Иван был механиком от бога. Руки золотые, голова светлая. У начальства всегда на хорошем счету. Настолько хорошо справлялся, из таких безвыходных ситуаций выкручивался, что сделали его на всех объектах проверяющим. Так и разъезжал мужик по командировкам: тут недельку, там две. Нигде надолго не задерживался. Но от этого Иван вовсе не страдал. Для статного красивого мужика с мозгами женщина в каждом городе найдется. Везде накормят, напоят да спать уложат. Жизнь такая ему по нраву была. Иногда и мелькала мысль семью завести, да за неделю разве прикипишь сердцем. Так и уезжал в другой город на следующий объект, а там и новая женщина появлялась.
И вот однажды отправили его, как обычно, проверить базу, что находилась недалеко от крохотного затерянного в тайге городка. Добирался долго и трудно. Самолетом, затем поездом, потом на пароме, после – лодкой, а там уж и проржавевшая буханка за ним приехала. И так он дорогой простудился, что по прибытии сразу и сник. Сопли до колена, кашель, как у рудокопа. День отлежался Иван, а лучше не становится. К вечеру уж бредить начал. А на тайгу налетела туча, каких местные два десятка лет не видели. Гром гремит, дождь стеной стоит, ветер крыши с бараков сорвать норовит. Медицинский пункт ближайший далеко, да и не поедут оттуда в эту глушь в такую бурю. Посовещались мужики, решили местную ведьму звать. Так-то она была бабой вредной и очень с ней связываться не любили, но, когда человеку так худо, что тот свет начинает мерещиться, тут уж выбирать не приходится. Как они её уговорили – неведомо, но бабка, собрав травки и настойки, в разваливающуюся буханку всё же села.
Зашла Ефросинья в комнату к больному, к изголовью кровати наклонилась.
- Плохи твои дела, сам видишь. Уж если кого та, что с косой, заприметила, то не отцепится. Но я знаю способ, как тебя в живых оставить. Только с условием одним. Если на ноги тебя подниму – на внучке моей женишься. Коли согласен – скажи.
Прошипела ему в ухо так тихо, чтобы мужики, испуганно топтавшиеся на пороге, не слышали.
Превозмогая себя открыл Иван глаза и прохрипел из последних сил:
- Согласен.
- Но учти, обманешь меня – заживо сгниешь, - произнесла она, сверкнув глазами на работяг. – А теперь все вон подите!
Мужики такому требованию даже обрадовались. Не очень-то им хотелось с ведьмой в одном вагончике находиться. Выкатились они за дверь, да по койкам отправились, чтобы, под дождем шатаясь, судьбу заезжего инспектора не повторить. А ведьма знай себе хозяйничает. Свет погасила, свечи зажгла. Простыню достала, в воду заговоренную обмакнула, мужика полуживого донага раздела и в это тряпьё его завернула. Затрясло беднягу от холода так, что вся кровать с ним заодно подпрыгивала, а бабка сидит, заговоры из книжечки потрепанной читает, да на болезного сплевывает. А дождь всё усиливается - стучит по крыше, бьется в окна; ветер крепчает – воет в воздуховоде. Иван лежит, зубами стучит. Ефросинья слова заветные нашептывает. Как вдруг сверкнула молния и аккурат у вагончика ударила. Гром сотряс землю. И успокоилась буря. А Иван дрожать перестал. Задышал ровно.
- То-то, - сказала старуха.
Мокрую простыню с горемыки сняла, сухим покрывалом накрыла. Так до утра у изголовья и просидела.
Чуть рассвет занялся – мужики под дверью собрались. А зайти не решаются. Боязно. Как-никак к ведьме без приглашения только с бедой входят. Вот и мнутся, дожидаясь, пока Ефросинья сама позовет.
- Входите уже, - раздался усталый голос. Мужики ввалились толпой, толкая друг друга. – Живой ваш Ивашка.
Глянули работяги – лежит мужик бледный, как полотно, но дышит ровно. И тут же на улице послышался бабий плач.
- Что-то случилось, надо бежать глянуть, - высказался киповец Илья. – Может, помощь нужна.
- Поздно, - ответила ему старуха. – Это деда Никодима девки нашли. Преставился он этой ночью.
- Ну, пойдем мы тогда. Всё равно подсобить надо, да и на работу уж скоро выходить…
- Идите, идите. Только Маньку кликните. Пусть приходит за больным ухаживать, всё равно без дела мается.
Вышли мужики из вагончика по одному, отошли подальше и там уж разговор завели.
- Отмучался, значит, Никодим. Сколько ж ему лет было? Бодрый был старик. Не думал я, что так быстро его не станет, - начал кочегар Михаил.
- Так под девяносто уже было ему, вот и пришел час, - отвечал Илья.
- А я думаю, что не в свой срок он ушел, - тихо проговорил крановщик Виталий, словно опасаясь, что его услышат лишние уши. – Не просто так Иван в живых остался. Это ведьма его душу на душу старика променяла!
- Да ну, не может такого быть, - ответил Михаил, отмахиваясь от комара, нахально лезущего ему в глаз. – Зачем той, что с косой, старик взамен на молодого. Никодим и так бы явился к ней в скорости.
- А я вообще в ведьм не верю, - добавил невпопад Илья.
- Вот ты иди и скажи ей об этом, - хмыкнул в усы Михаил, а сам опасливо оглянулся, будто боялся, что Ефросинья следом идет.
***
После обеда пришла Манька. Черная коса до пояса, глаза большие раскосые, только шрам от ожога через всё лицо, заикание да легкая отсталость в уме. Иван как глаза открыл, подумал сначала, что снова бредит, а как понял, что к чему – опечалился.
- Вот, знакомься, внучка моя. Маня. Она за тобой приглядывать будет, пока ты слабый.
Мужик хотел было возразить, но даже головы поднять от подушки не сумел – такая тяжесть была во всех конечностях.
- Я присмотрю, бабуся, - сказала Маня. – Иди отдыхай, ты же ночь не спала.
Ведьма и впрямь не лучше больного выглядела. Осунулась за ночь.
- Твоя правда, - сказала она девчонке. – А ты, Иван, помни, что обещал.
Если у мужика и была надежда на то, что обещание ему в бреду привиделось, то теперь он совсем сник.
Два дня за ним Манька ходила, кормила с ложечки, постель меняла. Приглядывался к ней Иван, как мог, всё это время. Обещания нарушать он не привык. Направо-налево слово не раздавал. Даже дамам сердца своим всегда говорил, что временно всё. А уж верили они или придумывали себе, что с ними по-другому будет - не его дело. Но уж если обещался, то исполнял во что бы то ни стало. А Манька, хоть и добрая была душа, но всё же ему не подходящая. Не видел он в ней женщины для себя даже временной, не то что постоянной. Оттого и страдал безмерно.
- Мань, а ты правда замуж хочешь? – спрашивал он её с надеждой.
- Хочу. Больше всего на свете хочу! Бабка Ефросинья мое будущее смотрела, сказала, что будет мне жених! – радостно возвещала девушка.
Иван вздыхал и к стене отворачивался. И нет-нет, да думал, правда ли сгниет, если от слова своего откажется.
Прошло три дня. Иван уже смог сам на ноги подняться. Командировка его запланирована была всего на неделю. А он и так уже половину из отпущенного провалялся. Нужно было теперь всё вдвое быстрее делать. Иначе, если до условленного времени в назначенном месте не появится, то придется билеты менять, которых в это время года и так днем с огнем не сыщешь. А потому, пообедав, пошел мужик с инспекцией по базе. Котлы осмотрел, подсказал кое-какие хитрости по своей части да сел отдохнуть на пень, спиной к сосне привалившись. Тяжело ему пока давалось на ногах работа.
- Вы бы отдыхать шли, - услышал он мелодичный голос за спиной. Оглянулся, а там девица-краса – русая коса. Только без косы. Волосы по плечи, щеки румяные, глаза голубые. Иван враз дар речи потерял. Первый раз так влюбился, чтобы с первого взгляда.
- Здравствуйте, я Иван, с инспекцией тут у вас, - сказал он невпопад.
- А я знаю, про вас у нас тут все знают.
- А вас как зовут?
- Нина. Я геолог.
- Нина, - повторил мужик, прокатывая имя во рту, как конфетку.
- Давайте я провожу вас, а то вы бледный какой-то.
Она подошла и по-хозяйски ухватила его под локоть. Помогла подняться.
- Нина, а вы здесь живете?
- Я? Нет, я в городе. Вот за вами лодка придет, так и я поеду.
Иван шел, не глядя под ноги, любуясь нежной шеей, манерой опускать глаза при обдумывании ответа. Всё ему в ней нравилось.
- Нина, а вы замужем? – вырвалось у него. Само вылетело, не хотел, а сказал. И прикусил язык тут же. Нельзя было не то что спрашивать – думать о ней не стоило. Скоро на большую землю ехать, Маньку в свой дом везти… А предлагать Нине, этой Снегурочке, быть с ним на вторых ролях, у него язык бы не повернулся.
- Не замужем я, - ответила девушка и улыбнулась. – Но хотела бы.
Она опустила глаза, и у Ивана сердце ухнуло в низ. Так в нем отозвались эти слова.
Проводила его девушка до вагончика, на руки Маньке сдала. А мужик сам не свой после встречи стал. Сердце ноет, душа болит. Долго он ходил из угла в угол, вздыхал, думал, как ведьме признаться, что другую полюбил и на её внучке жениться не сможет. До того додумался, что голова разболелась. Выпроводил он Маньку за дверь, да спать лег.
И снится мужику, что пришел он к Ефросинье.
- Ну что, - спрашивает ведьма, - пришел просить руки внучки моей?
- Отказаться я пришел, - повинился Иван. – Другую люблю.
Острая боль пронзила его руку. Глянул на ладонь, а там ранка. Края темные, плохие. И как пошло от нее во все стороны гниение, так от страха мужик и проснулся. Глядь на руку, а на том месте пятно красное, как напоминание ему.
Расстроился да делать нечего. Неживой он Нине ни к чему. Зачем двоим мучиться, когда одного достаточно. Так и проходил остаток дней от Маньки с Ефросиньей прячась, да тайком по Нине вздыхая.
А как настал день отъезда, собрал вещи, да поплелся чернее тучи к ведьме. Та встретила его перед домом.
- Ну что, готов на внучке моей жениться?
- Готов, зовите свою Маньку.
- Почто тебе моя Манька сдалась? – удивилась Ефросинья.
- Как это зачем? Вы же сами сказали, что она внучка ваша.
- Так Манька-то приемная, - пояснила ведьма, хитро ухмыляясь. Родная моя внучка Ниночка.
Она посмотрела назад, на открытую форточку, затянутую марлей.
- Нинка! Чемоданы собрала? Поторапливайся!
- Нина? Ваша внучка Нина? – не веря себе спросил Иван.
- Ну если настаиваешь, я могу за тебя и Маньку сосватать, хоть ей и другого жениха присмотрела…
- Не надо Маньку. Нина меня вполне устраивает. Сказал же, что женюсь. А я всегда держу слово!
Дорогие читатели, признавайтесь, догадались, что Нина и есть внучка ведьмы или концовка была неожиданной?