Вглядываясь в судебные акты, в аргументацию юристов, в действия людей, иногда задаёшься весьма существенными вопросами, никак не сводящимися к конкретному делу, иногда и весьма ситуативному. Одним из таких существенных вопросов является следующий:
возможно ли вообще, и если да, то в каком случае, исчезновение субъективного права, которое действительным образом (то есть именно с необходимостью) возникло в прошлом?
Для того, чтобы вопрос этот не казался слишком уж отвлечённым, приведу ряд примеров.
1.
Пусть человек приобрёл вещь (сейчас не столь уж важно — какую именно вещь: движимую или недвижимую). Представим теперь, что такое приобретение этим человеком этой вещи каким‑то образом поставило под угрозу, скажем, интерес третьего лица. Ну, например, это самое третье лицо в результате приобретения иным человеком этой вещи лишилось возможности само эту вещь получить. Причём понятно, что такого рода интерес может всегда считаться ущемлённым, поскольку после приобретения в собственность иным лицом у первоначального собственника или распорядителя вещи, второй раз ту же вещь у него нельзя приобрести пока и поскольку не произойдут какие‑то правовые события, возвратившие такую вещь этому первоначальному распорядителю (собственнику).
Представим себе также, что воля отчуждателя такой вещи при этом нарушена не была, а приобретатель вещи действовал также неделиктно.
Понятно, что даже при этих дополнительных условиях третье лицо вполне может полагать, что его именно интерес нарушен. Не менее того понятно, что и право у приобретателя всё‑таки возникло.
2.
В результате возникновения права у некоторого лица изменилась платёжеспособность (или ликвидность) другого лица. У этого другого лица есть кредитор, который, разумеется, может быть весьма незаинтересован в том, чтобы ликвидность его должника падала.
Предположим даже, что этот самый должник, снижая свою ликвидность сделкой с иным лицом, натурально действовал деликтно, о чём, правда, его контрагент не знал и знать в норме не мог. Может ли такой кредитор требовать уничтожения права контрагента своего должника? И если даже в положительном законе написано, что может, то не противоречит ли такой положительный закон именно законам правовой действительности, то есть является ли такой закон именно правовым?
Да, в ГК РФ есть ст. 302, которая, в частности, не допускает вообще отобрания вещи у добросовестного приобретателя в ряде случаев.
Но, во‑первых, там одновременно есть случаи, когда такое отобрание вообще допускается даже и у добросовестного приобретателя, а, во‑вторых, отобрание связано, всё‑таки с прекращением права в будущем, но никак не в прошлом. Так что ответа на вопрос тут искать не приходится. Его совершенно очевидно, придётся отыскивать где‑то в другом месте, причём тут весьма и весьма желательно отыскивать в соответствии с началами права, а не только в связи со случайной догматикой.
⁂
Попробуем исходить из общего представления о праве как одной из реализаций свободы воли. Поскольку само по себе абстрактное право как способность моей воли быть в вещи вообще и в конкретно рассматриваемой вещи, в частности, не требует никакого утверждения и существует именно постольку, поскольку вообще существует субъект и вещи, то следует говорить лишь о конкретно определённом праве на конкретную вещь. Последнее же можно рассматривать не только со стороны свободы, то есть со стороны именно права, но и со стороны несвободы, то есть со стороны обязанностей: если конкретная вещь, например, принадлежит мне, то это сразу же означает, как минимум, возникновение обязанности у всех остальных воздерживаться от помещения их воль без моего дозволения в эту вещь. Здесь в журнале, между прочим, уже находится материал, в котором при рассмотрении вопроса об абсолютности права отмечается именно этот аспект его. Причём можно отметить, что само по себе возникновение тотального ограничения единичных воль в отношении конкретной вещи ещё не означает возникновение чьего‑либо права на неё, между тем, именно возникновение конкретного права на вещь всегда должно влечь ограничение прав иных субъектов на ту самую вещь. Интересно, что именно такое рассмотрение и приводит к выводу, который дан как в российском, так и во многих других законодательствах: право (например, право из собственности) на вещь, если оно уже существует, может быть передано иному лишь посредством сделки, то есть чего‑то такого, что само посредством волеизъявления изменяет, осуществляя передачу, существующее право у субъекта.
Поскольку же волевое движение совершается вне времени (а если говорить точнее, то волевые события сами по себе времени не создают), то результат изменения права может именно во времени предшествовать самому этому волевому изменению. Но это только в том, обратим внимание, случае, когда воля действует именно как свободная, в чистом царстве правовой действительности, без ограничения свободы, проистекающего иначе, как из неё самой.
В сущности, такое положение вполне раскрывает правило, например, п. 2 ст. 425 ГК РФ, в соответствии с которым субъекты могут вступать в договор, коим изменятся их отношения в прошлом. Другое дело, что при истолковании этого положения могут возникать вопросы относительно того, к чему оно, собственно относится: только ли к обязательственным отношениям, или же и к отношениям вещным. Существует мнение, что это правило п. 2 ст. 425 ГК РФ описывает только и исключительно изменение обязательственных отношений. При этом опираются на то, что в самом правиле названной статьи говорится именно об отношениях между сторонами. Всё это ограничение только обязательственными отношениями было бы верно, если бы не учитывалось только одно обстоятельство: если говорить строго, то отношения как таковые вообще возможны только и исключительно между субъектами, но они никак не возможны между субъектом и вещью. Поэтому расхожее словоупотребление о том, что я имею отношение к такой‑то вещи (если конечно иметь в виду не эмоциональные или модальные значения подобных слов), означает в конечном счёте всё‑таки отношения между субъектами по поводу конкретной вещи (заключающееся, в частности, что я имею право требовать от кого угодно прекращения осуществления воли в вещи, которая находится у меня по праву, обратите внимание на негаторный, эвикционный и петиторный иски, например). А в таком случае, правило п. 2 ст. 425 ГК РФ не может ограничиваться только и непременно обязательственными отношениями.
Теперь обратим внимание, что если изменение права, при котором результат изменения предшествует во временной проекции самому изменению без нарушения, между тем, причинно‑следственных связей, возможен только и исключительно в области чистого духа, но не в материальном мире, поскольку само время образуется именно в материальном мире (и только в нём!) последовательностью материальных событий (именно из этого следует невозможность обращения времени без нарушения логического следования в материальном мире). Последнее означает, что ретроактивное прекращение права возможно только и исключительно волевым образом, но никак не самими по себе изменениями в мире вещей.
Следовательно, для оценки случаев правового ретроактивного изменения уже возникшего права необходимо наличие выражения чьей‑либо воли, например, так, как мы видим в случае, описанном в п. 2 ст. 425 ГК РФ. Однако надо обратить внимание, что «отпечаток» воли, изменяющей право ретроактивно, всё‑таки имеется или должен иметься в материальном мире, просто для того, чтобы он воспринимался объективно.
Из сказанного, между прочим, следует очень важный вывод:
если до момента волевого изменения права, например, в порядке п. 2 ст. 425 ГК РФ, с возникшим в действительности у субъекта правом происходили какие‑либо трансформации (к примеру, такое право было уже передано иному субъекту), то ретроактивно измениться такое изначально возникшее право из-за одного только волевого действия лишь тех субъектов, в результате действий которых такое изменяемое право возникло, не может;
равным образом не могут и быть признанными лежащими вне права те действия, которые приводили к трансформации изменяемого ретроактивно права, и которые имели место до того, как субъектам таких действий вообще стало известно о выраженной воле на ретроактивное изменение права.
Иное означало бы, например, что третье лицо, не участвующее, например, в сделке, описываемой правилом п. 2 ст. 425 ГК РФ, утрачивало бы какие бы то ни было свои права, которые они получило правомерно в момент их получения, хотя «утратить право» есть ни что иное, как «получить обязанность воздерживаться от определённых действий». Между тем возложение обязанности без воли лица на таковое в царстве права возможно лишь как результат неправового поведения только того лица, на которое возлагается соответствующая обязанность, а если даже таковое и предусмотрено в отношении лица судебным актом или законом, то ни то, ни другое, не могут считаться правомерными, так как возлагают ответственность, скажем, за нарушение чьего‑либо права на субъекта, чьи действия находились целиком в области права, нарушая, тем самым принцип индивидуальности права и вытекающий из него вывод об индивидуальности ответственности за нарушение такового.
Разумеется, исключение составляют именно случаи, когда такое «лицо» не есть лицо вообще, а лишь субъект, существование которого вообще может быть, скажем, оправдано одной лишь только целью защиты и обеспечения (например, государство).
Есть ли здесь какие‑либо выводы, относящиеся, скажем, к существующей догматике?
Надо признать, что есть.
Например, явно неправовым выглядит отобрание вещи, которая поступила в право (например в любое право из комплекса собственности) лица по безвозмездной сделке или в результате правомерной сделки, но которое выбыло из собственности первоначального собственника вопреки его воле. В данном случае, отобрание такой вещи, например, является возложением ответственности на лицо, которое эту вещь приобрело правомерными действиями перед лицом, утратившим эту вещь, причём безвозмездность, скажем, получения такой вещи приобретателем является совершенно случайным моментом, не имеющим никакого отношения к основаниям возникновения права.
И уж во всяком случае совершенно неправовым выглядит утверждение, которое было критически рассмотрено в материале «Цепная недействительность», правда, в последнем случае, необходимо вообще признать, что суждение, которое рассмотрено в этом материале, не просто противоречит праву, но ещё и не основано на действующем законодательстве.