Сергей умер 3 июля 2017 года. Умер не в Москве, не в своей постели, умер в Масачуссетсе. Честно скажу, не знаю, выступал он там, лечился или совмещал одно с другим, но и без этого мне попадались его видео и 16 и даже17 года. В общем, пел Сергей до последнего.
Я был с ним знаком не близко. Впервые встретились в нашем Бард-кафе, когда Гриша Данской устроил странный гастрольный тур для него, Оли Чикиной и самого себя, и назвал это «На собаках». Ну, те, кто знаком с о сленгом бродячих музыкантов, понимают, что речь о перемещениях на электричках. И они же реально ездили из города в город на электричках, да еще и развлеклись, подрабатывая пением в этих самых электричках. Или, если вспомнить тот же сленг – аскали. Молодые были, отчаянные и на кураже. Кажется – вчера было, а оказывается Сергея нет с нами уже 6 лет.
Есть у меня друг, который давно отошел от авторской песни, поклонник Ланцберга и всяческой классики, и очень скептически относящийся к авторской песне современной. Вот он меня удивил как-то, спросив, знаю ли я Сергея Труханова. Оказалось, что у него в машине почти постоянно звучат пара альбомов Труханова, и он его творчество знает, пожалуй лучше, чем я. И когда я ему сказал, что Сергей только-только выступал у нас в Бард-кафе на Молодежке, этот парень очень расстроился. Это и было-то, если не ошибаюсь, в 16 году. Сергей уже был болен, все об этом знали, но пел он на полную катушку, ни в чем не давая себе поблажек. Почти три часа для человека с тяжелой онкологией – это же немыслимо. Ну, конечно, в формате Бард-кафе, не подряд три часа – три отделения минут по 40 с двумя перерывами, за которые и чаю-то попить не успеваешь, а только немного поболтать со знакомыми, да сигаретку выкурить, если куришь, конечно. И сказать, что звучал Сергей как-то трагично, так ведь и не скажешь. Хотя сегодня уже понимаешь, о чем он тогда пел.
Уход Труханова оказался большой бедой. И не потому, что его как-то особенно любили, просто он ведь был в обойме авторов, которых и по сей день называют молодыми. Смерть молодых воспринимается по-особенному. Это, конечно, не было неожиданностью, но боль от этого меньше не стала. И продолжает болеть до сих пор. Просто это – несправедливо.
И это при том, что говорить о какой-то невероятной популярности Труханова не приходится. Сергей был автором несколько элитарным, не для всех. Сложные мелодии, сложные стихи, которые он постоянно где-то накапывал для своих песен. Кстати, куча поэтов , возможно, никогда бы и не появились в публичном пространстве, если бы не Сергей. Но для широкой публики он всю свою не длинную жизнь оставался автором одной хитовой песни. Уж это-то точно знали все поклонники авторской песни:
Я, кстати, тоже довольно долго, при всем уважении и даже понимании серьезности его песенной работы, вспоминая изредка о нем, вспоминал именно эту песню. Тут, как мне кажется, штука такая – к Труханову нужно было привыкать. Нет, слушать его всегда было в кайф, но вот запоминать его песни – это надо привыкать. Принять его немного странноватую мелодику и найти в ней богатство и разнообразие. Это с первого подхода не получается у большинства. Да и со второго тоже. Если уж совсем честно, по-настоящему Труханов со своими песнями начал входить в мою жизнь после смерти, как бы странно это не звучало.
Кстати, одна из самых-самых его любимых мною песен помогла мне уже серьезно увлечься его творчеством потому, что написана на стихи Арсения Тарковского. Зацепило сначала имя одного из очень уважаемых мной поэтов. Потом зацепило какое-то музыкальное шаманство, использованное Сергеем при прочтении этого стихотворения. И только после этого я вдруг сообразил, что это его шаманство – это же и есть его основной музыкальный язык. И вдруг стало легко слушать его даже не знакомые до того песни. Я услышал и понял за его причудливым аккомпанементом и глуховатым надтреснутым тенором живой пульс живой поэзии. Не скажу, что после этого странного открытия очевидного, Труханов оказался в числе моих любимых авторов. Так и не оказался, но возвращаться к его творчеству, не оцененному мной при жизни, когда это было так легко и доступно, я стал чаще. И похоже, эти возвраты – это уже навсегда.
Классику Сергей брал в работу не очень часто. Конечно, если учесть, что после него осталось более 400 песен, классики там есть, но все же намного чаще Труханов писал на стихи современных поэтов, часто молодых. Часто из эмигрантских русскоязычных поэтических кругов. Тем более, что ему, как я понимаю, на каждый концерт за рубежом приносили десятки сборничков такой поэзии. И он читал все это очень внимательно, время от времени влюбляясь в того или иного поэта так, что брался сразу за цикл. По сравнению с этим, классики у него не много, но, Господи, если уж она возникала, то более чем убедительно. Я знаю, что к песенным прочтениям Бродского в нашей среде очень ревностное отношение, а мне вот Бродский Труханова очень близок. Мне кажется – это и есть наиболее близкое самому поэту прочтение его стихов. Во всяком случае лирических стихов.
А начинал Сергей тоже с классики, причем с самой-самой бардовской классики. Одна из первых песен совсем молодого Сергея Труханова, с которой он по сути и возник в авторской песне, была написана на стихи Дмитрия Антоновича Сухарева. И это был большой риск – после привычного прочтения Сухарева Берковским и Никитиным, которые еще и дружили всю жизнь, и знали друг друга во всех нюансах, писать на Сухарева молодому автору опасно. Но он рискнул, и песенка более чем удалась, хотя уже в самом начале было видно и слышно, что в авторской песне появляется иной музыкальный язык, и к нему придется привыкать.
Конечно, Сергей писал на чужие стихи, он - композитор, но пару слов о поэзии, которую дарил нам Сергей Труханов, обязательно хочется сказать. Это очень особенная поэзия, где кажется ничего не происходит, где даже целая картина и полностью самостоятельный четкий образ отсутствует. Самое удивительное, что при этом это ведь очень эмоциональная поэзия, высокая поэзия. И это, кстати, еще одна причина, почему творчество Труханова не воспринимается с первой попытки. Стихи, что он поет, это всегда что-то вроде калейдоскопа – много маленьких, малозначащих деталек, казалось бы и не связанных между собой ничем, кроме случайного взгляда автора. Все эти детали – это совсем не то, что именно говорит нам поэт. Может показаться даже, что за этими нагромождениями деталей поэт зачем-то прячет от нас себя настоящего.
Знаете, есть такое редкое направление в живописи, больше во французской – пуантализм. Эти картины почти невозможно увидеть вблизи – россыпь цветных точек, не сказать клякс на холсте складываются в единый образ только если отойти подальше, и увидеть картину целиком, а не в деталях. У меня, во всяком случае, поэзия, выбираемая Трухановым ассоциируется именно с этой живописной техникой. Это очень круто, но это нужно уметь видеть. И, опять же, к этому нужно привыкать.
А закончить этот текст я хочу, вернувшись к его началу. Трагично. Но ведь и фигура в нашей песне крайне трагичная. На записях его последних концертов видно, что перед нами очень больной человек. Даже шапочка эта – это же не сценический образ, это – последствия химиотерапии. Но, друзья, и оптимизм тут какой-то невероятный. По сути прощаясь, Сергей поет мажорные, почти рокенролльные песни о юношеской любви. Это – сильно. А ведь он действительно пел почти до самого конца, раздаривая себя без остатка, ничего не оставляя себе самому, и это и правда очень сильно. И оптимистично.
Однако, эти его последние усилия потрачены точно не зря. Сергея Труханова с нами нет уже 6 лет, а вот песни его именно сейчас обретают второе дыхание. В нынешней Зеленой карете больше десятка его песен звучат в исполнении юных ребят. И порой так звучат, как не звучали и у автора. Я в финале хочу показать вам его песню в исполнении наших пермских ребят Сабины Чудиновой и Антона Бушмакина. Ребята сделали очень эмоциональную версию. Настолько эмоциональную, что и операторы, которые это снимали, заразились по полной. Это ведь – не профессиональная запись. Это записывали работники сцены нашего студенческого дворца культуры. Но, Боже, как они это вкусно сделали! Я вот не помню, чтобы они когда-нибудь использовали и двойную экспозицию, и так точно выставляли свет. Понятно, что со светом у нас всегда намного лучше, чем у большинства. Но тут все сделано не для красоты, а именно под конкретную песню. Я бы сказал, это дань памяти большого автора, и это обещает нам с вами еще много-много встреч с его потрясающим творчеством. Раз уж молодежь это принимает с благодарностью и любовью, у этих песен большое будущее.
