиковаться, но только в своем присутствии.
Во что это превращалось и чем заканчивалось, знает любая представительница прекрасного пола, которую когда-либо учил водить машину муж, отец, брат или дядя. Даже тихие добрые любящие дедушки в такие моменты превращаются в злобно сверкающих глазами, изрыгающих проклятия и стонущих от жалости к терзаемой машине сумасшедших.
Яна понимала, что для успеха ей нужно остаться одной, вернее, группой, с машиной и своими комплексами. Группа получалась довольно многочисленная, потому что комплексов было много, и вопящие с пассажирского сидения мужчины только усугубляли ситуацию.
Во избежание семейной катастрофы было решено рискнуть малым. Яне выделили машину. Ну, как «машину»… скорее, миф, легенду, семейное предание.
Это была первая дедушкина машина, много лет простоявшая в полном забытьи в гараже. «Жигули» тысяча девятьсот семьдесят четвертого года выпуска, знаменитая «копейка».
Ни один советский человек еще ни разу не видел «Иронию судьбы или с легким паром», Брэду Питту было 8 лет, а его будущая многодетная супруга вообще еще не родилась, всех космонавтов знали по именам, а интернета не было даже в фантастических замыслах.
Да что там, до рождения самой Янки оставалась еще четверть века.
А эта машина уже была.
— Хоть не жалко, если поцарапаешься, или стукнешься, — ехидно высказался братик, открывая гараж для знакомства.
— Кого не жалко? — поинтересовалась юная автомобилистка.
Яна стояла и смотрела на свою судьбу. Выглядела она печально. В принципе, Яна ее прекрасно понимала. Наверное, так же ощущал бы себя старичок семидесяти лет, которого внезапно решили послать на олимпиаду для участия в марафоне.
Славка с видом повелителя Вселенной открыл и закрыл капот, попинал колеса и крутанул ключ зажигания. О, чудо! Дитя великого Советского Союза завелось и, что самое поразительное, продолжало работать, мелко подрагивая каждой клеточкой своего организма.
— Не машина, песня! Ну, удачи вам обеим, — гоготнул Славка и исчез, считая свой братский долг выполненным с лихвой
Для своих головокружительных виражей Яна выбрала заброшенный автодром в нескольких километрах от города. Это место Славка показал ей давно, в один из первых наставнических приступов, когда он еще верил в сестру и ее водительский потенциал.
Твердо решив не возвращаться домой, не добившись существенных успехов, и страстно желая, наконец, доказать всем, на что она способна, рано утром в один из выходных дней, никому ничего не сказав, Янка уехала за своей мечтой.
Телефон разрядился и выключился. Бензин был почти на нуле, так же, как и Янины силы. Решив, что они обе сделали все что могли, Яна решила ехать домой. Но, видимо, в отличие от Янки, машина перебралась через нулевой рубеж, и, издав почти человеческий стон, умерла.
И вот Яна сидела на богом забытой городской окраине в стороне от нормальной дороги, без связи, голодная, «с трупом на руках». Оставить машину Янке не позволяло чувство, которое стало уже почти родственным. Она не могла ее бросить. Не могла и все.
Перебрав все самые эффективные пути спасения, Янка выбрала самый безотказный. Она заплакала.
Сколько времени прошло с тех пор, как Яна решила удариться в отчаяние, она точно не знала, Наручных часов она не носила, легкомысленно доверив почти всю свою жизнь мобильному телефону. Но судя по тому, как сильно ей хотелось есть, уже можно было переходить от тихих слез к громкой панике.
И в этот момент послышался звук подъезжающей машины. Из остановившегося немного в стороне от места бедствия автомобиля вылезла долговязая мужская фигура. Обладателем «долговязости» оказался молодой парень приблизительно одного с Яной возраста.
Сразу бросалось в глаза, что парень был не очень чистый. Если честно, он был грязный. А если еще честнее — очень грязный. В старом замасленном комбинезоне, непонятного цвета бейсболке, но самое главное, с такими грязными руками, что они казались приставными.
Но это было для Янки совершенно неважно. Каким-то внутренним чутьем она уловила в этом парне нечто автомеханическое. Этакий Фиксик-переросток. Это было спасение!
Парень с огромным интересом смотрел в ее сторону. В его взгляде читалось восхищение.
— Вот это да! — вымолвил он, наконец. — Потрясающе! Это просто чудо какое-то!
Яна, в свои двадцать четыре года, будучи весьма привлекательной молодой женщиной, не раз слышала комплименты, и даже пару раз — признания в любви. Но все же она не была готова к такому внезапному идолопоклонничеству, да еще со стороны случайно проезжающего мимо человека.
— Это ведь семидесятые, никак не позже! И в таком состоянии! Удивительно!
Такого жесткого приземления с небес Янка не переживала никогда.
В душе поднялась волна протеста и… ревности. Ревности? К машине? Из-за этого чумазого… А кто он, кстати, такой?
Парень продолжал описывать круги вокруг «копейки».
— Отличная машина, — подвел он итог своему осмотру.
— Да, отличная, изумительная, великолепная, только не заводится! — Янка вложила в крик усталость, злость, голод, все, что накопилось за этот трудный день.
Парень удивленно посмотрел на нее, как будто только что заметив «вторую» девушку.
— Так вы сломались? — осведомился он, открывая капот — Всё понятно. Тяжелый случай.
— Кто, я?! Ну конечно, началось опять, давайте, что там у вас, у мужчин, баба за рулем хуже ядерной войны, куда поперлась, ну что там еще? — вопила Янка.
— Давно такую красоту вблизи не видел, — вдруг раздалось из-под капота.
— Эту рухлядь?! — у Янки просто не было слов от возмущения. Ей казалось, что незнакомец просто издевается над ней.
— Я про вас. Хотя, если присмотреться, конечно, все не так хорошо. Фасад подправить надо, и красочка кое-где облазит.
— Да вы что себе позволяете?!
— Я про машину, вообще-то, — затрясся от хохота парень.
Яна не успевала за мыслями этого человека и казалась себе круглой дурой, злясь от этого все сильнее.
— Вы бы, девушка, сказали своему…
— Кому своему? Нет у меня никого!
— Мастеру своему…
— Никто не ремонтирует ее... Нет никого у нас… То есть…
Парень вынырнул из-под капота и, прищурившись, посмотрел на Яну.
— Меня зовут Роман, я, кстати, автослесарь. Я обожаю старые советские машины. И я влюбился с первого взгляда.
— Ну, так женись на ней! — переходя на «ты», вдруг начала хамить Янка.
— Это мысль! Дочку Ладой назову, — пряча улыбку, пробормотал парень…
— Ага, а сына КАМАЗом, — съязвила Яна.
-Зачем, Федор будет, — он поднял глаза и долго-долго не отрывал их от Янкиного лица.
— Есть хотите? Могу поделиться бутербродом. — Из кармана комбинезона возник сверток.
И она, ни разу в жизни не съевшая на улице ни кусочка, вдруг поняла, что ужасно хочет этот неизвестно кем, когда и из чего сделанный бутерброд.
— Ласточка, — нежно сказал Роман, проводя ладонью по крылу машины.
У Янки отчего-то подогнулись ноги.
Она подняла глаза и встретилась взглядом с Романом. Больше не было грязной спецовки, стоптанных кроссовок и чумазого лица.
Перед Яной стоял мужчина, настоящий, которому… С которым…
— Ну что ж, я и правда ничего не могу для вас сделать, — вдруг сказал Роман.
Сердце Янки упало. Вот сейчас он сядет и уедет. И всё.
— Здесь не могу... — тихо добавил он. — Но я сейчас свяжу нас с тобой, крепко-крепко, чтобы никто не мог развязать, и дальше мы поедем вместе. — Готова?
— Да!
---
Автор рассказа: Елена Загорская
---
Оля вьёт гнездо
Оля боялась маму. Ей казалось, что родители больше любят старшую сестренку Настю, фото которой стояло на телевизоре. С карточки смотрела черноглазая девочка в платье с кружевным воротничком. Около портрета лежали дефицитные шоколадные конфеты, пупсики, и еще куча самых лучших на свете мелочей. Брать их строго воспрещалось. Однажды Оля свистнула пару конфет и поиграла с удивительными, мягкими пупсиками. Она никогда не ела таких замечательных конфет и никогда не играла с такими пупсами. Для Оли тоже покупали конфеты, но те были с белой начинкой, хоть и шоколадные сверху, а Олины пупсы – пластмассовые и некрасивые.
Если бы Оля спрятала фантики куда подальше – ничего бы не случилось. Настя, девочка с фотографии, не наябедничала. Но фантики мама сразу заметила.
- Ты воруешь у Насти конфеты? Как тебе не стыдно, гадина ты такая! – кричала и кричала мама.
Она хлестала Олю по щекам, лупила ремнем, и глаза ее под линзами очков казались ужасно большими. В этих глазах не было ни злости, ни ярости, однако руки мамы и слова ее были злыми, каменными, тяжелыми.
Потом Олю не выпускали из комнату неделю. Пожаловаться некому – ни бабушки, ни дедушки у Оли не было. Даже папа не хотел ее защитить. Папа вел себя так, будто Оля стеклянная – просто не замечал. За всю жизнь он с ней перебросился, наверное, только парой фраз. Оля искренне считала, что это нормально: все папы заняты важными делами. Детей воспитывают мамы. И не обижалась. Пока не пошла в первый класс, где увидела, как много девочек из ее класса пришли на день знаний не только с мамами и бабушками, но и с папами.
Папы держали девочек и мальчиков за руку, и нежно с ними беседовали. Оле это показалось странным и даже ненормальным – разве так бывает? Может быть, Олю просто не любят? Ведь Олин папа не был глухонемым – он нежно разговаривал с черноглазой Настей с портрета, дарил ей сладости и фрукты, и не позволял приближаться к телевизору даже на метр.
Девочка Настя не сразу стала жить в портрете, три года назад она была вполне живой девочкой, и тоже пошла в первый класс. Однажды, по дороге из школы, она переходила дорогу, не посмотрела по сторонам и была сбита грузовиком. Потому и переселилась в этот проклятый портрет. Оля ее не помнит. Наверное, маленькая была.
Она вообще плохо помнила то время. Иногда ей снились странные, пугающие сны. Будто Олю обнимает и целует мама, но НЕ ЭТА. Другая. Но почему-то Оля была уверена, что ЭТА – ее настоящая мама. С ней спокойно. Хотя Оля не видела лица настоящей матери, но знала – она красивая, красивее всех.
Снилось, как они стояли на крыше. Небо возвышалось над ними фиолетовым куполом с багровыми ободками вечерней зари. Мамины волосы развевал легкий ветер. Она ничего не говорила, крепко сжимая Олину ладошку в своей руке. Мир вокруг был сказочно прекрасен, и видно было, как где-то вдалеке, за городом, зеркальной ленточкой поблескивала река, а солнце, красное и раскаленное, как спиральки домашнего электрического обогревателя, погружалось за край огромной земли…
Странные сны, странные. После них Оля горько плакала. Но спросить у мамы, что это такое, Оля не могла решиться.
То, что она – чужая девочка, Оля узнала совершенно случайно. На Новый Год родители подарили ей пальто. Ужасное пальто, в серую клетку, тяжелое и неудобное. В то время обсуждать подарки было не принято: совпал родительский подарок с детской мечтой – хорошо. Не совпал – постарайся сделать довольный вид, а сопли оставь при себе. Оля мечтала о яркой красной курточке, она видела такую на однокласснице Светке. И вот мечта не сбылась. Оля сказала спасибо и села за праздничный стол есть салат оливье.
Портрет Насти с телевизора перекочевал на белую скатерть. Родители поздравили Настю с Наступающим, и глаза их были влажными. Оля ела мандарин.
- Тебе понравился подарок? – спросила мама.