Я долго думал, стоит ли писать этот рассказ? Возможно, сюжет его не совсем вписывается в концепцию современной, официально считающейся пока еще мирной жизни. И все-таки думаю, написать стоит. Чтобы знали. Чтобы помнили. Чтобы сохранялась связь времен.
Мой отец, ныне покойный, был инвалидом Великой Отечественной войны. Говорят, многие фронтовики не любят рассказывать про те страшные годы. Мой тоже не любил, но алкоголь менял его, иногда рассказывал. Без удовольствия рассказывал. Наверное, с детства пытался мне показать, что ничего не надо бояться в жизни... все, что угодно, лишь бы – не война!
Вот один из его рассказов.
Эшелон, который вез новобранцев на войну, стоял несколько часов на какой-то станции. Рядом эшелон с пленными немцами. Солдаты отдыхали на улице. И немцы отдыхали на улице. Ни ненависти, ни страха с обеих сторон. Только какая-то безысходность и бесконечная усталость немцев, и нездоровая заинтересованность молодых неопытных солдат, среди которых был мой отец. Маленькая девочка, лет восьми-девяти конючила около молодого капитана: дай стрельнуть, дай стрельнуть... уговаривала. Уговорила. Капитан ткнул в первого попавшегося немца, показал куда встать. К пустому вагону. Немец безразлично встал, зачем-то снял круглые очки.
Нелепо выглядел огромный ТТ в маленьких ручках девчушки, ходил ходуном то в одну сторону, то в другую. Девчонка щурилась, как от солнца, закрывала то один глазик, то другой. Улыбалась. Игра. Военная игра. Тяжелый пистолет в детских руках дернулся, кинулся дулом вверх. Мимо. Еще раз дернулся. Немец упал на колени, потом на живот. То ли в агонии скреб руками, то ли пытался ползти. В сторону девочки. Она улыбалась. Игра. Военная игра.
Первая пуля, срикошетив от рельса, попала, проходящему мимо полковнику, в живот. Но, по касательной, скользнув по ремню портупеи, не причинила ему вреда.
Капитана сразу под трибунал. А девочка перестала улыбаться. Полковник со всего размаха, не учитывая возраст, по всей детской мордашке. Все лицо в кровь. Игра. Военная игра. Не для девочки.
Отец после своего рассказа сильно напился. А когда мать начала его, как обычно, ругать, я раскричался, защищая отца, как будто он только что зачем-то снял очки. Круглые. Не перед матерью. Перед памятью о тех военных годах.
Впоследствии много лет, иногда сильно напившись, отец подзывал меня и почему-то всегда говорил одну и ту же фразу: - Понимаешь, сын, у смерти улыбающееся детское лицо... улыбающееся...
Материалы по данной статье взяты из моих же собственных статей на ресурсах
и, возможно, на других сайтах.
