Лев Рыжков о романе писателя Мршавко Штапича «Плейлист волонтера»:
(Мршавко Штапич. Плейлист волонтера. М., Эксмо: Inspiria. 2020)
Недавно, золотые мои, вышел одноимённый сериал. Наверняка многие уже и смотрели. Я – нет. А по прочтении литературного первоисточника делать это не собираюсь вовсе. Так что прочитанная книга – вот и всё моё знание о данном продукте. Но и его, поверьте, не так уж мало для того, чтобы поиметь понятие о том, чем живёт и каким веселящим газом дышит наша бестселлеропроизводящая отрасль книгоиздания.
Мршавко Штапич – это псевдоним телевизионного работника Артёма Ляшенко. В переводе с сербского «мршавко штапич» - «тощий дрищ». Роман вышел в 2020 году. Волонтёры-поисковики из поискового отряда «Лиза алерт» на прочитанное обиделись. Были, говорят, и какие-то негативные отзывы, связанные с избытком в буквопродукте мата, а также того, что олды называют sex, drugs&rock`n`roll.
Но давайте посмотрим сами. И, наверное,
НАЧНЁМ С РОК-Н-РОЛЛА
«Фишка» буквопродукта состоит в том, что все 55 глав, его составляющих названы как те или иные треки тех или иных исполнителей.
При первом взгляде на список воспроизведения приходит понимание, что никаких музыкальных открытий нас здесь не ждёт. Никаких там Карл-Хайнц Штокхаузенов, Эриков Сати и даже элементарных Робертов Фриппов. Ничто из списка не потрясёт новизной или необычностью. Всё сплошь вещи, имеющие ротации на радио. За исключением, разве что, некоторых композиций группировки «Ленинград» и песни Псоя Короленко «Красивая и уёбище», которая, впрочем, широко разошлась в сети лет надцать назад. Никакой стройной музыкально-эмоциональной концепции данный саундтрек тоже не выстраивает. Он разнороден и эклектичен. Лирическая печаль без пауз переходит в гоп-со-смыком, а тот – в Найка Борзова.
Примерно 60% плейлиста – отечественный рок. Два раза – «Агата Кристи», два раза - «Король и шут», два раза – «Ленинград». Есть «Сплин», «Аквариум», «Би-2» и прочие персонажи недавней горячей ротации «Нашего радио». Традиционный говнорок бессмысленно чередуется с попсой. Тут и коммерческие исполнители рэпа, и Алла Борисовна, и Таня Буланова. И неожиданно Rammstein, а дальше – Ace of Bace. Или Рианна.
Как человека, проведшего считай всю юность среди меломанов, этот плейлист меня озадачил. Если эту подборку запустить на сельской дискотеке – диджея побьют. Закралось кошмарное (но и очевидное, пожалуй) предположение: составитель саундтрека – ну, явно не Тарантино. Бр-р! От иных позиций стошнит даже двоешника музыкальной школы.
Впрочем, в шестнадцатой главе представлена, вроде бы, моя любимая «Гражданская оборона» с некоей неведомой композицией «Белое безмолвие». Я бросился к проигрывателю. О Боже! Я вспомнил это. Альбом 2001 года «Звездопад», записанный после долгих лет самоубийственного угара протрезвевшим Егором. Альбом, от которого даже меня, давнего фаната, просто передёрнуло, где трезвый Летов уныло, без всякой выдумки перепевал советскую песенную классику. Хуже всего был абсолютно фальшивый, непонятного происхождения пафос. Вернее, пафос понятен – это было уныние «подшитка», выпавшего из весёлой круговерти всяких там событий. Но в этом пафосе есть стремление представить его не тем, чем он является (а именно ЗОЖ-ангедонией), а с претензией на нечто большее, вселенское такое. В общем, на один раз хватило послушать, больше не смог себя заставить. И «Белое безмолвие» - оно вот оттуда, песня Владимира Высоцкого. Но на 144 странице автор пишет про альбом «Звездопад» - «бесконечно любимый мною».
Нет, о вкусах не спорят. И Лев Валерьевич – не эталон. Но про автора мне стало понятно, что по душе ему пафос. Притом, надрывно-фальшивый. В процессе дальнейшего изучения буквопродукта это впечатление только усилилось.
Меломаны моей юности называли составителей подобных «дискотек» коротким и ёмким словом «лох». И не знаю, кому как – но то, что ты слушаешь, это материя достаточно интимная. Я, например, не могу так вот вывернуть на окружающих свой плейлист. Например, потому, что это – твои и только твои какие-то шевеления души. Над чем-то ты грустишь, что-то вообще – понимаешь только ты. В общем-то, это всё равно, что вывернуть трусы. Или, может быть, сходить на исповедь.
И я всегда насторожен был к людям, которые настолько уверены именно в своих плейлистах, что выдают их на всеобщее обозрение. Это же какую бездну уверенности в своей крутости и непогрешимости надо иметь, чтобы так вот продемонстрировать своё, как мы видим, невежество, незнание какой-то эстетики, стилей, течений за пределами радиоротаций и интернет-мемов. На моей памяти так делал только один неназываемый архилауреат архипремий, который оказался способен страницами самозабвенно цитировать свой плейлист. Но тот был чуть поинтересней.
Но давайте посмотрим, что собой представляет
ПЕРВАЯ СТРАНИЦА
Начало текста – это материя очень тонкая. Первая страница – самая важная. Она задаёт тон всему повествованию. Она должна очаровывать и околдовывать, переполнять восторгом сердца читывавших всякое литературных редакторш. Даже такая безнадёжная публика, как авторы Редакции Елены Шубиной, и то – интересничают на старте, чтобы уже потом перейти к обычному бубнежу и булькотению. «Все счастливые семьи похожи друг на друга…», «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…», «В уездном городе N было так много парикмахерских и бюро похоронных процессий…» - всё это стартовые предложения лучших книг мира.
Но давайте посмотрим, как интересничает МршавкоШтапич. Перевели дыхание? Приготовились? Поехали. 18+.
«В поиски пропавших меня привели блядство и беспечность одного вице-премьера. В определенный момент своей жизни он решил присунуть восемнадцатилетней Гале – победительнице какого-то деревенского конкурса красоты: то ли мисс Смоленск, то ли мисс Брянск. Трахался он без гандона – за что и поплатился ребенком…»
Впечатляет, да? Намёки (тут движение бровью) – на лиц-с высокопоставленных-с. Тут и невероятный в своей чудовищности глагол «присунуть». И средство предохранения через «а», вопреки всей логике. И расплата ребёнком. И столичный снобизм.
Это не величественная скачка на Пегасе, это, друзья, всё же базар за семками на завалинке. Лакейская сплетня про бар-с.
Вы примерно представляете, во что нам предстоит погрузиться. Я однажды купался в Обском море, а вокруг кверху брюхами плавали дохлые рыбы. Вот, примерно, то же ощущение.
Да, язык повествования невероятно грязен. Даже, я бы сказал, вонюч. Ни разу, ни единственного (censored) разу автор не задумался над тем, чтобы расставить в потоке своего словесного поноса вешки синонимов. Да, в одном из интервью он ссылается на Чарльза Буковски. Мол, он научил. Но давайте сравним. Буковски: «Эй, ты, с говном на воротнике, ты принят!» Штапич: «Просто ебань: друзья, художники, блять, широких взглядов все эти нахуй. Я ей говорю: какого хуя? (…) Люблю ее – пиздец. Сейчас вот упиздошила куда-то с друзьями. Хуй знает где, хуй пойми зачем… Мы уже 5 лет вместе. Но вот такая хуйня…»
Прошу прощения за цитату. Но давайте, что ли, поймём разницу между сатирой большого мастера и скудным словарным запасом отечественного литератора образца 2020 года.
Впрочем, два раза в день и сломанные часы показывают правильное время. Вот и литератор Штапич, где-то ближе к концу повествования, кажется, стал что-то понимать про структуру изящной словесности. Я даже отметил три (3) момента, которые написаны хорошо и смешно. Ну, хоть так.
«…трахать некрасивых баб – это задача государственной важности, это, считайте, борьба с террором и просроченными кредитами. Поэтому я не жалею о тех крокодилах, что попались на моем пути». Это номер раз.
«Когда меня всё устраивает и я могу это потерять, я делаю то, что делают все обычные люди: начинаю бухать». Это номер два.
Ну, и ещё где-то что-то третье.
Знаете, до какого-то недавнего времени я знал, что ничего не может быть хуже творений писателя шубинской когорты Ильи Техликиди. Это такой научный фантаст, который, как мне кажется, просто не знает русского языка, а изъясняется языком прораба на стройке с гастарбайтерами. Но, почитав Мршавко Штапича, я вдруг понял, что у Техликиди был прародитель. Да ещё какой!
«В общем, пиздодеятельное и бессмысленное собрание, которое вскоре пришло к публичной ссоре Милы и Хрупкого. Нет, конечно, Хрупкий имел остатки достоинства и срался в сторонке, выйдя покурить».
И на той же странице:
«Хрупкий совершил кувырок внутри себя, чтобы не ебнуть кому-нибудь из нас. (…) Хрупкий заперся в кабинке. Скорее всего, его перекосило так, что только четыре стены могли вынести это зрелище».
Дальше – смачнее!
«К члену прилило столько крови, что сознание начало покидать мою неподготовленную голову».
Это – да, герой к сексу готовится. Поскольку…
«Поскольку я не еблан (ну, или не был в этом многажды замечен)…»
У героя – пытливый ум.
«А мне же интересно, что у нее там, в трусиках. Каждый раз такая хуйня – думаешь, что можешь увидеть нечто необычное».
А вот трудовые будни:
«Через час лучшие люди отряда с жопой в мыле организуют транспорт, спальники, фонари, рации, узел связи, навигатор и прочее».
Иногда Штапич раскрывает некоторые секреты творческой кухни:
«…врет так же убедительно, как разговаривает (для него эти процессы чрезвычайно близки, ведь для обоих надо просто открыть рот и сложить некие слова в предложения)…»
«Сложить некие слова в предложения» - вот, золотые мои, путь к успеху и медийности. А вы что думали? Особый вес словам в этих предложений придают упоминания гениталий, как вымышленных:
«…девочка мужественно клала хер на всё это».
…Так и наделённых гипертрофированными свойствами:
«Не знаю, какими стальными яйцами должен обладать двенадцатилетний пацаненок, чтобы туда сунуться».
Рыская по просторам текста Штапича, я чувствовал себя тем пацанёнком с тестикулами из стали. Не каждый выдержит. Ох, не каждый.
Но давайте перестанем цитировать перлы Штапича. Может быть, лучше посмотрим на то, что представляет собой
КОМПОЗИЦИЯ
Она любопытна. Состоит из двух примерно равнозначных частей. Но не «часть I» и «часть II». Не подумайте. В процессе повествования происходит смена шрифтов. Это как если бы в кино полный цвет перешёл бы в режим ч\б. Так и здесь – нормальный шрифт вдруг сменяется тусклым, выцветшим. Происходит это примерно в каждой главе. То есть, начинаете читать – нормальные буквы. Потом раз – и блеклые. А потом снова – нормальные.
Посмотрим, чем они отличаются. Фрагменты нормальным шрифтом повествуют о водке, пьянках и п(censored) страданиях. А вот фрагменты блеклой текстуры – это как раз рассказы о спасениях, выездах и поиске. Собственно, главном в этой книге.
Если присмотреться – эти фрагменты отличаются друг от друга. Полношрифтовые фрагменты написаны вялым, расхлябанным матом. Почему-то кажется, что и писал-то это человек не трезвый, транслирующий на монитор поток сознания в духе «50 тёлок, которым бы я вдул». А вот «тусклые» фрагменты – другие. Нет, не подумайте, авторская рука примерно та же. И то же надменное копроязычие. Но возникает чёткое ощущение, что писались эти фрагменты про поиск – ну, как-то по-другому. На трезвую голову, что ли? В них можно отыскать что-то интересное, хоть и через призму автора (о которой позже).
И вот тут уже у Льва Валерьича заработала интуиция. Решил проверить одну гипотезу. Я стал читать (да, друзья, дважды читал, есть в этой жизни место подвигу). И – да! – фрагменты полноценным шрифтом примерно совпадают, срастаются в единое целое.
А что это значит? Ну, наверное, то, что автору отдали роман на доделку. И все вот эти поисковые эпизоды он вписывал уже потом, злясь, на трезвую голову, впопыхах. Вписал. И, надо сказать, что эти «тусклые» фрагменты – это, в принципе, лучшее, что и есть в этой книге.
Если бы книга состояла бы только из этих эпизодов поиска, она была бы лучше в разы. Но жалко, что редактору не хватило «стальных яиц», чтобы сделать второй логичный шаг – выкинуть на хрен, как мусор, то, что напечатано в книге полновесным шрифтом.
Потому что полновесным шрифтом у нас – секс, драгз и пьянки. П(censored) страдания мутного типа, излагаемые исключительно матом.
Знаете, появился в нулевых у нас такой манагерский роман? Суть этого субжанра – скудоумный субъект со своими страданиями о деньгах, сексе, начальстве считает себя центром мира, мучается от непонятности и невостребованности, надрывно и матом рассуждает об очевидных истинах, преподнося свои «открытия», как нечто священное. Ну, и так далее. Каждый из нас что-то подобное от отечественных буквопроизводителей читал.
И вот эти «полноцветные» куски книги «Плейлист волонтера» и есть – манагерский роман, в одном из самых худших его изводов.
Я догадываюсь, что сначала в редакцию было прислано именно это. Редактора схватились за головы. Но прозвучала актуальная тема – волонтёрство. «А что, про это может пойти!» - обрадовался маркетолог. Ну, и пошло. С доработкой, как мы видим.
Но давайте рассмотрим
ОБРАЗ ГЕРОЯ
Он не сказать, что особо интересен. Это молодой парень, уже с алиментами на двоих детей и свирепой «бывшей» («В тот год, за исключением одного удачного эпизода на стиральной машинке, бывшая меня ненавидела: не брала трубку в половине случаев, а когда брала – орала»). Ладно. Знакомо, жизненно.
Хуже другое – герой абсолютный, беспросветный мудак. Да он и сам это неоднократно признаёт:
«…среди идиотов и мудаков – я довольно зрелый, конечно, правда. Но не отменяет того, что я мудак».
Герой любит спиртное, анашу, ездит в таком состоянии на поиски. К женщинам относится по-свински. Ему «вообще плевать, куда совать письку, лишь бы оно было женского пола и было готово его ждать в любое время дня и ночи где-нибудь на съемной хате».
Он – альфонс.
«Осе не нравилось, что я не работал. Денег и правда у меня почти не водилось, только какие-то копейки от случайных заработков. Помню, продал тысяч за 30 заявку на сериал, немного зарабатывал на текстах для сайтов. Этого хватало ровно на то, чтобы отдать алименты и прокормить себя».
«На себя» - обратите внимание. Или вот ещё, показательное:
«Мы с Сидоровой отправились в караоке. Поскольку денег у меня было ровно 0, платила она, и платить ей пришлось щедро: мы жрали виски и долго пели».
Любовь в этом тексте настолько убога, что избавлю вас от цитат. Хотя они есть.
Но меня выморозили даже не они, золотые мои. А такая вот автохарактеристика героя:
«С ней было комфортно: можно было потрепаться о музыке, посплетничать, поныть и – при случае – поорать».
«Поныть», простите, (censored). Думаю, многие из нас встречали таких душных типов. Поныть, поорать. А вот ещё лайфхак:
«…или самому начать орать, хуй пойми почему – так со стороны, а на самом деле – чтобы модерировать процесс срача, ибо в любой ругани контроль у того, кто начал».
Нет, я абсолютно ничего не имею против того, что герой – неположительный. Это можно было бы только приветствовать. Пусть будет мудак, ради Бога. Но не в том случае, если текст – мудакоцентричен. Если в тексте никого, кроме мудака, нет, то это уже клиника. Но так и есть. Есть мудак, есть его отражения, есть одноклеточные женщины героя.
А страдающий мудак – это центр повествования. Даже благожелательная «критика» писала, что герой «с гнильцой». И вот тут у нас срабатывает
ЭФФЕКТ ЦАРЯ МИДАСА
Тот, как мы помним, всё превращал в золото. Герой-мудак своим прикосновением всё превращает в своё подобие. Вот и отряд поисковиков у него выглядит так:
«…если бы он выгонял из отряда ублюдков, травмированных и извращенцев, движуха бы умерла бы на следующий день».
Да, дорогой читатель, перед нами – не быль о буднях спасателей. Перед нами, увы, вот это. В какой-то момент Штапич на отряд стучит:
«Меня удивляет, почему в нашей стране, где тупоумные чиновники вечно видят заговор во всем, отряд никто не попытался закрыть за целых 10 лет его существования. Серьезно. Представьте себе организацию, которая (доказано!) действует эффективнее полиции, армии и МЧС в природной среде, а еще – не подчиняется силовикам и часто действует вопреки им. (…). Организацию, которая нигде не зарегистрирована; организацию, которая каждый божий день обходит систему; организацию с прекрасно отлаженными горизонтальными связями: выключи из ряда лидера – и он все равно сохранит боеспособность. Правда, я не понимаю, как до отряда не доебались».
А вот кто, скажите, автора тянет за язык? Я скажу. Автор интересничает перед дамами. Весь такой загадочный, непонятый, опасный. Брачный вопль бабуина, любящего, как мы помним, поныть и поорать. Мне очень жалко женщин, которые – бедные! – вынуждены иметь дело вот с такими вот персонажами. Замуж за них стремятся! Есть такое. И такие типы тоже есть. К тому же начальства наши книг, по счастью, не читают.
Но это ладно. Теперь –
ВИШЕНКА НА ТОРТЕ
Как лиргерой Штапича относится к России? А вот вам цитата:
«Я люблю Россию. Но…
…это страна дерьма. Мы срем – в собственную землю. Добрая четверть людей в нашей стране срет в землю, сидя в продуваемом семью ветрами толкане, вытаскивая из жопы занозы от неотполированного стульчака, подкладывая пенопласт под седалище зимой».
Или ещё:
«Потом президент гнал телегу про тяжелую годину, когда мы вынуждены убивать братский народ и сбивать голландские самолеты, (…) вот в эту годину нам надо сплотиться, обняться, вспомнить о родных и близких, которых мы скоро в безденежье начнем кидать и наебывать, вот в эту непростую пору, блять, выпьем, может, в последний раз, и здоровья, и счастья, и чтобы дети реже тонули в сортирах».
Насколько я знаю, сейчас Штапич возит гумпомощь в Донбасс. Интересно, не было ли у него искушения прочесть эти строки где-нибудь на творческом вечере в Горловке или в Макеевке?
Хотя, если судить по тексту нетленки, герой Штапича умеет переобуваться на ходу.
«Когда я вышел, чечен уже метелил Хрупкого. Я скинул куртку (слишком тесную, чтобы драться) и пошел на чечена, который как раз апперкотом уложил Хрупкого на асфальт. Хрупкий лежал кулем, а чечена держали какие-то парни. Я отхлестал Хрупкого по щекам – он пришел в себя».
Ну, вы поняли? Так что будет наш Штапич живее всех живых.
Лев Рыжков для портала Альтерлит
